Не вместо (СИ) - Гейл Александра. Страница 27

У меня пересыхает во рту. Прижимаясь к прохладной дверце, я стою и смотрю огромными глазами на Стефана. Он запускает пальцы мне в волосы и тянет, чтобы наклонить голову. Чуть влево, назад, вправо. Я могла бы, наверное, сопротивляться, но это настолько чувственно, запретно и незнакомо, что мне ужасно хочется, чтобы он продолжил.

— Ты совсем пьян, — сипло отвечаю я.

— Так радуйся. Пьяным я не сделаю с тобой ничего такого, что бы тебя всерьез возмутило. Алкоголь притупляет восприятие. А тебя я хочу почувствовать и запомнить.

Я понятия не имею, что делать с таким потоком откровенности, он будто втекает в меня, формируя что-то непривычное, мне неведомое внутри. И оно крайне слабо поддается контролю.

— Стефан… — делаю я последнюю слабую попытку не дать случиться поцелую. — Отойди.

— Да брось, Звездочка. Я чертовски пьян, и это мое оправдание. А ты не мятный леденец, чтобы растаять, если я немножко тебя поцелую. Обещаю, тебе понравится.

Это-то и страшно, но больше я ничего не говорю. Не знаю, как у Стефана получается так виртуозно заговаривать мне зубы, но, когда он теперь тянется к моим губам, я больше не сопротивляюсь. Он снова отводит мою голову в сторону, но теперь немножко разворачивает вбок, и я сразу понимаю: так будет очень хорошо и полностью под его контролем. Совсем не так, как клевал меня Кристиан Истхолд, а до него я уж и вообще не помню, какими были поцелуи, — все, что было до отъезда Джеймса, теперь кажется детским, игрушечным, несерьезным. Первое движение губ получается медленным, тягучим, изучающим, будто проверкой на мое сопротивление. Его губы теплые, мягкие и немного шершавые, как будто обветренные, но мне даже это нравится. От глухого стона прямо мне в рот колени подкашиваются, и я опираюсь руками о гладкий металл за спиной. Стефан тянет меня выше, сильнее прогибая себе навстречу единственно правильным образом. И напор усиливается. Жадный поцелуй, голодный. Кажется, кто-то прогадал с тем, что я не мятный леденец. Я так и чувствую, как от каждого нового движения его языка у меня во рту в теле плавится по одной косточке. Живот стягивает отчетливой болью, и я невольно ерзаю между Стефаном и дверцей машины, стараясь хоть как-то уменьшить настойчивое желание сделать что-то такое, о чем обязательно пожалею.

— Шер, что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает Стефан, раздвигает мне бедра коленом и только после этого прижимается каменной эрекцией.

Я вздрагиваю, все тело покрывается крупными мурашками.

— Если бы я знала, что я делаю, то едва ли была бы здесь, — признаюсь я.

Это правда: я нахожусь в моменте невесомости, будто между сном и явью. Я сейчас определенно совсем не та Шерил Абрамс, которую боится университет. Ту Шерил никогда не прижимает к машине всем телом потрясающий, но совершенно пьяный парень. Он не запрокидывает ей голову, прикусывая подбородок, не спускается языком по ее шее вниз к декольте, не задирает рукой ее майку, не гладит большим пальцем ребра. И та Шерил уж точно не кричит от того, что пьяный парень прикусывает ее грудь прямо через одежду.

— Все, это все, — со стоном говорит Стефан, прижимаясь лбом к моей шее. Звучит так, будто это не для меня было сказано.

Но не могу сказать, что мне оно лишнее. В животе пульсирует напряжение. Я пытаюсь думать, не поддаваться. Хоть убей не понимаю, что на меня нашло. И как вообще выйти из этой ситуации с минимальными потерями.

21. Подружиться или поцеловаться

— Стой тут. Серьезно, не сходи с этого самого места! Я возьму ключи от машины и отвезу тебя домой. Потому что если я посажу тебя в такси, а утром ты куда-нибудь исчезнешь, отец точно исключит меня из университета.

Что я несу? Опомнившись, я шмыгаю в неприметную дверцу, поднимаюсь в комнату за кофтой и мобильным телефоном, а затем спускаюсь вниз, меняю обувь и подхватываю ключи от машины. Боже, с тех пор как Стефан появился в университете и в моей жизни, у меня все планы кувырком. Но когда возвращаюсь в гараж, вижу, как Фейрстах сидит около мотоцикла Джеймса и стирает пальцем пыль с хромированных труб. И тут в меня стреляет дежавю: он живой, безбашенный, легкомысленный, свободный от чужого мнения и временами веселый. Как же он похож на моего брата! И его пристрастие к мотоциклам только усиливает впечатление.

