Я тебя верну (СИ) - Вечная Ольга. Страница 42

Стон Данила вызывает дрожь. Низ живота горит, пульсирует. Я так сильно скучала по этому ощущению!

— Малышка. — Данил целует мою шею. Захватывает в плен мочку уха, касается языком. Насытиться не может. Зацеловывает меня, лижет, гладит, трогает. — Пока ты в трусах, спрошу.

Негромкий смешок из моего рта прячется в его шее. Я могу только дрожать и отдаваться, чутко реагируя на каждую его потребность, удовлетворяя.

— Без резинки… можно тебя? — шепчет Данил, опять нежа. Целует-целует-целует. — Наживую хочу.

Я быстро киваю.

Данил приподнимается, поспешно стягивает мои стринги. Падает сверху и обнимает меня крепко. Я оказываюсь в колыбели его рук, под ним. И уже в следующую секунду чувствую вторжение. Зажмуриваюсь, рот открываю, расслабляясь под напором.

Его горячее дыхание обжигает. Мои ноги скрещены на его спине. Данил совершает толчок, входя до упора.

Мы стонем друг другу в рот. И у меня, и у него губы сухие от нетерпения. Мы касаемся ими и шепчем что-то.

Толчок. Еще один. Еще. Быстрый, требовательный, подчиняющий.

Кайф растекается по венам и усиливается с каждым вторжением. Жар внизу живота становится нестерпимым. Неконтролируемый голод требует делать это быстрее.

Мы целуемся и облизываем друг друга без остановки. Оба в такт двигаемся. Я не понимаю, как так можно — сосаться и одновременно трахаться. Данил обнимает меня крепче и наполняет собой. Он так быстро дышит, мой большой, красивый, сильный. Мы не можем перестать целоваться. Поедаем приглушенные стоны друг друга, собственнически ловим вдохи и выдохи.

Первая горячка отпускает, я вцепляюсь в его плечи, а Данил меняет темп. Двигается размашистее. Равномерно наращивая скорость. Приближая неминуемый оргазм, который накатывает волнами.

Сначала омывает слабым и легким наслаждением, покалывающим нервы и кожу, заставляя сердце усиленнее гнать кровь по венам. Я замираю, готовясь.

Следующая волна намного жарче. Она почти убивает, почти перебрасывает, оставляя после себя злость и нетерпение.

Еще. Еще. Еще.

Я вцепляюсь в Даню.

Пульс шпарит на максимум. Тело напряжено, и болит каждая клеточка. На части разрывается.

Мы сливаемся в одно целое. Больше нет его и нет меня. Лишь наша обоюдная потребность в любви друг друга. Сильной, горячей, несломленной любви. Дурной и безрассудной, ранящей, временами жестокой. Но для нас самой главной. Важной. Ценной.

Мы любим друг друга телами и сердцем. Любим как обезумевшие, как истосковавшиеся в мучительной разлуке самые близкие люди.

Очередная волна накрывает с головой и почти уносит. Я делаю вдох и застываю.

Толчки становятся еще интенсивнее. Еще резче. Еще желаннее.

В следующее мгновение захлебываюсь! Меня перебрасывает за грань и взрывает. Интенсивные спазмы терзают низ живота, кайф растекается по телу. Спазмы сильные, острые до слез из-за долгой тоски. Из-за необходимости искать тепло у чужих людей, не дающих и крох того жара, в котором мы отогревали друг друга.

Язык Данила вновь ласкает мой. Я долго, ярко кончаю, откинувшись на кровати под сильным телом любимого, и отвечаю на его неутолимую потребность целоваться.

Мне тепло и сладко. Данил сжимает мои запястья и отводит их за голову, наши пальцы переплетаются. Он приподнимается на руках, продолжая двигаться. Я чувствую, что он уже близко. По его напряжению, по движениям, по эгоистичному желанию, которое он сейчас излучает. Ему кайфово. Большой, сильный, возбужденный до предела мужчина. Возбужденный мною.

Я обожала эти секунды раньше. И упиваюсь ими сейчас. Секунды до его оргазма. Его мощный темп набирает обороты, а потом сбивается. Я тут же понимаю: Данил хочет прерваться.

— В меня, — шепчу, не пуская. Пусть прошлое исчезнет. — Даня, в меня. Можно.

Данил отпускает мои руки и обнимает так крепко, что воздух выходит из легких. Он кончает в меня. Хрипло стонет, отчего по моему расслабленному, разнеженному телу прокатывается новая волна возбуждения и жажды. Я чувствую спазмы внутри себя и сжимаю сильно, чтобы Данилу было приятнее. И дольше.

