Город без надежды (СИ) - Дементьева Марина. Страница 7

Верити нечего было опасаться. Я не связалась бы ни с кем из окружающих нас подонков даже под угрозой смерти.

У сестры наступил день рождения. Она не любила эту дату, но я никогда не забывала и не пропускала её. Я ничего не говорила Верити, не напоминала ей лишний раз, просто изобретала какой-нибудь маленький повод порадоваться, хотя бы просто улыбнуться. Приятную неожиданность.

В тот раз мне самой было совсем не радостно. Впервые в день рождения Верити мы только вдвоём.

Я не могла позволить себе и дальше торчать в Аду, предоставляя сестре выкручиваться в одиночку. В Аду для меня было мало работы. Я всегда находила её в Чистилище, всю ту легальную работу, что готов был предоставить относительно благополучный средний ярус выползку из катакомбы. Жаль, не на долгий срок: там хватало своих охотников подзаработать, да и плата для своих была закономерно выше.

Мне случалось бывать сиделкой, нянькой, уборщицей. Вершиной карьеры я могла считать должность подавальщицы в третьесортной забегаловке. Там я продержалась довольно долго... до предсказуемого итога - нашлись охотники и на мою тощую пятнадцатилетнюю задницу.

Не бог весть какое значительное происшествие: эти двое парней были немногим старше меня, и хватило разбитой о голову одного из них бутылки, чтобы ситуация разрешилась наименее болезненным для меня образом. С работой, разумеется, пришлось попрощаться в тот же день, как и с положенными за последние полторы недели денежками; хозяин не забыл вытребовать и стоимость бутылки. Учитывая, что напарник того, с разбитой башкой, вскоре начал шестерить на Водяного, я легко отделалась.

Ветер принёс из-за стены красную пыль, и в Чистилище было безлюдно, как никогда. Зудели и слезились глаза, пыль забивала нос и рот, люди чихали, кашляли и натыкались друг на друга и на строения: видимость ограничивалась десятком шагов. Зайдя под один из навесов, я увидела девицу из Рая, к её волосам был приколот свежий цветок.

Я вышла обратно, туда, где ветер полными пригоршнями швырял песок в лицо. Пускай, если бы задержалась, вцепилась бы ей в довольную сытую физиономию. Остановило то лишь, что мне не нужны были неприятности. Особенно в этот день.

Я нырнула за угол и уже там дала выход злости. Цветы нужно поливать очищенной водой, иначе завянут, сгниют, уж точно не вырастут такими яркими, с пышными бутонами. А в Аду вяли и гнили не цветы, люди.

'И за что ей такая роскошь? Ведь она делает то же, что и Верити. Только эта спит с богатыми, с теми, кто возит её на гравимобилях, одевает в яркие платья и даёт столько воды, что хватает с избытком."

А ведь Верити куда красивее этой куклы! Почему так несправедливо? Почему одним - всё, а другим - ничего? По каким критериям идёт отбор? Я запуталась, я не понимала. Во мне - только гнев и слёзы.

Я опустилась на корточки, вдела пальцы в волосы. Возле правого ботинка из сухой земли торчали изломанные прутики. Скелетики мёртвых цветов. На верхушке одного из них колыхалась пара лепестков, которые расс`ыпались в пыль от одного прикосновения.

'Жалкие уродцы. Вам не повезло вырасти в оранжереях Рая. Совсем как нам с Верити".

Нам суждено было родиться в Аду.

В рыжей пыли расплылось несколько пятнышек, казавшихся алыми. Сердито шмыгнула носом. И раньше-то не похвасталась бы сильным характером, в те же дни и вовсе глаза постоянно оказывались на мокром месте.

Только зря проливаю воду. Это в детских сказках дяди Адама добрая девушка оживляет своими слезами погибшего возлюбленного. В реальности мне не заставить вновь распуститься даже эти цветы. Только в воображении.

Фантазия наполнила соками тугие стебли, расправила нежные лепестки, придала насыщенный цвет и аромат... Тонкий, но слишком реальный, чтобы быть плодом воображения. 'У меня галлюцинации? Этого ещё не хватало!'

Если бы это было галлюцинацией, то дела мои обстояли бы хуже некуда. Потому что к обонятельному наваждению добавилось зрительное и даже тактильное. Осталось лишь попробовать цветы на вкус.

