Освобождение (ЛП) - Лейк Кери. Страница 60

Я осторожно выскальзываю в проход и вижу кассира, который дрожащими руками набирает на телефоне какой-то номер.

— ¡Ayúdame! Меня ограбили! (¡Ayúdame! (исп.) — «Помогите!» — Прим. пер.)

Пока он в панике кричит в телефон, я выбегаю из магазина. Не сводя глаз с грабителей, я сажусь в машину и выезжаю на главную улицу.

Держась на расстоянии нескольких машин, я следую по проселочным дорогам за серебристой Тойотой «Такома», всё больше удаляясь от оживленного центра в более жилые районы города.

Выключив фары и не заглушая двигатель, я стою в темноте и наблюдаю за тем, как автомобиль выруливает на подъездную дорожку, а затем скрывается за домом. Даже с поднятыми стёклами мне слышна гремящая в доме музыка, и сквозь выходящее на улицу окно я вижу набившуюся в него толпу людей.

Я не решаюсь войти внутрь, понимая, что здесь вполне могут быть члены картеля. Вместо этого я жду и наблюдаю за происходящим. Девушки ёрзают у парней на коленях, несомненно, занимаются у всех на виду сексом, другие танцуют, целуются друг с другом. Красные пластиковые стаканчики свидетельствуют о наличии алкоголя.

Где-то через час из дома, спотыкаясь, выходит девушка, за ней по пятам следует парень. Обхватив руками голову, она покачивается на ногах, и невооруженным глазом видно, что она пьяна. Я опускаю окно и слежу за ними из-за тени от высоких кустов.

— Спасибо, что взялся подбросить меня до дома, — говорит девушка, бессмысленно бредя к какой-то машине. — Похоже, я перебрала.

Со своего места я не могу разглядеть ее лица, но она высокая и стройная, и в слабом свете уличного фонаря видно, что у нее загорелая кожа.

— El carro equivocado, детка. Vamos. («Не та машина. Идём» (исп.) — Прим. пер.)

Спотыкаясь, она идет за ним к черному Ниссану «Максима», припаркованному на лужайке перед домом. Через минуту машина начинает сотрясаться, и от доносящихся оттуда приглушенных криков у меня каменеют мышцы. Внезапно крик становится пронзительным, затем снова стихает, и я снова опускаюсь на свое место.

Господи.

Я провожу рукой по лицу и невольно издаю стон при мысли о том, что сейчас должен сделать. Быстро осмотревшись по сторонам, я достаю из бардачка пистолет и проверяю, нет ли в нем пуль. План не в том, чтобы застрелить парня, а просто напугать его до усрачки, вот и все.

Оглядывая спящий район, я вылезаю из машины и слежу за окном дома, чтобы кто-нибудь из собравшейся там толпы меня не заметил. Когда я подхожу к Ниссану, крики становятся громче. Теперь они чередуются с приступами рыданий, и я вижу ударяющуюся о стекло ладонь.

Выставив перед собой пистолет, я распахиваю дверцу машины. Сидящая там парочка вздрагивает, а парень раздраженно скалится.

— Какого хрена? Ты тот самый священник.

— Выходи. И если пикнешь, я разнесу твои мозги по всем этим красивым кожаным сиденьям.

Сидящая рядом с ним девушка хнычет и трясущимися руками пытается натянуть трусики, а он вылезает из машины с таким самодовольным лицом, что мне хочется ему врезать.

— Ты труп, габачо.

— Поговори мне еще, и подохнешь первым.

Девушка наклоняется к свету, и я узнаю ее лицо. Арасели, дочь мэра. Наставив пистолет на насильника и щелкнув пальцами, я жестом велю ей выйти из машины. Когда я протягиваю руку, чтобы ей помочь, парень делает рывок, и мой бок пронзает острая боль.

У меня из бока торчит рукоять ножа, и головорез бросается на меня.

Не успеваю я опомниться, как во мне срабатывают прежние инстинкты. Я переворачиваю пистолет и бью парня рукояткой по лицу раз, второй, и на третьем ударе он падает. Когда я наконец выхожу из транса, у меня в голове эхом отдается жуткий звук ударов. Застыв на полпути, я отвожу пистолет, держа рукоять наготове. Мое тело двигалось само по себе, повинуясь природному инстинкту выживания, в то время как я безвольно пребывал в шоке.

