Имя Зверя - Истерман Дэниел. Страница 46

Глава 36

Он лежал в кровати, прислушиваясь к едва слышным звукам, доносившимся из внешнего мира. Он не знал, что происходит в городе. Пять раз в день он слышал призыв к молитве из соседней мечети Юсуф-эль-Шурбаджи. Чтобы попасть на небо, нужно так мало веры — с горчичное зернышко. И так мало неверия, чтобы попасть в ад, — достаточно взглянуть на женское лицо. Майкл никогда не ощущал такого глубокого отчаяния.

Иногда он сидел в кресле у маленького окна и смотрел на улицу. Окно выходило в мрачный дворик с кипарисами и павлинами, бродящими по замерзшей траве, не засыпанной снегом. К вечеру по стене протягивалась тень от высокого минарета. Когда-то здесь работал фонтан, маленький бронзовый фонтан, оживлявший дворик, но сейчас он был сух и засыпан листьями и мусором.

Почему Пол бросил его? Сперва отец, затем Кэрол, теперь Пол. Предательство завелось в его семье как вирус. Предательство Пола было труднее перенести. Как и все неверующие, Майкл ждал от верующих совершенства.

Доктор Ибрагимьян регулярно навещал его, принося еду и лекарства. Лицо и жесты маленького доктора носили следы неизгладимой печали. Уголки его рта были постоянно опущены вниз, затуманенные, расстроенные глаза запали. Он был изгоем в собственной стране, человеком без дома и без памяти о доме.

Майкл расспрашивал его о том, что творится во внешнем мире. Ибрагимьян говорил, что боится. На врачей и всех, кто мог опровергнуть официальные сообщения о распространении эпидемии, объявили охоту. И на иностранцев. Их выслеживали и отправляли в лагеря. Среди коптов росла тревога. В Минье случились беспорядки.

Доктор принес маленький радиоприемник, и Майкл мог ловить местные передачи. Но он быстро уставал от речей и проповедей, от бесконечных цитат из Корана и непрерывных молитв. Новостей было очень мало, а те, что были, оказывались так же бессодержательны, как рыхлый белый хлеб. Когда ему надоедало слушать радио, он сидел у окна, глядя во двор. Несколько раз он видел, как кто-то приходил и уходил, — сутулая фигура в темной одежде. Когда он спросил Ибрагимьяна, кто это такой, доктор пожал плечами и ничего не ответил.

В воскресенье никто не служил мессу. Отец Доминик все еще находился в госпитале. Пол так и не появился. Тех немногих прихожан, которые желали выслушать мессу, отвезли на машине в церковь Святого Семейства в Эль-Маади. Майкл провел весь день за книгами, но когда в тот вечер ложился спать, не мог вспомнить ни слова из прочитанного.

В понедельник Ибрагимьян не пришел. Майкл нашел в кухне немного еды и приготовил себе обед, но потом его стошнило. По радио новостей не было. Один раз он услышал на улице крики, но, когда выглянул, никого не увидел. Призывы к молитве, как и раньше, продолжались — пять раз в день. Как-то он услышал голоса играющих детей. Больше они не повторялись. Ибрагимьян не пришел и во вторник.

В тот вечер Майкл решил сходить в церковь. Днем он слышал какие-то звуки, доносившиеся оттуда. Ибрагимьян не показывался, и он, конечно, беспокоился. Кроме того, ему надоело день за днем сидеть в одиночестве в крохотной комнатке.

От дома священника к церкви вела через двор дорожка, залитая потрескавшимся цементом. Майкл поспешно прошел по ней, направляясь к боковой двери церкви. Над его головой мерцали звезды. После новолуния прошло двенадцать дней, и луна висела в небе огромным шаром. Он что-то когда-то слышал о связи между луной и чумой — что эпидемия достигнет пика, когда завтрашняя луна пойдет на убыль?

К удивлению Майкла дверь церкви оказалась незаперта. Он положил непонадобившийся ключ в карман и проскользнул внутрь, захлопнув за собой дверь. Знакомый запах воска и благовоний застал его врасплох, моментально вернув его в детский мир надежд и заблуждений. Он зашел в ризницу, нашарил около двери выключатель, и маленькую комнатку залил мерцающий свет флюоресцентной лампы. В открытом шкафу висели церковные одеяния. На столе сложены неровной кучкой пачки свечей. На низкой полке стояло множество служебников на разных языках. На стене висела фотография нынешнего Папы, со щеками, ввалившимися от болезни.