Нежно глажу по голове, шее, плечам. Мой.

Данил делает еще несколько движений, затем переносит свой вес на матрас. Мы продолжаем обниматься, сплетенные руками и ногами. Я утыкаюсь в его шею и целую. Много-много раз. Пока он приходит в себя. Пока проживает мгновения после взрыва — тягуче-сладкие, дарящие долгожданное опустошение в теле и мыслях.

Потом мы снова целуемся. Уже медленно, нежно. Губы себе сотрем, наверное. Наверстать целых три года поцелуев за ночь...

— Мой Данечка, — дразню я.

В ответ он больно щипает за задницу, вызывая у меня хриплый смешок. Я прикусываю его губу. Угрожающе сжимаю ее зубами.

Даня не вырывается. Терпит. Лишь нежно поглаживает, где сделал больно.

То-то же. Разжимаю зубы, и мой бесстрашный снова пихает язык в мой рот. Отогревается.

В следующее мгновение поражает мысль: нельзя быть хорошей для всех. Но можно стараться быть лучшей для него. Для моего любимого.

Глава 35

Прежде чем открыть глаза, я потягиваюсь, а потом обнимаю дочку. Прижимаюсь губами к затылку Миры, прислушиваюсь к ее мерному дыханию и улыбаюсь, вспоминая, как смутился Данил, когда мы с ним, лежа в обнимку после душа, услышали топот маленьких ног.

Данил дернулся. Вскочил с кровати, ломанулся одеваться. Ну еще бы! Ведь в комнату зашла его леди, а он без штанов. Я же просто позвала сонную Миру по имени, обняла ее и уложила со своей стороны постели. Дочка тут же отрубилась.

— Я пойду спать в соседнюю комнату, — произнес Данил.

— Как хочешь. Но может, полежишь с нами немного? — Я приподняла край одеяла. — Совсем чуть-чуть. Кровать широкая.

Не хотелось, чтобы он уходил. Почему-то мне было страшно.

Даня пожал плечами и устроился с краю. Я повернулась к нему. Так и лежали в темноте. Слушали, как сопит Мира, пока не уснули.

Я открываю глаза, приподнимаюсь на локте и едва могу сдержать смешок. За полночи Мирослава умудрилась устроиться посередине и теперь удобно дрыхнет звездой, заняв половину матраса и сложив ноги на отца.

Пожалев Данила, я перекладываю дочь так, чтобы она приняла вертикальное положение. Обнимаю ее и снова проваливаюсь в сон.

В следующий раз будит меня Мирослава. Она садится и оглядывается. А потом трогает меня за плечо и шепчет:

— Мама, мама, вставай! — Заговорщически добавляет: — Тут папа!

— Я знаю, — шепчу в ответ. — Доброе утро, малышка. Папе было холодно одному, и мы его пригласили к себе. Ты не против?

Мирослава хмурится, потом отрицательно качает головой. Данил тем временем тоже открывает глаза.

— Папа проснулся, — сообщает Мира и принимается натягивать на него одеяло.

— Папа, тебе холодно? — причитает она. — Ты замерз?

Данил смеется.

— Спасибо, доча. Ты, как всегда, сама забота.

Не на шутку распереживавшаяся Мирослава не успокаивается, пока не укутывает отца по горло. А потом обнимает за шею и укладывается сверху. Данил поглаживает дочку по спине и закрывает глаза, дремлет. На самом деле еще очень-очень рано, мы почти не спали этой ночью.

Я смотрю на этих двоих и губы поджимаю. В груди глухо стучит. Болезненно-сладко сжимается. Данил открывает глаза и смотрит на меня, а я на него. Утром всё иначе, конечно. Мы натворили с ним дел, и теперь придется столкнуться с последствиями.

— Можно я не пойду сегодня в садик? — спрашивает Мирослава шепотом.

Видимо, чтобы я не слышала.

— Можно, — отвечает Данил.

— Ура! — кричит Мира, резко сев и в победном жесте подняв вверх руки. — Я не пойду в садик, — сообщает она мне. — Папа сказал.

— Ну раз папа сказал, — покорно сдаюсь.

Дальше мы расходимся по ванным комнатам. Я привожу в порядок Миру, а потом себя.

На мне отельный халат. И от мысли, что придется его сменить на вчерашнее платье, становится не по себе. Слава богу, нам удалось сохранить спокойствие перед дочкой. Мира суетится, носится по номеру, рассматривая детали интерьера. С удовольствием наряжается во вчерашнее платье и вообще ведет себя так, будто все превосходно. Она просто рада, что не нужно идти в садик. Ее день с самого утра прекрасен.