Освобождение (ЛП) - Лейк Кери. Страница 44

Ее ногти скользят по моей шее, и я напрягаюсь при мысли о том, как они царапают мою мокрую от пота спину.

— А если нас поймают?

Схватив ее за запястье, я чувствую, как бьется под моими пальцами ее пульс.

— Нас не поймают, — слова с трудом проскальзывают сквозь мои стиснутые зубы, пока я из последних сил пытаюсь сохранить самообладание рядом с этой женщиной. В конце концов, это похороны ее бабушки.

— Мне тебя не хватало, — положив голову мне на грудь, она опускает руку и гладит меня в области паха. — О, святой отец, не могу передать словами, как сильно мне не хватало Вас на этой неделе.

— Айви, — в моем голосе звучит предупреждение, столь же бессильное, как и моя решимость трахнуть ее прямо здесь, у себя в кабинете. — Сейчас не время.

— Сейчас самое подходящее время. Мне так нужно было отвлечься. И вот ты здесь, — она откидывает вуаль своей шляпки, обнажая эти ярко-красные губы, которые так и молят о поцелуе. Черт бы побрал эту женщину. Черт бы ее побрал. — Так отвлеките же меня, святой отец.

— Ты просто напрашиваешься на то, чтобы нас поймали.

— А ты просто напрашиваешься на то, чтобы меня трахнуть. Я вижу это по твоим глазам, — Айви касается губами мочки моего уха, проводит зубами по коже. — Я уже говорила, что на мне нет трусиков?

От ее слов у меня в голове предстает образ, от которого по телу проносится дрожь.

— Это ужасно самонадеянно с твоей стороны. А что, если бы я сегодня не явился?

— Ты обещал. А я знаю, что ты человек слова. Но уверена, что Руис был бы счастлив…

Я хлопаю ее ладонью по губам, придя в бешенство при одной мысли о том, что к ней может притронуться другой мужчина, даже такой безобидный, как Руис.

— Ты хочешь, чтобы я согрешил прямо здесь, в церкви? Чтобы осквернил тот самый стол, за которым исполнял свои обеты?

Не сводя с меня глаз, она тяжело дышит через нос.

Я убираю руку от ее рта и практически ощущаю вкус этих губ.

— Скажи, что это тебя не заводит, и я уйду.

Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не придушить эту женщину. Это прекрасное, необычайное создание, которое возбуждает меня так, что я не смею признаться вслух. Только не здесь.

Не говоря ни слова и не сводя с нее своих пылающих гневом глаз, я лезу ей под юбку и чуть не слетаю с катушек, когда провожу пальцем у нее между ног и понимаю, что про трусики она не наврала. Сжав в ладони нейлоновый материал ее колготок, я дергаю его и слышу, как они рвутся. Губы Айви приоткрываются, а затем растягиваются в злорадной улыбке. Через дырку в ее колготках я засовываю в нее пальцы по самые костяшки и, вынув их, чувствую оставшуюся на коже влагу. На стене напротив висит распятие, Христос усталыми глазами смотрит на то, как я снова погружаю в нее свои пальцы. А затем снова. И снова.

Ее стоны и прерывистое дыхание, полуприкрытые от похоти глаза, распаляют меня еще больше, подтверждая то, что мне и так уже известно: я не могу отказать этой женщине, даже когда на карту поставлены моя добродетель и репутация.

— Пожалуйста, святой отец. Трахните меня.

Стук в дверь дрожью скатывается у меня по спине, и Айви ныряет под стол, так, будто мы это репетировали.

Я откашливаюсь и сажусь, врезавшись коленями в то, что, как мне кажется, является ее плечом.

— Да, войдите.

В приоткрытую дверь заглядывает Руис и проходит в кабинет.

— Прости за вторжение, но ты случайно не видел мисс Мерсье? — спрашивает он со своим сильным акцентом. — Я хотел кое-что у нее спросить, прежде чем ее бабушку повезут в крематорий.

— Я... если увижу ее, обязательно передам, что ты ее искал.

Что-то касается моего паха, и, снова откашлявшись, я ерзаю на стуле. Затем дергаю коленом, чтобы Айви прекратила, наконец, эту пытку.

— Спасибо, что так быстро откликнулся и провел панихиду.

— Без проблем. Надеюсь, в Нью-Йорке все в порядке.

— Да.