Парень лежит на земле окровавленный и без сознания. Его нос распух и побагровел, и на нем уже виднеются следы сломанных хрящей и костей. Судя по стонам и неловким ёрзаньям, парень к счастью все еще жив.

— Святой отец? — доносится словно откуда-то издалека голос Арасели, но довольно действенно выводит меня из транса.

Я делаю вдох, выдох, и по телу разливается боль от лезвия ножа.

— Давай убираться отсюда, — произношу я голосом, походящим на хриплое сочетание смятения и боли.

Я не собираюсь вытаскивать нож. Только не здесь.

Хромая назад к своей машине, я прижимаю пальцы к ране по обе стороны от воткнутого ножа в неудачной попытке предотвратить боль. Сзади раздаются голоса, и я вижу, что из дома выходит один из тусовщиков и спускается по лестнице.

— Эй, Мигель! Ando bien pedo, — судя по его икоте, он и впрямь так пьян, каким кажется. (Ando bien pedo (исп.сл.) — «Капец я набухался» — Прим.пер.)

Арасели пробирается на пассажирское сиденье, а я совсем не грациозно падаю на водительское. Крики пьяного парня становятся громче, истошнее. Он явно обнаружил неприятный сюрприз в виде своего избитого до полусмерти друга, и это его несколько отрезвило. Услышав выстрелы, я понимаю, что пора бить по газам, принимая во внимание, что другие тусовщики уже оповещены о своем павшем товарище.

Раздается визг шин, и по поверхности машины чиркают две пули, но не попадают ни в меня, ни в девушку. Я вижу, как дом скрывается из моего зеркала заднего вида, и облегченно вздохнув, выезжаю на главную дорогу.

— Я очень сожалею. Что Вас пырнули ножом, — в голосе Арасели слышны слёзы, а ее глаза устремлены на наполовину торчащий из моего тела клинок. — Вы как, справитесь?

— Да, со мной все будет в порядке. Об этом не волнуйся, — я бросаю на нее взгляд, замечая, как дрожат ее сжатые на коленях руки. — Куда мне ехать?

— Вы знаете, где находится Холдридж-стрит?

Когда я киваю, она продолжает:

— Я живу на углу Сапфир и Холдридж.

Насколько мне известно, шикарный район. Не то чтобы я ожидал чего-то другого, она как-никак дочь мэра города.

— Спасибо Вам за то, что Вы сделали, — ее голос все еще дрожит, словно нить, которая тут же оборвется, стоит только Арасели остаться одной.

— Ты знаешь этого парня?

— Мигеля? Совсем немного. Он какое-то время учился в моей школе, но бросил ее.

— Как ты оказалась на вечеринке?

— С этими парнями тусуется моя подруга. Она ушла с одним из них домой и оставила меня одну.

— Вряд ли ее можно назвать подругой.

— Да. Я знаю. Ума не приложу, как я ей вообще доверяла.

Я бросаю на нее быстрый взгляд и вижу, что у Арасели блестят глаза, и подрагивает подбородок, затем она сжимает губы в слабой попытке сдержать слезы.

— Он на меня разозлится.

— Твой отец?

— Мигель.

— Но ты ведь сказала, что едва с ним знакома. Он не твой парень. Какая тебе разница?

— Вы не понимаете. И это трудно объяснить, — говорит она, беспокойно сжимая свои длинные и тонкие пальцы с идеальным маникюром. — Эксилио связаны с Синалоа. Они управляют этим городом. (Синалоа — Тихоокеанский картель, самый крупный наркокартель Мексики, на долю которого приходится до 60% всего наркотрафика в США. — Прим. пер.)

— Эксилио? Что это такое? Банда?

— Это пешки. В основном подростки, но у них есть связи с более крупными картелями. И если кого-нибудь из них разозлить, они придут за расплатой, — Арасели всхлипывает, глядя сквозь лобовое стекло. — Он этого так не оставит.

— Эй, — не сводя глаз с дороги, я наклоняю голову, чтобы привлечь ее внимание. — Обещай, что пойдешь в полицию, идет? Не дай ему выйти сухим из воды. Твой отец — важная персона в этом городе.

— Он — марионетка.

Ее слова ставят меня в тупик. Они слишком мудры для подростка, еще не знакомого с таким уровнем коррупции. С другой стороны, у меня никогда не было отца-политика. Мой дергал за ниточки, как любой другой криминальный авторитет.

— Но он может тебя от него защитить. Марионетка или нет, но он твой отец.