Собственность мажора (СИ) - Зайцева Кристина. Страница 9

Но Никита Барков знал что там творилось…

Какого черта он не уезжает?

Артём помогает забраться в машину и захлопывает дверь, трусцой обегая капот.

Прячу подбородок в воротник шубы, глядя перед собой.

— А вы не лучшие друзья, да? — спрашивает он, усевшись на водительское место. — У вас в семье здороваться не модно?

Я бы не хотела обсуждать «семейные» дела с посторонними. Все-таки, Барков-старший почти публичная личность, и его дела должны иметь какую-то частную неприкосновенность. Это все отговорки, на самом деле я просто не хочу поливать его сына грязью перед кем-то, кроме Аньки. Вот с ней я никогда не скуплюсь.

Внутренним зрением чувствую присутствие рядом БМВ.

За это время можно было прогреться два раза и спокойно отчалить. Но машина все еще здесь. И у Форда, в отличии от неё, передние стёкла не тонированные.

Барков, чтоб тебя… проваливай!

— Мы уже здоровались сегодня, — вру я.

На самом деле мы никогда не здороваемся.

Наше знакомство выглядело так, будто я до него парней не видела. Но я и правда втрескалась в него тогда. С первого взгляда, как полная дура.

Просто он был другой.

Блондин. Необычный и красивый. Значительно выше и значительно тяжелее меня, что случается в моей жизни не так часто. Видимо, мажорство меняет в людях какой-то ген и они становятся вот такими — глубоко уверенными в себе болванами с модными стрижками и усмешками в глазах.

Когда мы встретились в первый раз, он так на меня посмотрел… С удивлением и заминкой. Он на меня пялился! Но потом понял, что я просто лужей растеклась, и в туже секунду обрубил мне все крылья, явив свое истинное хамское лицо!

И этот придурок не знаком с таким словом, как «привет». Если услышу от него такое, получу культурный шок.

— Давай я, — тихо говорит Артём, забирая себе мои руки, которые я по инерции грела дыханием.

Он обнимает их своими тёплыми ладонями и подносит к губам. Сосредоточенно дует и поднимает на меня спокойный глаза.

— Что-то у нас не так пошло, да? — спрашивает он.

— Угу…

Смотрим на наши руки, и я не знаю что сказать. Мои мысли пляшут, как пьяные.

— Давай ещё раз попробуем? — подняв пальцем мой подбородок, предлагает Артем.

Глубоко вдохнув, смотрю на парня.

Он ждёт, и в его глазах нет даже намека на веселье.

Просто мне нужно выкинуть из головы черный БМВ, вот и все. И его водителя тоже. Навсегда. Перешагнуть и топать дальше. Если он думал, что я стану за ним бегать, как собачонка, то это не так! Я не буду бегать, Барков. Можешь быть спокоен.

— Просто… давай не будем сильно спешить? — прошу я тихо.

— А мы разве спешили?

Ну вот.

— Артём Тракторович, — строго говорю я. — Мы только вчера познакомились.

Его губы разъезжаются в улыбке. Щёлкнув меня пальцем по носу, говорит:

— Да? А мне показалось, будто мы всю жизнь знакомы.

Улыбаюсь, качая головой. На душе становится легче. Пристегнув ремень откидываюсь в кресле. Мотор Форда начинает тарахтеть, и машина плавно сдает назад. Выруливаем на дорогу, и так же плавно пускаемся в обратный путь.

Запрещаю себе смотреть в зеркало. Вместо этого тихо спрашиваю:

— Почему он придурок?

— Кто?

— Барков, — поясняю, глядя в окно.

Артём издаёт смешок и удивленно бросает:

— А ты что, не согласна?

Я очень даже согласна. Но я не могу просто принять его мнение, как факт. Мне бы хотелось понять, на чем оно основано. Ладно. Мне просто, черт возьми, нужно знать, почему придурком его считаю не только я!

— Может быть… — пожимаю плечом.

Чувствую на своем лице пристальный взгляд, но упрямо смотрю перед собой.

— Ну я не знаю, — говорит Артём спокойно. — Наверное, таким родился.

— Каким?

— Хочешь о Баркове поболтать? — спрашивает раздраженно.

— Не кричи… — говорю мрачно.

— Даже не начинал, — резко даёт он по тормозам.

