Рождение новой расы (СИ) - Дувакин Олег. Страница 18

— Это еще почему?

— Советую тебе сесть на место и сделать вид, что ничего не было. Если Нортон узнает про мой секрет, ты вряд ли доживешь до утра…

Глава 2.4

Когда Линнея нервничала, она прибегала к старому, проверенному средству. Она расчесывала гребнем свои волосы, которые и без того были прямыми, как солнечные лучи, как нити паутины. Ощущение, как деревянные зубцы расправляют ее темные локоны, приносило успокоение. Она могла часами сидеть перед зеркалом, разглаживая волосы, любуясь их темным блеском, наслаждаясь их мягкостью. Иногда она делала паузы и рассматривала свой гребень. На нем не было ни единого волоска.

В детстве она часто расчесывала свою мать. Она делала это очень аккуратно, но на инструменте всегда оставались черные волоски. Первый раз Лин была сильно расстроена и просила у матери прощения.

— Мама, мамочка, прости, пожалуйста! У тебя такие красивые волосы, а я их все вырвала!

Тогда ее мать мило улыбалась и, прижав свою дочь к груди, целовала ее в темечко.

— Ну почему же сразу все? Смотри, как много осталось. — Женщина отстранила маленькую Лин от себя и провела рукой по волосам, что были темнее самой ночи. Лин восхищалась густыми волосами матери, доходившими той до лопаток. До тех пор, пока она не стала хозяйкой еще более шикарных локонов, доходивших до ягодиц.

Те времена Линнея вспоминала с брезгливостью и даже с отвращением. Она ненавидела себя ту, которой она была. Девчонкой, проливающей слезы. Тогда мысль, что она НЕ КТО-НИБУДЬ, еще не пустила корни в ее головку.

Есть множество разновидностей КОГО-НИБУДЬ или ТАКИХ КАК ВСЕ. Одни работают в поле, их жизнь — это сплошная круговерть из посева и сбора урожая. Они плодят детей, когда те вырастают, они сеют и жнут то же самое, что их родители. Другие — посмелее, они носят оружие и ходят в пограничье. Они даже могут показаться особенными, когда сжимают древко своего копья. Но эта иллюзия работает до того момента, пока они не встанут в строй. Любое построение, будь то колонна, шеренга, клин или каре, обезличивает солдат. Даже командиры не выглядят индивидуально. Командуя ТАКИМИ КАК ВСЕ, они все равно остаются из их числа.

Линнея слышала об иной жизни, той, что у нее отняли, когда она была совсем маленькой. Про женщин в дорогих платьях, чья кожа не знает рабочего загара. За ними ухаживают более представительные кавалеры, одетые не в лен и вторую кожу, а в шелка и сталь. Лин много читала про ту жизнь, про многочисленные правила, которые необходимо соблюдать, если хочешь оставаться на вершине. Лицемерие, вранье и готовность в любой момент вонзить нож в спину. Она бы справилась. Она бы забралась на самый верх и скинула оттуда того, кто отнял эту жизнь у ее родителей и у нее самой. Из-за негоона находится среди мужчин, носящих на своем теле одинаковое клеймо. И день назад один заклейменный пытался опустить ее на свой уровень…

Метка, которая дает вампиру право охотиться за жертвой, ставится на разные места, в зависимости от преступления и его тяжести. Вору на руку, у насильников — это ноги. Убийцам — грудь. Клятвопреступники — голова.

Жизнь меченого, как правило, длится недолго. Отбиваться от вампиров закон позволяет, только силы заведомо неравны. И если отбился от одного вампира, то следующей ночью жди весь выводок, с городничим во главе. За все время со дня судебной реформы было испробовано множество способов, дабы избавиться от проклятого клейма. Вырезать его ножом, жечь другое клеймо поверх вампирского, прибегать к помощи магов и колдунов. Последние брали за свои услуги приличные суммы, но пользы от них было не больше, чем больному цингой от настоя ромашки. Те преступники, что были посмелее, быстро сообразили, что единственное верное решение избавиться от метки — отрезать конечность, на которую она нанесена. Вору будет очень непросто красть без руки, как насильнику бежать за своей жертвой. Убийце и клятвопреступнику от нее не избавиться никак. Тем самым королева Элис вынуждала преступников наказывать себя еще раз. Решение было эффективным, но не без изъянов. Ветеран войны, потерявший в атаке кисть, переставал быть героем. И все смотрели на него как на негодяя.