С другой стороны двери, ведущей в собственно церковь, раздался тихий звук. Еле слышный, торопливый звук, тут же затихший. «Мыши, — подумал Майкл, — или крысы». Мысль о крысах встревожила его. Они были главным разносчиком чумы. Майкл протянул руку и выключил свет.

У него был с собой пистолет, «хелуан», отобранный у агента мухабарата. Днем Майкл почистил и смазал его, найдя маленькую бутылку с елеем. Без сомнения, использовать елей для смазки пистолета было грешно, но для Майкла безопасность была важнее грехопадения. Затвор двигался плавно, но произвести пробный выстрел не было возможности, и ему оставалось только надеяться, что пистолет не подведет его.

Затаив дыхание, Майкл чуть приоткрыл дверь, не зная, заскрипит ли она. Он никак не ожидал увидеть зрелище, которое предстало его глазам.

В первое мгновение он подумал, что в церкви пожар. Казалось, что кто-то достал с неба луну и, разорвав ее на кусочки, раскидал их в приступе безумия по спящей церкви. Мерцающее пламя тысячи свечей бросало отблески на маслянистое дерево, цветное стекло и трепещущую, сверкающую позолоту росписей. Свет плясал среди теней, и все же, как ни странно, церковь оставалась темной. Майкл осторожно вошел в церковь, услышав при этом другой звук — шарканье ног со стороны главных дверей. Он обернулся и успел увидеть темную фигуру, скрывшуюся в ночи. Майкл бросился в погоню, на бегу неловко вытаскивая из кармана пистолет.

Дверь распахнулась. Пять ступеней паперти вели к короткой тропинке к воротам. Ворота выходили на улицу. Майкл среди непроглядного мрака услышал, как захлопнулись ворота. Он побежал к ним, открыл и, высочив на улицу, увидел, как неизвестный вскочил в коляску маленького мотоцикла. Водитель пнул ногой стартер, мотор затарахтел, и мотоцикл, скатившись с тротуара, умчался в ночь.

Улица была узкой и пустынной. Майкл прислонился к воротам, замерзший и ослабленный своим внезапным, бессмысленным порывом. Где-то залаяла собака, встревоженная треском мотоцикла. Водитель прибавил оборотов, и рев мотора постепенно затих в ночи. Собака продолжала некоторое время лаять, к ней присоединились другие псы, затем умолкли. Послышался женский голос. В соседнем доме кто-то громко заплакал. Майкл устало побрел обратно к церкви.

В темноте спокойно горели свечи. Он осторожно шагнул вперед, закрыв за собой дверь, слыша, как в груди стучит сердце. Что-то здесь было не так.

Слева от него стояла высокая гипсовая статуя Девы с Младенцем. Кто-то ярко-красной краской подрисовал ей соски. Ее лица Майкл не видел, потому что на статую была нахлобучена козлиная голова с широкими, перекрученными рогами и жидкой бородой, закапанной кровью. Майкл пытался отвести глаза, но не мог. Его взгляд неудержимо притягивало к себе это жуткое богохульство.

Наконец он отвернулся. Статуя Св. Иоанна Крестителя на другой стороне церкви была обезглавлена. Кто-то привязал к ней пенис животного — быка или верблюда, Майкл не мог определить. Пламя свечей заливало безголовый торс. Одна свеча догорела до подсвечника и погасла.

В центре нефа к алтарю тянулся ручеек крови. Майкл почувствовал, что сердце у него заколотилось в предчувствии чего-то страшного. Он, как участник жуткой полночной мессы, медленно пошел по приделу. Свечи по обоим сторонам оплывали. На белом покрове алтаря была написана фраза по-арабски, вторая половина стиха из Корана, описывающего смерть Иисуса: «ма каталуху ва ма салабуху валакин шуббиха лахум» — «Его не убили и не распяли, но показали им вместо него другого, похожего на него».

Майкл поднял глаза. Над алтарем возвышался крест. С него сняли гипсовую фигуру Бога, заменив трупом человека. Его раздели, оставив только залитые кровью трусы, привязали к кресту толстыми веревками, прибили руки и ноги гвоздями и надели на голову венец — не терновый, а сделанный из сломанных бритвенных лезвий, покрытых засохшей кровью. Голова распятого была наклонена, и лицо оставалось невидимым.