Имя Зверя - Истерман Дэниел. Страница 90

— А он мог ее построить? Эль-Куртуби?

Айше покачала головой:

— Майкл, взгляни на нее. Чтобы построить такое сооружение, нужны годы, даже если использовать современные методы. Мы бы давно узнали. Должно быть, он откопал ее. И весьма недавно.

— Ты можешь сказать, какого она времени?

Айше задумалась:

— Судя по форме, она не может быть древнее четвертой династии. Не раньше 2500 года до нашей эры. Последние настоящие пирамиды, о которых мы знаем, могли быть построены в двенадцатой династии. Около 1600 года до нашей эры. Пока что я больше ничего не могу сказать. Тут могут быть надписи. Если внутри пирамида так же хорошо сохранилась, как снаружи, определить ее возраст будет несложно.

Они поднялись к двери. Очевидно, прежде она была заложена камнями, которые сейчас были свалены на верхних ступеньках и около входа. От двери внутрь пирамиды вел темный проход, освещенный цепочкой голых электрических лампочек.

— Видимо, у них тут где-то есть генератор, — пробормотал Майкл.

Голландец ждал наверху. Когда они вошли в пирамиду, он повел их по проходу. Стены были сделаны из массивных блоков голого известняка, на которых изредка можно было различить пометки, сделанные красной охрой.

— Это пометки из каменоломни, — прошептала Айше, указывая на них. — Если бы я могла рассмотреть их, они могли бы сказать нам что-нибудь об этом месте. Я полагаю, что сами блоки были привезены сюда из Джебелейна. Их, видимо, везли через оазисы Харга и Дахла.

— Значит, ты думаешь так же, как и я?

— То есть?

— Что мы находимся к западу от Дахлы.

Айше кивнула:

— Более или менее.

Коридор поднимался под углом примерно в двадцать градусов. Через каждые пару футов в полу были ступени, что облегчало подъем. Лампы освещали потолок, такой низкий, что Голландцу приходилось нагибаться. Внезапно подъем кончился, и они оказались в горизонтальном коридоре, который был и шире и выше. Стены здесь были облицованы полированными гранитными плитами, на которых виднелись четкие выгравированные силуэты высоких фигур богов.

В конце коридора деревянная лестница уходила в темное отверстие. По обеим сторонам ее висели два толстых каната, которые, очевидно, были подвешены, чтобы облегчить спуск Папе. Спустившись по лестнице, они оказались в большой погребальной камере, заполненной саркофагами и многочисленными непогребенными мумиями. Невозможно было сказать, сколько их здесь. Лампа давала слишком мало света, чтобы можно было оценить размеры помещения. Тут могли находиться тысячи тел, как в братской могиле.

Среди ярко раскрашенных саркофагов был проход. Голландец подвел их к низкой двери, за которой оказался узкий туннель, поднимающийся вверх под небольшим углом. Пройдя по нему пятьдесят или шестьдесят ярдов согнувшись, едва ли не ползком, они оказались в гораздо более просторном поперечном коридоре. Голландец повернул налево.

Еще ярдов через десять коридор внезапно закончился деревянной дверью — тяжелой, украшенной накладками из сандалового дерева и висевшей на медных петлях. В ней были современный засов и замок. Голландец открыл дверь, приказав им заходить.

Комната, в которую они попали, была маленькой и темной. На гвозде рядом с дверью висел небольшой медный подсвечник со свечой. Голландец достал из кармана коробок со спичками и зажег свечу.

— Пока вы должны оставаться здесь, — сказал он. — Не пытайтесь убежать — снаружи будет стоять Масуд.

— Зачем вы привели нас сюда? — спросил Майкл.

— Доктор Манфалути должна быть здесь. Вы — тоже. Я поговорю с вами позже. Позже вам дадут еду и питье.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел. Дверь затворилась, замок защелкнулся.

Эта была еще одна погребальная камера, вся забитая мумифицированными телами детей. На многих мумиях покровы отвалились, обнажив высохшую плоть или белые кости.

Они сидели прислонившись к стене и отдыхали. Здесь им почти не было страшно. Темнота была старым союзником, кости — просто костями, шуршание пауков — признаком жизни.

— Что, если мы заснем? — спросила Айше. — Заснем и никогда больше не проснемся?