Олаф Ларссон носил свою отметину на груди, аккурат меж сосков. Но выйдя на волю, он не захотел ждать расправы. Среди других осужденных, что вышли на свободу вместе с ним, он быстро проявил себя как волевой лидер. Но одной воли достаточно, чтобы достойно встретить смерть, его же новоиспеченная банда хотела жить. Тут была необходима гибкость ума. И Олафу она была присуща.

На границе с пограничьем было около двух сотен деревень. В каждой из которых староста выбирался в результате выборов местного населения. Когда Олаф и его банда явились в Грейсток, поселок был полупустой. Установить свои порядки было несложно. Закон на окраины пограничья доходил медленно и проявлялся лишь в ежегодной проверке Лесничего. Тому было абсолютно все равно, если кругом была бедность и царило беззаконие. Для него было важно не увидеть новых деревьев на опушке леса. Если пограничье не расширилось или расширилось незначительно, Лесничий уходил. Если же частокол из елей, сосен, дубов, берез, ив и ясеней отвоевал у Кирсхена новые территории, тогда Лесничий задерживался, и вот этого уже боялись все.

Поселившись в Грейстоке, Олаф вновь обрел спокойный сон, потому что вампиры сюда не хаживали, но, увы, ему приходилось работать. Его единственная обязанность перед королевой — никого ни пускать в пограничье! Ибо вошедший уже вряд ли сможет выйти. А умерев там, его душа не сможет выбраться. Она не станет звездой, чтобы высматривать божественное дитя с матерью Луной. Душа запутается в ветках, не найдя дороги наверх, смирится со своей судьбой и станет деревом. Душа прорастет с той стороны, откуда она пришла. Иными словами, пограничье расширялось. И расширялось в сторону Кирсхена, отвоевывая все новые территории.

Окружить такую огромную территорию каменной стеной было невозможно. Но поселения, состоящие из людей, каждый из которых от чего-то бежит… Это было хоть какое-то решение.

Линнея оттянула краешек кружевного лифа. На ее аппетитной груди прямо над соском красовался засос. То, что символизирует о принадлежности одному конкретному мужчине. МЕТКА!

Приступ гнева по своей внезапности мог сравниться с ударом отцовского кулака по столу. Все часы, что Лин расчесывала свои волосы, пошли насмарку. Она в ярости отбросила гребень в стену.

Да, ей нравились губы Варлеска, его ясные глаза и сильные руки. Только его руки стали позволять себе лишнее, губы стали настойчивее, а глаза смотрели на нее слишком по-хозяйски.

Они целовались не одну ночь, он водил руками ей по спине, запускал их в волосы. Он очень медленно и осторожно нарушал запреты, что были между дочерью господина и простым копейщиком. Когда он начал целовать ее шею, она была не против. Лин не возражала и тогда, когда он начал мять своими руками ее пышную грудь. Она даже не препятствовала ему, когда он начал ласкать ее губами. Но когда он больно задрал ей голову, вцепившись в волосы, и присосался к ее груди, как пиявка…

Она сразу же напомнила Варлеску, что для него она не Лин, а Линнея Ларссон. Молодой парень предполагал, что его действия встретят сопротивление, но то, что она ударит его коленкой между ног и расцарапает все лицо… Нет, к этому он не был готов. Застегивая свое одеяние, она смотрела на него глазами, полными звериной ненависти. Затем, не говоря ни слова, гордо удалилась в ночь. Он же не побежал за ней. Его храбрости хватало только на одну дорогу к зернохранилищу. Когда ночь еще не окончательно вступила в свои права и риск встретить ворона был минимальный.

На следующий день он извинился, и она назначила новое свидание, на которое изначально не собиралась приходить. Ей просто хотелось проучить Варлеска. Заставить его испытать страх перед черными птицами и не получить желаемого.