Леди-бомж - Истомина Дарья. Страница 35

— Это необходимо кушать, — сказала Элга. — А это глотать…

Она выложила розовую капсулку.

— Зачем?

— Это не наркотик. Просто дает большой стимул. Чтобы не спать. Я полагаю, что нам предстоит ночь без сна… День тоже.

— А это что такое? — пригубила я из кружки ароматную жидкость с непонятным привкусом, что-то горько-сладкое, пряное, с запахом корицы и мускуса.

— Это для энергичности, — усмехнулась она, заметив мои колебания. — Мой рецепт… Проверено на моем организме. Если этим зарядить ракету, можно лететь на Луну…

— На Луне мне, кажется, делать нечего, — вздохнула я. — А вот во что я у вас запряглась?

— Не надо печали… Это просто полезно и вкусно. Она одобрительно покивала, когда я начала есть, сдоба была свежая, запивочка тоже годилась, но больше всего мне понравилось, что она не стала смотреть, как я жую, а деловито занялась приборкой, подтирая мокрые пятна на полу, переставляя флаконы, а попутно вынула откуда-то большие вьетнамки и положила у моих ног.

Потом она уселась на пуфик поодаль и закурила, щелкнув золотым портсигарчиком.

— Я полагаю, вы имеете любопытство, — сказала она неожиданно мягко. — У нас есть еще десять минут. Спрашивайте! Симон приказал мне на все отвечать…

— Вы кто?

— Если не нарушать формальной логичности, официально я — никто, — подумав, сказала она. — Если исходить из того, что я умею, то в вашем возрасте я считала себя художником, у меня хорошо шла керамика, я имела сильную муфельную печку и увлекалась эмалью с перегородками. Да, именно так, перегородчатая эмаль. По старинным рецептам. Я умею хорошо фотографировать, немножко конструирую одежду для дам большой полноты, немного визажирую, немножко перевожу с немецкого, немножко музицирую, играю в бридж на уровне чемпионов и люблю лошадей… Достаточно?

— Не очень, — честно призналась я. — Вы немка?

— Нет. Я латышка. Из Курляндии. Но я училась в Дрездене. Меня посылали в художественный техникум, когда Дрезден был народно-демократическим, а Латвия считалась советской… Наверное, это не очень существенно, а?

— Ладно, — согласилась я. — Давайте посущественней… За что вам платят?

— Это довольно трудно объяснить. — Фарфоровое личико ее оживилось, она забавно дернула носишком и зафыркала, и я не без изумления поняла, что она умеет не только орать, как капрал, но и хихикать. — Я имею большую известность как специалист по «нюшкам»…

— По чему?!

— О, это очень просто! Я работаю как папа Карло! Я беру обыкновенное дикое деревянное бревно, определяю срок исполнения заказа, назначаю мою цену… И работаю! Иногда это занимает три-четыре месяца, иногда не меньше года, но часто бывают случаи, когда я расторгаю контракт очень спешно… У меня уже есть опыт, и мне хватает нескольких дней, чтобы понять, что мои усилия не приведут к реальному результату, что полено останется поленом, даже если я научу его говорить по-человечески, не ковырять в зубах вилкой за столом, не увешивать себя драгоценностями, как рождественская елка, если выходишь на прогулку с модной собакой, ну, и как высшее достижение — отличать скрипку от виолончели, Первый концерт Чайковского от «Что же ты, зараза, бровь свою подбрила…», а кредитную карточку — от географической…

— Это вы так шутите?