До следующего светофора едем в полной тишине. И до того, который за ним, тоже. Я уже решаю, что тема закрыта, но тут вдруг слышу:

— Он в школе был «троллем».

— В смысле? — смотрю на парня удивленно.

Барков? Троллем?!

Смотрю в боковое зеркало, но за нами нет никаких черных БМВ.

— Они переехали откуда-то. Пришёл к нам классе в пятом. Зализанный, как придурок. И такой дотошный, просто жесть. Руку всегда тянул, на любой, блин, вопрос. Просто адский ботан, — хохотнув, продолжает он. — Прямо настоящая девка. И он класса до восьмого ходил с таким дебильным «дипломатом». Ну знаешь, такой квадратный с замками-крокодилами…

— Знаю, — почему-то хрипит мой голос.

— У его бати тогда денег не было ему даже на портфель нормальный. Они в общаге вроде жили вдвоём.

— И что? — вдруг злюсь я. — Поэтому он придурок?

Меня вдруг неимоверно злит такое высокомерное и поверхностное мышление в отношении кого бы то ни было!

— Нет, не все, — сделав голос ледяным, Колесов намекает на то, что ему не нравится такие наезды в его адрес.

Поджав губы, смотрю на снежинки, которые засыпают лобовое стекло, но дворники безжалостно их разгоняют.

— Он был недотрогой. Ни с кем из пацанов не общался. Такой странный фрик.

— А с ним хотели общаться? — буркаю я, прекрасно представляя, какими жестокими бывают дети.

— В основном его все стебали, — рассуждает Артём. — Но правда, не стебануть его — это надо было быть совсем ленивым. Он пару лет проходил в одном и том же свитере и галстуке. Галстуке, — качает он головой, будто погрузился в воспоминания.

Мне становится дико неприятно от всей этой истории. Лучше бы я не спрашивала. Лучше бы я не спрашивала, теперь придурком мне кажется не Барков, а Артём Трактор Колесов.

— Учился на одни пятерки. Ни одной, блин, четверки! Ни одной. Учителя его просто боготворили.

— Он закончил школу с золотой медалью, — вдруг говорю я.

— Ну да, папаша подсуетились, — усмехается он.

— Это официальная версия? — грубо спрашиваю, посмотрев на него.

Сжимаю зубы, не понимая, почему все это так меня бесит?

— Это факт, — бросает он.

Это фигня собачья! Его медаль в рамке висит в кабинете его отца. С проплаченными достижениями так не поступают!

— И что дальше? — спрашиваю я.

— Дальше он начал драться, — жестко говорит Колесов. — Бросался на всех, как псих, пока отца в школу не вызвали. Че-то он там ему вправил, но до девятого класса сынок его все равно был, как отшипенец. С ним водиться было позорно.

— А после девятого? — опять хрипит мой голос.

— После девятого его батя начал что-то там зарабатывать, и его перевели в гимназию первую, но там тоже был какой-то скандал, — снова усмехается Артем. — Даже не знаю, где он в итоге доучился. И, судя по тому, что его выперли из универской команды программистов, нифига не поменялось. Как был он придурошным ботаном, так и остался.

Выперли из универской команды?

Картинки за окном сменяют одна другую, и под гробовую тишину салона это выглядит странно.

Вижу «родной» указатель на улицу с домом Барковых и заранее отстегиваю ремень. Как только машина тормозит у ворот, тянусь к ручке и, обернувшись, спрашиваю:

— Он тебе тоже дал в нос?

— Нет. Он до меня бы не допрыгнул.

— Сейчас допрыгнет.

— Так ты тоже из этих? — с иронией бросает он, глядя на меня, как на жалкую дуру.

— Из каких?

— Из тех, кто по нему сохнет.

Мои щеки обдает жаром. Лицо Колесова становится презрительным. И в этот момент я немного его боюсь.

— Я — это я, — говорю, отвернувшись. — И со вчерашнего дня ничего не изменилось.

Выпрыгнув из машины, громко хлопаю дверью. Скрипя снегом, прохожу в калитку, злясь от того, что парковочное место младшего Баркова пустое, и от того, что мне есть до этого дело.

Глава 8

— Бронировали? — интересуется девушка-администратор, перехватив меня между гардеробом и стойкой.

— Да, — расстегиваю я крючки на своем полушубке. — На Морозову.

— Одну минутку…