Иван Иванович Выжигин - Булгарин Фаддей Венедиктович. Страница 23

  - Тетушка! - сказал я. - Мне обещают хорошее место при Монетном дворе, в Москве. Но как для этого надобно несколько опытности, то один из моих знакомых, служащий по Горному правлению, хочет взять меня с собою в Оренбург. Он пробудет там не более четырех месяцев, для ревизии дел, и я буду при нем в звании письмоводителя. Возвратясь а Москву, я буду иметь право требовать штатного места, и мой покровитель ручается, что я тотчас буду принят в службу по его предстательству и за мои предварительные труды. Согласитесь, тетушка! Не лучше ли, чтоб я обязан был счастием самому себе и своим трудам, нежели вашим приятелям, которые, кажется, не очень меня любят? Вы знаете, что без офицерского чина мне нельзя показаться в люди.

  Тетушка долго не соглашалась расстаться со мною, но когда я рассказал г-ну Грабилину эту сказку, вымышленную Вороватиным, то он принудил тетушку отпустить меня. Один из приятелей Вороватина взялся сыграть перед тетушкою роль чиновника Горного правления и убедил ее поверить меня его попечению, обещая все возможные выгоды по службе. Тетушка снарядила меня в дорогу и порядочно наполнила мой бумажник. Даже Грабилин подарил мне пятьдесят рублей серебром. Добрый старичишка, князь Чванов, который из привычки, сделавшейся неисцелимою, ездил почти ежедневно к тетушке, также дал мне денег и рекомендательное письмо к губернатору. Простившись с тетушкою, я сел в коляску с приятелем Вороватина, а он сам ожидал нас за заставою. Я был точно как в горячке от борения противоположных чувствований, любви к тетушке, сожаления и грусти, что оставляю ее, и радостной надежды на свидание с Грунею, на женитьбу, приобретение богатства и независимости. Рассеянность дороги несколько успокоила меня; но я невольно всегда думал более о тетушке, нежели о Груне.

  ГЛАВА XI

  Я УЗНАЮ КОРОЧЕ ВОРОВАТИНА.

  ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР.

  ПРЕДЧУВСТВИЯ. КАПИТАН-ИСПРАВНИК

  - Сколько у тебя денег? - спросил меня Вороватин на первой станции.

  - Сто пятьдесят рублей серебром.

  - Прекрасный капиталец! - воскликнул Вороватин. - В твои лета немногие имеют столько денег в руках. Ты богаче меня, Ваня. Справедливость требует, чтобы ты платил за половину путевых издержек.

  - Я иначе и не думал, - отвечал я, - и хотел рассчитаться с вами по приезде на место.

  - Это все равно, - сказал Вороватин, - но как ты еще не привык обращаться с деньгами, то отдай их мне, на сохранение.

  - Они, кажется, лежат безопасно в моем чемодане.

  - Они лучше будут лежать в моем сундуке, под замком, - возразил Вороватин.

  - Как вам угодно! - сказал я и тотчас отдал ему мои деньги, оставив себе несколько серебряных рублей, на мелочные издержки. Несколько станций Вороватин был молчалив и задумчив; наконец он завел разговор самым важным и холодным тоном.

  - Неужели тетушка не говорила тебе никогда о твоем отце? - спросил Вороватин, устремив на меня проницательный взгляд.

  - Ничего, кроме того, что я вам сказал.

  - Странно, очень странно! - проворчал Вороватин.

  - Я не вижу ни малейшей странности, - сказал я. - Если б в жизни моего покойного отца было что-нибудь любопытное, то тетушка, верно, рассказала бы мне. Не знаете ли вы чего-нибудь? - примолвил я, смотря также в глаза Ворова-тину. - Вы очень обяжете меня, если скажете что-нибудь на этот счет.

  - А мне почему знать! - отвечал сухо Вороватин.

  - Если это так мало вас беспокоит, то зачем же эта недоверчивость?

  - Ты еще не знаешь женских уловок и хитростей, - сказал Вороватин. - Когда потерпишь от них, тогда будешь к ним недоверчив.

  - Я не имею ни малейшей причины не доверять моей тетушке, которая любит меня как родного сына, сделала для меня все, что только была в состоянии сделать, и готова всем для меня жертвовать.

  - Вот в том-то и сила, - возразил Вороватин. - И трудно верить, чтоб тетушка твоя, любя тебя, никогда не говорила тебе о состоянии твоего отца, о будущих надеждах и разных приключениях.

  - Хотя вы и давали мне советы, чтоб я не был никогда искренен, но я еще не научился следовать в точности вашим наставлениям, - сказал я с некоторою досадой. - Повторяю: о состоянии моего покойного отца, об его происхождении тетушка сказала мне все, что почла нужным, а приключения его, видно, незанимательны, когда она об них умолчала. Впрочем, я, возвратись в Москву, расспрошу ее подробнее об этом предмете, который до сих пор почитал маловажным.

  - Теперь поздно, - сказал Вороватин, с притворною улыбкой.

  - Почему же поздно? - спросил я.

  Вороватин вдруг засмеялся каким-то ужасным смехом и сказал:

  - Поживем - увидим! - Он обратил разговор на другие предметы и старался меня рассеять; но у меня налегла грусть на сердце: я был печален и молчалив. С этих пор доверенность моя к Вороватину исчезла и я стал опасаться, чтоб он не повредил мне у Груни, рассказав, чем я был прежде. Он, однако ж, стал по-прежнему ко мне ласкаться и обольщать надеждами насчет женитьбы и приобретения богатства.

  Мы остановились ночевать на почтовом дворе, в одном небольшом городке. К вечеру приехал на перекладных какой-то человек средних лет и остановился также на ночлег. Я приметил из окна, что Вороватин фамильярно поздоровался с новоприезжим, который, однако ж, наблюдал подчиненность в обращении с ним и не прежде надел картуз, как Вороватин велел ему накрыться. Они отошли за угол дома, к стене, где не было окон, и стали между собою разговаривать; но как ветер был с той стороны, то я, перешед в угольную комнату, слышал часть их разговора.

  - Ты слишком поторопился, Пафнутьич, - сказал Вороватин. - Надобно было бы подождать, пока я обживусь на месте и обдумаю способы. Ведь нельзя ж камень на шею да в воду.