Черными нитями (СИ) - Николаева Лина. Страница 2

Распахнулись ставни, и из кухни с угрожающим видом высунулась Агни. Мальчик отвернулся и поплёлся в школу.

По обе стороны улицы стояли похожие особняки. Позволить себе здесь жить могли немногие, но Рейн куда больше любил старые узкие переулки в центре города.

Всё вокруг утопало в зелени, сладко пахло цветами, слышалось пение птиц. На небе, на самом горизонте, уже собрались грозовые тучи, но пока всё вокруг было залито светом, и хотелось идти и идти вперёд, слоняться по улицам до самого вечера. И чтобы никакой школы.

Как всегда, та оказалась слишком близко.

Главный корпус соединялся с другими зданиями коридорами, и школа напоминала паука, который раскинул лапы во все стороны. Камень сиял белизной. Рейн недовольно скривился. Уж кому-кому, а ему было хорошо известно, сколько сил — сил самих учеников — ежегодно уходило на то, чтобы сохранить такой цвет.

На лужайке перед школой никого не осталось. Рейн глянул на часы над входом: маленькая стрелка — на восьми, большая — рядом с двенадцатью. До звонка — минуты три.

Мальчик покрепче перехватил сумку с учебниками и побежал в класс. Лучше не опаздывать, каждая секунда стоила наказания.

Как и любой юноша из великого или благородного рода, в десять лет он пошёл в школу. Отец говорил, что эта — лучшая во всей Кирии. Её закончили отец, дед, прадед… Все в семье твердили, Рейн должен продолжить традицию.

Он заскочил в классную комнату за секунду до звонка, пробежал между двумя рядами одиночных парт и сел в самый конец. Учитель, быстро поздоровавшись с классом и получив ответное приветствие, принялся писать на доске.

Рейн открыл тетрадь, взял ручку и стал торопливо записывать следом. Основание Кирии, правление великого Яра, провозглашение Лица столицей, возникновение Церкви и Инквизиции… Мальчик отодвинул от себя тетрадь. Да всё это рассказывали уже сотню раз!

Он искоса глянул в окно. В стекло упирались тонкие ветки деревца, покрытые тёмно-зелёными листьями и мелкими белыми цветами. Рейн открыл чистый лист и несколькими штрихами нарисовал это дерево. Снова отодвинул тетрадь, взглянул на рисунок и на одну из веток посадил нахохлившуюся птицу.

Вдруг Рейн почувствовал удар в лицо и так резко отшатнулся, что стул под ним заскрипел. Он поднял голову и поймал ехидный взгляд Дерита. Рейн скривился в ответ.

Дерит наклонился, отчего светлые волосы упали на лицо, и хитро улыбнулся, скомкал ещё одну бумажку и снова кинул. На этот раз Рейн был наготове и успел увернуться.

Он вырвал из тетради лист с рисунком и уже смял его, когда учитель строго спросил:

— Рейн Л-Арджан! Что ты себе позволяешь?

Ученик встал и покорно склонил голову, как положено.

— Простите, учитель, я отвлёкся.

— Ты хотел кинуть бумагу в Дерита?

Рейн краем глаза увидел, как Аст сжал кулаки и крепко стиснул зубы. Проклятия были готовы вот-вот сорваться с его губ, и мальчик отчаянно хотел повторить их.

— Да, учитель, — признал он. — Я прошу прощения за свой поступок.

Мужчина протянул руку.

— Отдай это мне.

Рейн взглянул на клочок бумаги, на котором виднелся карандашный набросок, и сильнее сжал его.

— Ну же! — потребовал учитель. Мальчик с неохотой протянул лист и отвернулся.

Учитель развернул бумагу и брезгливо скривился.

— Да ты ещё и урок не записываешь! Ради этого? — он повернул рисунок к классу так, чтобы его увидели другие. Все тут же отозвались хохотом. — Рейн, может, ты хочешь стать художником?

Аст встал рядом, быстрым движением взъерошил волосы и оскалился по-звериному.

— Да, хочешь, и что в этом такого? — прорычал он. — Не позволяй смеяться над тобой!

— Хочу! — с вызовом крикнул Рейн и смело посмотрел на учителя.

Ученики захихикали.

— Пусть себе смеются, — Аст оглядел их исподлобья. — Лучше так, чем молчать.

Рейн дёрнул плечом, точно отмахивался от демона. Нельзя его слушать. Если бы не он, над ним бы не смеялись.