— О, если бы! — Янтарные глаза ее потемнели. — У меня есть опыт! Они все обезумели от неожиданных громадных денег.. Им кажется, что стоит только немного заплатить, и они превратятся в настоящих дам, истинных женщин, не просто смазливых, но таинственных, влекущих, недосягаемых. Никто из них не может понять, что быть женщиной — это не только сумма уловок, пластические операции, гормональные впрыскивания и десятки тысяч на косметику или платье от Юдашкина! Нужен мозг, нужен характер, нужно желание, доходящее до отчаяния! Конечно, можно понять их мужей… Они хотят демонстрировать публике что-то представляющее настоящую ценность, а не просто детородную машину для производства наследников! Но что они понимают, эти выскочки? Вчера он еще командовал своей братвой, носил на шее «голду» весом в три кило и носился на краденом в Европе «пятисотом» «мерседесе»… Сегодня до него дошло — он занимается легальными делами, его научили завязывать галстук, ходить в начищенной обуви, носить скромные, но по-настоящему дорогие костюмы, и ему объяснили, что отечественная «Волга» — это тоже становится модным и даже патриотичным. Но даже самые умные и способные из этих новых, а среди них я встречала действительно очень талантливых в бизнесе мужчин, не могут представить, что только моих усилий мало! Что я могу поделать с его даже горячо любимой супругой, если ее по-настоящему интересуют только тряпки, она лопает, как поросенок, и пьет, как матрос с рыбацкого сейнера, спит до полудня, отвергает всякую дисциплину, не понимает, что такое режим, совершенно убеждена, что если у нее вилла в Испании или особняк во Фриско, то она может орать и топать ногами на любого, у кого всего лишь жалкая сберкнижка в сберкассе! Я таких называю «нюшками» и сбегаю от них почти немедленно! Нет, у меня, конечно, есть настоящие удачи… Иначе у меня бы не было имени! Но я их могу пересчитать по пальцам… И это почти за десять лет!

Она говорила это небрежно, весело, рассекая пальцем дымок от сигареты, и, казалось, распахнулась как теплая дружеская ладошка. Но настоящего веселья в ее голосе не было; я понимала, что она пытается оценить и определить меня по ответной реакции, как бы дает понять, что я разделю ее иронию, потому что она поднимает меня на уровень выше «нюшек», смогу по достоинству оценить ее как некоего Пигмалиона в юбке, который ваяет и пытается оживить тупых Галатей российского разлива, но мне все время казалось, что меня то и дело касается, почти ласково, пушистая невесомая кошачья лапа, готовая мгновенно выпустить острые и опасные когти.

Она ловко ушла от ответа на мой вопрос, когда я спросила, во что впрягаюсь, я сделала вид, что не заметила этого, с удовольствием приканчивала сдобу и пила из кружки — смесь была действительно мощная, допинговая, я буквально чувствовала, как к щекам приливает кровь, сонная одурь и размеренность после купания исчезают, и, в общем, я начала задумываться над тем, есть ли возможность хоть как-то улепетнуть от этой милой онемеченной латышки и унести ноги за пределы столь мощно охраняемой территории. С Гришунькой, конечно.

Но голышом это делать я не собиралась. К тому же кое-что меня действительно интересовало, и я как можно наивнее сказала:

— Элга Карловна, миленькая, раз вы здесь в курсах всех дел, так, может быть, хотя бы вы наконец скажете, что я должна буду сделать?

— О, как раз это не в моей компетенции! — сообщила она, не теряя веселости. — Вам объяснят… Она взглянула на свои часики.

— Вы насыщены? У нас истекает время…

— Еще чуточек… Дососу! Очень вкусно! Я вытряхнула из кружки последние густые капли, почмокала и спросила:

— Я правильно понимаю? Вы при супруге этого самого Туманского тоже по контракту вкалывали? Делали из нее даму?

И кто меня тянул за язык? Кажется, я невольно ударила по самому больному. Личико ее странно исказилось, словно стянулось в тугой кулак, подбородок бессильно задрожал, глаза начали заплывать мокрым, и она закрыла лицо ладошками, сразу сжавшись, сгорбившись, став еще меньше, чем была на самом деле. Она кричала, выла беззвучно — это было страшно. Она отвернулась, ткнулась лбом в стенку, царапала зеркало ногтями бессмысленно и отчаянно.

— О нет… Нет… — хрипло и клокочуще выдавливала она из горла.

Я рванула к крану и налила в кружку холодной воды.

— Выпейте…

Я тронула ее за острое плечо, она оглянулась, но, кажется, меня не видела. Глаза были совершенно пусты, без дна, ледяная желтая прозрачность.

Я втиснула ей кружку в ладонь. Она долго и бессмысленно рассматривала ее и потом с размаху разбила о мраморный подзеркальник, осколки брызнули по полу.

— Я приношу извинения, — четко и спокойно сказала она. — Есть вещи, которые вас совершенно не касаются. Мы не имеем больше времени. Идите за мной!