— Я просила не сходить с места.

— Красавец Джеймса?

— Поехали. — Я больше не хочу говорить с ним о брате.

Страшнее всего мне от мысли, что Стефан отключится прямо по пути и я не сумею вытащить его из машины и вернуться домой. Поэтому я продолжаю тормошить его разговорами. Впрочем, придумывать почти ничего не требуется.

— Прости за то, что я сказал тогда, Звездочка. Я повел себя как сволочь. Или как вы с девочками называете нас чаще всего? В общем, вот это — я. — Я очень стараюсь не улыбаться. И вообще не поворачиваться к нему, потому что прекрасно чувствую: он смотрит, не отрываясь. Но он пьяный, а у меня нет никакого оправдания. Мне абсолютно понятно, по какой такой причине этот бостонский мальчишка свел с ума всех наших калифорнийских девчонок. — Если мне паршиво, я делаю так, что паршиво становится всем. Идиотская привычка, из-за которой у меня мало друзей.

— Мне казалось, друзей у тебя хватает.

— Приятелей, Звездочка, это совсем разные вещи! Я умею нравиться людям, это правда, — без толики самодовольства отвечает он. — Приятели — те, с кем я могу выбраться из дома, потусить на вечеринке, зависнуть в университете… С приятельницами варианты досуга немного разнообразнее. Но, как ты видишь, домой меня везет гиперответственная Шерил, потому что никому из этой тусовочной компании нет до меня ни малейшего дела. Все мои друзья остались в Бостоне. И говорю я о тех, кто, как ты выразилась, укокошили маньяка. Те, с кем реально можно пойти вместе прятать труп.

Если что, мне за те свои слова не стыдно. Никто не смеет наезжать на моего брата безнаказанно. Но все равно на душе скребут кошки.

— Так зачем тогда ты переехал?

Он морщится:

— Нужно было оставить все там и начать с нуля.

— Но ты скучаешь по ним.

— Я только что сплавил обратно брата с Тифф, которые сутки напролет активно внушали мне заветы, по которым следует жить дальше. Они ребята клевые, но иногда ужасно скучные! Я по ним еще не скоро соскучусь.

Новость о том, что мне не придется передавать его с рук на руки родственникам и хорошая, и плохая. Потому что отсутствие необходимости с ними общаться меня радует, но будь Нортон и Тиффани на месте, заходить в дом не было бы нужды. А теперь придется проверить, не убьется ли Стефан по пути в спальню. Мне определенно лучше проследить, чтобы он пошел в спальню, а не занырнул в бассейн, как Питер Аштон.

— Пойдем, я отведу тебя в дом.

— И твой отец еще смеет на что-то жаловаться, — бормочет Стефан. — Ему бы с моим пообщаться.

Он почти вываливается из машины. Буквально. Помочь ему дойти до спальни — определенно здравая мысль, с которой приходится смириться.

Ночью наедине со Стефаном в его доме! Меня даже его состояние не успокаивает. Спальня его обнаруживается на втором этаже. Небольшая, светлая, заметно обезличенная тем, что новый хозяин только-только въехал.

— Моя миссия на этом выполнена, так что мне пора.

— Шер, пойдем спать.

Вот теперь у меня точно глаза на лоб лезут.

— Я серьезно. Выспишься и поедешь. Твои родители не могли не заметить, что ты уехала. Сейчас третий час, ты устала, сядешь в машину, не дай бог заснешь за рулем. — После такого пробуждения и эмоциональной встряски я, скорее всего, вообще не засну. Но меня убивает осознанием, что Стефан болтал со мной по пути к своему дому по той же причине, что и я с ним: чтобы не дать заснуть! А ведь он пьян. — Мобильный с собой, напиши родителям сообщение, что будешь утром, если хочешь…

Эта идея была бы вполовину не так привлекательна, не запрети мне отец алкоголь и вечеринки и не загрузи по самые уши дополнительными делами так, чтобы времени ни на что, кроме них, не осталось. Про визиты к друзьям или даже сомнительные ночевки он не говорил. И лучше бы ему не пробовать заговорить о таком, потому что у всего есть предел. А терпением я никогда не могла похвастаться.