Хочу с тобой (СИ) - Вечная Ольга. Страница 13

Мысленно будто тяну руку к шторе. Такой, знаете, плотной, что свет не пропускает. За ней что-то точно есть, какая-то информация. Временами я думаю, что она имеет решающее значение. Схватиться бы за плотную ткань и сорвать ее к чертовой матери! А потом увидеть.

Ни разу в жизни не садился за руль пьяным. Когда пришел в себя в больнице, Злата сообщила, что в крови нашли алкоголь. Никто, кроме меня, не пострадал, поэтому Злата, умничка, подключила связи, и этот момент замяли. Но для нас обоих так и осталось загадкой — нахрена мне понадобилось садиться за руль выпившим? Какого фига я разогнался так сильно? Не справился с управлением и влетел в припаркованный поблизости, слава богу, пустой автомобиль.

Бред. У меня всё было в жизни. Зачем эти риски?

Возможно, я просто в какой-то момент спятил?

Иногда кажется, что после этой тупейшей выходки Злата начала меня бояться. И даже собиралась бросить. Но осталась из-за наследства. Которое у меня пытаются отобрать, как погремушку у беспомощного младенца.

Злость дает силы, открывает резервы.

Но боль от ударов ослепляет и дезориентирует. Остается только она одна — всепоглощающая, то тупая, то острая. Боль и дождь. Я помню, как подушка ударила в лицо. Помню этот момент. Но что было до? Что же?!

Молнии пронзают черноту неба, следом оглушает протяжный звук гудка машины.

Рядом останавливается белая девятка. Новая смена? Да сколько можно-то! И эти отлично справлялись!

Следом топот и крики. Крики, крики! Гром! Вдох-выдох. Меня не трогают. Вдох-выдох. Это что, помощь подоспела?

Я кое-как поднимаюсь на ноги, усилием воли удерживаю пищу в животе. Вытираю ладонями влагу с лица.

Дождь стеной, вокруг все дерутся, орут, стонут. Кто свой? Кто чужой? Охренеть вечерок! Потрахался, блть, со сладкой совершеннолетней девочкой. Я сцепляю зубы, сжимаю пальцы в кулаки, отвожу назад руку и врываюсь в толпу.

Твари сваливают, едва услышав вой сирен. Трое несутся в тачки, которые с визгом рвутся с места. Еще столько же лежат на земле, постанывают.

Ко мне подходит сын управляющего Павел и кладет руку на плечо.

Я вздрагиваю, не сразу понимая, что он свой. Пораженно оглядываюсь. Рядом еще четверо ребят, и это не кто иной, как... наши с Пашкой одноклассники. Да ну нафиг! Глазам не верю. Обросший цинизмом с юности, я редко чему-то удивляюсь. Но сейчас вдруг чувствую, как мурашки бегут по спине. Они приехали меня поддержать? Просто так?

— Данил, с возвращением на родину, — салютует Егор, низко гоготнув. — Мог бы позвонить, на шашлыки позвать для приличия. А не сразу в бой.

— Ты же знаешь меня и мои приоритеты, — отвечаю я, тоже рассмеявшись.

— Еле нашли тебя, тут три дороги, я думал, ты другой поедешь, —говорит Егор прерывисто, всё еще восстанавливая дыхание и вытирая кровь с губы. — Суки, совсем охренели! Тут местность просматривается на километр, даже не потрудились укромное место выбрать.

— Позиция удобная, — поясняю я. — Слева-справа канавы, не удрать. Дорогу перекрыли.

— Видели, что тебя колошматят, летели на всех парах. Ты теперь миллионер. Ходят слухи, что зазнался.

— Выжить бы, потом зазнаваться.

— А как ты хотел? Юг, блть!

— Спасибо, пацаны, рад видеть. Не представляете даже, как сильно.

— Всё, капец! Мы все сядем и надолго! — перебивает меня наш главный оптимист Павел, который, схватившись за голову, смотрит в сторону быстро приближающихся полицейских. — Это катастрофа! Мне нельзя в тюрьму, отец не переживет!

Мы едва успеваем пожать друг другу руки и обняться, как рядом тормозят аж три патрульные машины.

Я смотрю на старую, разбитую девятку Егора и задаюсь вопросом: как они туда влезли, пятеро взрослых мужиков? Поселковая магия. У Егора отец — талантливый столяр, но насколько помню, они всегда жили в нищете из-за его пьянства. У друзей детства свои невеселые судьбы. И моя не слишком-то выделялась. По крайней мере, до смерти Кулака.