— Ты этого хочешь?

— Возможно. Нам будут сниться сны.

— Сны? Я устал от снов, — сказал Майкл.

Подумав о том, где они оказались, о высохших мумиях, с которыми они делили комнату, он вспомнил две строчки из пьесы Йейтса «Сон костей» и тихо прошептал их про себя:

Сухие кости спят горьким сном,

Скрывая сияние солнца.

— Что это? — спросила Айше.

— Стихи, — ответил он. — Просто старые стихи.

Ночь за ночью ей снится любовь,

Объятья любимого человека.

Айше повернулась лицом к нему. В полутьме они почти не видели друг друга. Она прикоснулась к его губам пальцами, погладила его по щеке.

— Я не сплю, — сказала она. — Наши тела нам не снятся.

Он запустил руку в ее сухие волосы.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Пусть даже больше у нас ничего нет.

Они долго сидели в полной тишине. За дверью раздался кашель Масуда, их сторожа, затем — снова тишина. Майкл пытался осмыслить, что происходит, куда Голландец повел Папу.

— Майкл?

— Да? Что такое?

— Вон там на стене я вижу надпись.

Айше поднялась и сняла лампу с гвоздя. Подойдя к стене, она подняла свечу, и в ее пламени стал виден фрагмент большой росписи с фигурой фараона, обращающегося к Анубису. Над фигурой царя виднелась длинная надпись черной краской. Поднявшись на цыпочках, Айше протерла ее рукой.

Надпись была вполне разборчива. Айше медленно начала читать.

— "Хиат-сеп меджу, абд меджу, ахт су 21, хер хем ен нетжер нефер неб атву насут-биту..." — Она остановилась. — Года второго, первого месяца Разлива день 21-й под Правлением доброго брата, господина двух земель, Царя Верхнего и Нижнего Египта, Сенвосрета, сына Ра, Хакауре, даровавшего жизнь навсегда и навечно, Ра-Харахти...

Она снова сделала паузу.

— Ты слушаешь?

— Конечно.

— Хакауре — первое имя в картуше фараона Сенвосрета III, пятого царя двенадцатой династии. — Айше ненадолго задумалась. — Я не помню точно, но он жил где-то в первой половине двенадцатого века до нашей эры. Продолжать?

Майкл кивнул.

— "...Птаха Южной — Стороны — Его — Стены, Владыки Онхтоу, Мут, Госпожи Ишру и Хунс-Неферхотпе, поднявшегося на трон Гора над Живыми, как и его отец Харахти, навсегда и навечно". Боюсь, что в те дни им приходилось долго добираться до сути. «В этот день закончена пирамида Великий Бог Ра на Горизонте Атона».

— Извини, я не понял. Они считали, что пирамида — Бог?

Айше покачала головой:

— Нет. У каждой пирамиды есть свое собственное имя. «Прекраснейшая из всех пирамид» или «Пирамида Духа Ба». Эта пирамида называется «А Ра'м ахт Атон».

Внезапно она замолчала.

— Айше в чем дело?

Она беспомощно посмотрела на него. В ее широко открытых глазах был ужас.

— О Боже, Майкл, я знаю, что это за место.

Он почувствовал, как его пробирает дрожь.

— Оно упоминается в папирусе птолемеевского периода, где объясняется происхождение одного греческого слова. В древнем египетском письме не было гласных. Поэтому греки просто добавляли их.

Она умоляюще посмотрела на Майкла, как будто его непоколебимый английский здравый смысл мог уберечь ее от открывшегося ей знания.

— Армагеддон, — произнесла она еле слышно. — «А Ра'м ахт Атон» превратилось в Армагеддон. Вот куда мы попали, Майкл. Вот что это за место.

Глава 79

Он был готов ко многому, но только не к этому. Его стражи вели его — заботливо, но неуклонно — по длинным коридорам и шахтам пирамиды, пока не оказались у высокой двери из эбенового дерева, инкрустированной иероглифами из слоновой кости, которые он не мог прочесть. Внутри огромной могилы — именно так он думал о пирамиде — было ужасно холодно, и ему казалось, что они никогда больше не увидит солнца. Маленькие желтые лампочки не могли разогнать тьму внутри каменной громады.