Кто-то внизу хватает меня за яйца, и, чтобы не вскрикнуть, мне приходится прикусить внутреннюю сторону щеки. Я чувствую, как по моим боксерам скользит замок расстегивающейся молнии, и тянусь под стол, чтобы это прекратить, но Айви отталкивает мою руку, а шум привлекает внимание Руиса.

— Дэймон, у тебя все в порядке? Ты сегодня кажешься каким-то... напряженным.

Айви достает из брюк мой член, и мне в пах ударяет прохладный воздух. Она проводит рукой по всей длине, и я судорожно сглатываю, прижав локти к столу.

— Синдром смены часовых поясов, — выдыхаю я.

— Ах, да. Ты, наверное, устал. Возможно, тебе стоит немного вздремнуть.

Напрягшись всем телом от ее натиска, я зажмуриваюсь и, когда Айви своими влажными губами засасывает мой член в рот, такой теплый и нежный, мне приходится сжать пальцы, чтобы не вцепиться в них зубами.

— Наверное, ты... прав. Мне... не… очень хорошо, — у меня в легких замирает воздух. Айви проводит языком по влажной головке, и я задерживаю дыхание.

Озабоченно сдвинув брови, Руис наклоняет голову.

— Тебе что-нибудь нужно? Я с радостью помогу.

На долю секунды, я представляю себе на месте рта Айви руку помогающего Руиса, и мне хочется съежиться, но вместо этого я отчаянно мотаю головой.

— Я... лучше вздремну. Как ты и советовал, — прерывисто выдыхаю я и с побелевшими от напряжения руками жду, когда он свалит к чертовой матери из моего кабинета.

— Хорошо, хорошо. Может, пообедаем вместе?

— Конечно. Обед... обед… идёт.

— Отлично, я закончу с Айви и встречусь с тобой в доме приходского священника.

— Ладно, я тоже закончу с Айви, — при этих словах меня охватывает паника, и когда Руис в замешательстве наклоняет голову, я издаю нервный смешок. — Я имею в виду документы. Когда я закончу... с бумажной работой.

— А, ладно, — кивнув, он поворачивается и выходит из кабинета.

Как только за Руисом закрывается дверь, я отталкиваюсь от стола, разъяренный и такой твердый, что моим членом можно забивать гвозди. От ее пытки на нем остались следы губной помады, и, когда Айви поднимается на ноги, я толкаю ее на свой стол.

— Ты понятия не имеешь, с чем играешь, женщина.

— О, еще как имею, — она проводит языком по губам, и у меня по спине снова пробегает дрожь, а ноющая боль в яйцах становится просто невыносимой. — Он уже много раз был во мне.

— Тебя ищет Руис. Тебе лучше его найти, — я перевожу глаза на ее рот, затем обратно. — Сначала вытри помаду.

Айви бросает взгляд на мой пах, затем снова на меня.

— Тебе бы тоже не помешало вытереть помаду.

С большой неохотой я убираю член в брюки и поправляю рубашку.

— Я приду к тебе сегодня вечером. Ровно в шесть.

Ее лицо становится настолько самодовольным, что мне хочется сбить эту ухмылку у нее с губ.

— Буду ждать с нетерпением.

— Не снимай колготки, — наклонившись, я целую Айви в щеку, намеренно избегая ее красных губ. — И эти туфли на каблуках тоже.

Приподняв бровь, она вытирает размазанную помаду той же салфеткой, которой совсем недавно промокала слезы.

— Да Вы извращенец, святой отец.

— Я же просил, когда мы этим занимаемся, называть меня Дэймон.

— А мне нравится называть тебя «святой отец». Звучит совсем как «папочка», — обвив рукой мою шею, Айви целует меня в щеку, и как только она отстраняется, я провожу по этому месту рукой, чтобы стереть улики. — А еще я накрашу губы свежей помадой.

Пока она идет к двери, я пялюсь на ее ноги, и черные колготки напоминают мне о дыре, которую я проделал всего несколько мгновений назад.

Проклятье, эта женщина меня погубит.

Вернувшись в дом приходского священника, я гляжу, как Руис осторожно откусывает свой панини с ветчиной и сыром. Этот парень обращается со своим обедом так же трепетно, как со святыми дарами во время причастия. (Панини — итальянский закрытый бутерброд, жарится под рифленым прессом — Прим. пер.)

— Ты ведь с юга, верно? — спрашиваю я, прежде чем запихнуть в рот кусок бутерброда.