Дальше полицейские нам, как победителям, заламывают руки и провожают до участка, где упорно делают вид, что понятия не имеют, кто я такой.

Телефон я свой утопил в луже еще в начале драки. У парней же трубки отбирают первым делом, орут, угрожают.

Егор сам не свой — оказывается, это не первый привод, может сесть. Его лицо чернее лица Павла, который хоть и любит поныть и пожаловаться, но заподозрил неладное и организовал спасательную операцию. Прям как в детстве.

Нас мурыжат до самой ночи, и только в половине одиннадцатого меня, наконец, вызывают поговорить.

— Начальник прибыл. Миронов, вперед, — рявкает полицейский и смотрит прямо на меня. — Остальным сидеть и не рыпаться.

Я поднимаюсь, киваю парням, что не брошу их, а потом выхожу из камеры.

Хоментовский — ржачная фамилия. Помню ее. Этот дятел уже работал в полиции, когда я школу заканчивал. Мы, правда, не пересекались. Не было необходимости.

Но увидев лицо капитана, мрачнею сразу же. Это тот самый отчим, о котором трещала без умолку Марина.

И который выводил беременную Варвару из храма под хищные взгляды прихожан.

Я смотрю на него, он на меня. И кажется, что время останавливается.

Глава 13

— Смелее, — приглашает Хоментовский, списывая заминку на мою неуверенность.

Сколько же омерзительных сплетен крутится вокруг этой семьи! Верить я им не спешу — сам знаю, как сильно пустые разговоры могут повлиять на судьбу человека в небольшом поселении. Но и игнорировать тоже не стану.

Захожу в заурядный кабинет, плюхаюсь на потертый стул и сходу прошу сигарету. Хоментовский охотно угощает. Я тут же жадно втягиваю в себя едкий никотин. Это снижает градус напряжения и позволяет сосредоточиться.

— Добрый вечер, Данил Андреевич, — вежливо здоровается капитан. Даже кажется, что в его глазах мелькает сочувствие. — Расскажите теперь мне, что случилось.

Я прищуриваюсь.

— Добрый, Семён Игоревич. С повышением вас. — Оглядываю кабинет. — Говорят, вы недавно место получили.

— Благодарю. Но давайте ближе к делу.

Передо мной довольно молодой мужик, лет под сорок. Высокий, подтянутый, с современной стрижкой. Брюхо, в отличие от большинства его коллег в станице, не висит, и даже намека на жир нет. Черты лица, как сказала бы Злата, правильные, располагающие.

И тем не менее внутри зреет неприязнь на каком-то подсознательном уровне. Адреналин всё еще в крови плещется, наверное, дело в нём, но мне упорно хочется драку продолжить и морду капитану набить.

Вкратце, без эмоций, объясняю, как меня подкараулили и били, пока не подоспела помощь.

— Ваши одноклассники? — приподнимает он брови.

— Да.

— Вы дружите? Не знал.

— Можно сказать и так. Иначе бы за меня разве вступились?

— Вас не было столько лет. Удивительно.

— У дружбы нет срока давности, — парирую я.

Пару ударов сердца мы молчим.

— Не тянуло всё это время на родину? — недобро усмехается Хоментовский.

— Не очень, — произношу я, разминая побаливающие кисти рук.

— Как жизнь в столице?

— Потрясающе. — Я провожу тыльной стороной ладони по губе, вижу на ней кровь. Поднимаю глаза на мента. И думаю о Марине.

Здоровый мужик, в погонах и при власти. Почему она его боится?

Подаюсь чуток вперед. Почему. Она. Блть. Его боится?

Вспышки ярости такие сильные, что отвожу глаза в сторону.

Удар подушки безопасности по лицу, а потом темнота. Но что было до?

Встряхиваю головой, прогоняя очередную вспышку из прошлого.

Хоментовский протягивает мне салфетку, я промокаю ею рот и подбородок. Потом вытираю руку.

— С вами всё в порядке, Данил Андреевич? — интересуется Хоментовский с участием. — Врача вызвать?

А можно?

— Терпит, — говорю вслух. — Чуть больше месяца назад я попал в аварию, с тех пор меня преследуют головные боли.

— Сочувствую. Хорошо, что всё обошлось. Да уж, ситуация, в которой вы оказались, не из простых. Если всё так, как вы утверждаете, то повезло, что ваши одноклассники прибыли на место. Кстати, как они узнали?