Живые цветы. Именно такие, какими я их себе вообразила. Не имею понятия, существуют ли такие в действительности... По крайней мере, существовали. Они были передо мной, семь красавиц с ярко-синими бутонами и серебристо-стального цвета стеблями и листьями - стебли темнее, листья светлей.

'С ума сойти... а, может, уже?..' Торопясь, я вырвала галлюцинации из земли и спрятала за полой куртки. 'Нет ничего проще, чем проверить, настоящие ли они. Принесу их Верити, у двоих человек не случается одинаковых наваждений'.

Почудилось, что за угол метнулась чья-то тень, но за стеной пыли нереально было разглядеть наверняка.

Судя по реакции Верити, цветы оказались вполне себе настоящими. Сестра охала и спрашивала, где я достала такую красоту. Пришлось отделываться таинственным молчанием, к счастью, Верити была не слишком настойчива и удовольствовалась клятвенным заверением, что ни медяка на них не было истрачено.

Про себя же я паниковала. Честно, в свете сложившихся обстоятельств, предпочла бы кратковременное помешательство. Подумаешь, цветы 'ожили'. Богатое воображение. Но вот то, что они ожили по-настоящему... Ведь это я их оживила. Я не понимала, как это вышло. Не понимала, и всё тут!

Страх

То, что произошло вскоре после этого, я бы жаждала забыть... вычеркнуть, вырвать из жизни. Но большее, что могу сделать - зачеркнуть эти строки, вырвать листы из дневника. И даже этого не сделаю. Потому что ничего не исправить. Время не пролистаешь назад, как страницы. Судьбу не перепишешь перьевой ручкой в старой тетради.

Чернила оставляют слова на бумаге, такие пустые, истасканные слова. Как жалко смотрится то, что кровью и слезами начертано в моей душе... В ней живые воспоминания и чувства, такие острые, что о них можно порезаться. И они ранят до сих пор.

Кто знает, не исключено, что всё могло сложиться иначе. Если бы не авария на водонапорной станции... если бы новой любовнице Папы удалось его ублажить... если бы старый Хэнк не подмешивал в своём баре наркоту в выпивку...

Цепь происшествий, на первый взгляд никак не связанных между собой и не имеющих никакого отношения к нашей маленькой семье. "Если бы, если бы..." Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. Колесо событий закрутилось, перемалывая людские судьбы, и уже никому было не под силу его остановить.

Это было ужасное пробуждение, сравнимое разве что с тем утром, когда нас покинул дядюшка Адам, но иначе. Я ещё не выбралась окончательно из сонной мути, и поначалу приняла происходящее за продолжение кошмара.

На грудь навалилась тяжесть, нечем было вдохнуть - так бывает, когда болеешь, ночами. Невозможно пошевелиться, никак не удавалось проснуться... потому что я уже не спала. И взгромоздившаяся на меня сопящая туша существовала в действительности.

- Я же говорил, ещё встретимся, малышка!

Эта фраза окончательно привела в чувство. Хиляк! Я забилась под ним, от страха не соображая, что девчонке весом в семь с половиной стоун ни за что не удастся сбросить бугая, который вытянет на все девятнадцать.

Приёмы и болевые точки, все полезные вещи, которым учила предусматривающая в жизни любую вероятность сестра, были забыты. Я бестолково молотила руками куда попало, не причинив никакого вреда и боли, только разозлив насильника. Всё, чего добилась - получила пару оплеух, такой силы, что едва не потеряла сознание. Хиляк, окончательно утративший человеческое подобие, рыча что-то невнятное, перевернул на живот и заломил руки.

В ушах стоял звон, из разбитой губы сочилась кровь, в довершение ко всему левую руку пронзила такая боль, что я испугалась, не вырвана ли она из сустава. Я понимала, что в следующую минуту меня попросту отымеют, и ещё не факт, что удастся выжить после этого. На теле уже не было живого места, через пару часов кожа станет пятнистой от синяков и кровоподтёков. Если удастся протянуть эти часы, разумеется. Даже во вменяемом состоянии Хиляк не стал бы церемониться со шлюшкой из катакомб. Тогда же я оказалась лицом к лицу с какой-то инфернальной тварью, в побелевших, со зрачками-точками глазах которой не было ни проблеска рассудка.