— Мальчики, — учитель обратился к классу. — За каждым из вас стоит великий или благородный род. Вы должны вырасти достойными людьми и оставить свой след, подобно великому Яру. И этот след должен быть не калякой на бумаге. — Учитель бросил листок на парту и снова посмотрел на Рейна. — Ты слушаешь своего демона. — Он покачал головой, вздохнул и пригладил тонкие усики. — Никогда не забывай, что он хочет тебя съесть. Держи его в узде. И ещё не забывай, с кем ты учишься.

Учитель вернулся к доске. Послышался монотонный голос и скрип мела.

Дерит посмотрел на Рейна. В зелёных, похожих на кошачьи глазах читалось чувство собственного превосходства.

Парень отвернулся, и Рейн так крепко сжал вырванный лист, что кисть свело от боли. Забудешь тут, как же!

Дериту многое позволяли, потому что он принадлежал к одному из восьми великих семейств. В их фамилии на первом месте стояла гласная буква, обозначающая род, затем шло имя отца. Дерит был У-Крейн, а Рейн — всего лишь Л-Арджан. Что бы ни говорили мать и Агни про отца, он относился к «Л». Согласные означали принадлежность к благородному роду, но они были ниже великих.

Рейн опустил плечи и вздохнул. Все твердили, что нельзя слушать своих демонов, надо учиться смирению. А как тут смириться, когда какой-то прыщавый идиот так себя ведет? И только потому, что его семья богаче и благороднее? Вот уж кому стоит поучиться смирению!

Рейн едва досидел до звонка. Он торопливо собрал тетради и книги в сумку и первым выбежал из класса. До следующего урока оставалось не меньше пятнадцати минут. Хотелось скорее выйти на улицу, растянуться на траве и лежать, щурясь на солнце, будто нет всех этих уроков и школы.

— Эй! — послышалось сзади.

Рейн медленно обернулся. Дерит, кривляясь, подошёл к нему и спросил:

— Ну что, Л, как прошли каникулы? Давно мы с тобой не виделись, да?

Рейн смерил Дерита презрительным взглядом и промолчал.

— Мы с семьёй ездили в Эрнодамм. На берегах Южного моря так тепло и красиво! Как ты провёл каникулы? Наверное, гулял на заднем дворе? Вам-то, церковникам, и деньги запрещено тратить, да?

Рейн сжал кулаки. Да что он сделал не так? Кто придумал эти правила?

Отец служил в Церкви. Она олицетворяла собой смирение и служила надёжной гаванью в войне с демонами. Простые люди уважали её служителей, а вот великие и благородные семьи насмехались над ними. Отец говорил, что это из-за влияния, которое имела Церковь в обществе: они завидовали и боялись. Рейн слышал другое: церковников называли лицемерами и лжецами.

Аст встал рядом, как верный пёс, готовый в любой момент броситься вперёд.

— Что молчишь? — Дерит хохотнул. — Расскажи, как живут церковники?

Рейн ещё сильнее сжал кулаки. А что ему рассказать? Они жили в красивом доме, как положено высшим кругам, но во всём себе отказывали: в еде, в тепле, в новой одежде. Отец говорил, что это желания демонов. Хороший человек должен поощрять дух, а не тело.

По воле отца Рейн ежедневно до беспамятства выписывал строки из Книги Братьев — священной книги Церкви. Вместо поощрения родитель порол сына, чтобы «воспитать» и дать силы в борьбе против демонов. Так что из этого рассказать?

— Мы живём так же, как вы, — сквозь стиснутые зубы буркнул Рейн.

— А я слышал, что церковники истязают себя, потому что им это нравится. Правда?

— Если ты такое слышал, у тебя проблемы с ушами! — воскликнул Рейн и тут же беспокойно огляделся. Если учителя увидят, что ученик повысил голос, что разозлился, скажут, он поддался демону и накажут, а то и чего похуже.

— Он долго будет болтать? Чем семья торговцев лучше? Надувать да обсчитывать умеют? — Аст скрестил руки и свысока глянул на Дерита.

Рейн мысленно отмахнулся. Нельзя слушать демона.

У-Крейн опустил плечи и отвёл взгляд.

— Извини, если задел тебя. Я хочу быть твоим другом, поэтому спрашиваю.

— Другом? — Рейн растерялся.

— Если дружба такова, ну её, — Аст стал ещё более хмурым.

Дерит противно захихикал: