Иван Иванович Выжигин - Булгарин Фаддей Венедиктович. Страница 10
Я в испуге не знал, что делать; стоял на крыльце, смотрел на огонь и собирался плакать. Вдруг явилась Маша:
- Ванька! Я тебя ищу, ступай за мною.
Мы побежали опрометью через все комнаты в спальню моей барышни. Маша надела мне на голову мой картуз с галуном, который хранился в гардеробе барышни, дала мне узелок и коробочку, накинула на себя капот и велела мне за собою следовать. Мы пробежали чрез сад, перелезли чрез разобранный забор и очутились в поле, возле рощи. Там стояла коляска, запряженная четверкою лошадей. В темноте я не мог распознать, кто сидел в коляске. Маша села напереди; большой усатый лакей посадил меня на чемодан сзади коляски, а сам сел на козлы, рядом с кучером. Поворотили лошадей, шагом доехали до большой дороги, лежавшей от этого места в полуверсте, и помчались во всю прыть. Как ни был я измучен суетою и беготнею того дня, но не мог сомкнуть глаз. Пожар беспрестанно представлялся моему воображению, и я трепетал о судьбе моей барышни, полагая, по тогдашнему моему суждению, что, вероятно, все должно сгореть в доме, и что потому именно Маша спасается бегством вместе со мною. Я думал, что этот экипаж принадлежит кому-нибудь из гостей. В коляске я слышал шепот, но не мог различить слов и узнать говорящих по голосу. Наконец с утреннею зарей мы приехали на первую почтовую станцию.
ГЛАВА VI
БРАК, РАЗЛУКА С НОВОБРАЧНЫМИ
Когда я слез с чемодана и подошел к коляске, то чуть не вскрикнул от удивления, увидев Миловидина и барышню мою, Петронеллу Гологордовскую, которая, завернувшись в салоп, прильнула головою к плечу своего милого друга.
- Узнал ли ты меня, Ванька! - сказал Миловидин, улыбаясь.
- Как не узнать доброго барина!
Между тем Кузьма, усатый лакей, отправившийся на почтовый двор с подорожною, возвратился и объявил ответ станционного смотрителя, что нет лошадей. С этим словом Миловидин выскочил из коляски и побежал опрометью в избу, а я за ним. Смотритель сидел в халате за столом и перевертывал книгу, где записываются подорожные.
- Лошадей! - закричал грозно Миловидин.
- Нет лошадей, все в разгоне, - отвечал смотритель хладнокровно.
- Если ты мне не дашь сию минуту лошадей, - сказал Миловидин, - то я запрягу тебя самого в коляску, с твоими чадами и домочадцами: слышишь ли?
- Шутить изволите, - возразил с прежним хладнокровием смотритель. - Не угодно ли отдохнуть немного и откушать моего кофе, а между тем лошади прийдут домой.
- Черт тебя побери с твоим кофе! Мне надобно лошадей! - воскликнул с гневом Миловидин.
- Нет лошадей! - отвечал снова смотритель.
- Ты лжешь, по этой дороге никто не ездит, и я никого не встретил, - сказал Миловидин.
- Извольте проверить почтовую книгу.
- Я не хочу напрасно терять времени, и, вместо того чтобы считать страницы, пересчитаю твои ребра, - сказал Миловидин и приступил на шаг ближе к смотрителю.
- Вы напрасно изволите горячиться, - возразил последний, - извольте прочесть на стене почтовые постановления: вы увидите, что за оскорбление почтового смотрителя, пользующегося чином 14-го класса, положен денежный штраф до ста рублей.
- А, если тебе штрафу хочется, - сказал Миловидин, - то я заплачу втрое и так тебя употчую, что ты в другой раз, верно, не получишь штрафного вознаграждения, в этой жизни. Но, послушай, прежде я хочу поговорить с тобою порядком. Сколько надобно заплатить указных прогонов до первой станции?
- Шестнадцать рублей, - отвечал смотритель.
- Итак, я заплачу тебе вдвое, то есть тридцать два рубля, сверх того дам три рубля тебе, на кофе или на табак: вот тебе тридцать пять рублей; давай лошадей, или, ей-Богу, бить стану!
- Вижу, что с вами делать нечего, - сказал смотритель, - прийдется дать вам своих собственных лошадей. - Смотритель после этого высунул голову в форточку и закричал ямщикам: - Гей, ребята! запрягайте сивых, да поскорее, по-курьерски.
- Ты ужасный плут! - примолвил Миловидин, получая сдачу.
- Как же быть, ваше благородие, - отвечал смотритель. - Ведь жить надобно как-нибудь.
- Вот в том-то и вся беда, что у нас почти все делается как-нибудь, - сказал Миловидин, выходя из избы. Между тем запрягли лошадей - и мы помчались.
Трое суток мы скакали по большой дороге, без всякого особенного приключения. На всякой станции делали нам некоторые затруднения, потому что в подорожной не было прописано: _по казенной надобности_. Но Миловидны угрозами, бранью, криком и деньгами побеждал закоснелое упрямство станционных смотрителей, которые, по большей части, исполнение своей должности поставляют в том, чтобы скорее отправлять курьеров и задерживать едущих по своей надобности. На четвертые сутки, на самом рассвете, в виду города, мы своротили с большой дороги и, проехав лесом верст пять, остановились в деревне, перед крестьянскою избой. Здесь стоял на квартире приятель Миловидина, поручик Хватомский. Он выбежал из избы, помог Петронелле выйти из коляски и ввел ее под руку в свою квартиру. Тотчас послали за священниками, русским и католическим, которые здесь нарочно дожидались приезда Миловидина. Он показал им позволение вступить в законный брак и согласие католического епископа, или _индульт_, с так называемым _окошком_, то есть пробелом для вписания имен; чрез два часа оба обряда кончились: по-русски обвенчались в церкви, а по-католически - в доме священника. Отдохнув и пообедав у Хва-томского, новобрачные в сумерки отправились в город, где находилась квартира Миловидина. Для уничтожения различных толков, он не хотел иначе явиться в эскадрон, как с законною женой; эта предусмотрительность, без сомнения, делает честь его характеру.
Миловидин, прежде нежели отправился за своею невестою, убрал по возможности свою квартиру, для принятия жены. Он занимал две комнаты в доме богатого жида. Но как чистота не составляет принадлежности богатства между жидами, то Миловидин отделал квартиру на свой счет. Стены обклеил цветною бумагой, полы обили клеенкою; в задней комнате сделали из досок альков для спальни и эту перегородку завесили коврами. Окна украсили занавесами розового цвета. Миловидин у одной своей приятельницы, помещицы, жившей по определению консистории в разлуке с мужем, взял на подержание фортепиано, дюжину стульев, пару ломберных столиков и зеркало. Несколько пар пистолетов, турецких сабель и кинжалов, персидский прибор на лошадь и два ружья висели в гостиной вместо картин. Пирамида из чубуков с огромными янтарями и золотошвейными колпаками служила также к украшению комнаты. Словом, смотря по месту и обстоятельствам, комнаты Миловидина убраны были превосходно, и едва ли не с большим блеском и опрятностью, как у самого г-на Гологордовского. Сверх того, на фортепиано лежала большая кипа нот, выписанных нарочно из Петербурга, а в спальне, на полке, уставлено было несколько дюжин новых французских романов, с картинками. Миловидин не забыл ничего, чтобы сделать приятным свое жилище.