Черными нитями (СИ) - Николаева Лина. Страница 29

— Придёшь, — настойчивее повторил Рейн. — Ты не видел, как мать перечитывает твои детские стишки и плачет. Не хочешь общаться с отцом — не общайся, ладно, но матери ты должен сказать. И Агни. Она до сих пор хранит носки, которые я не успел тебе передать.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы Кай. — Но сначала ты.

— Нет, Кай. Мне терять нечего. А вот ты, видимо, дорожишь своей «семьёй». Ты же не хочешь подвести её?

Кай сжал тонкие губы в нитку, а затем неожиданно рассмеялся.

— Рейн, мы выросли одинаковыми. Таких засранцев воспитывает только Канава.

— Она начинается с Третьей, а я живу на Первой — это район Сины.

— Нет, Рейн, Канава — это не только география, Канава — это состояние, как и твой дом под красной черепицей. Не ври, что тебе нужен покой. Ты отчаянно рвёшься наверх, чтобы взять всё, как и я. Ты бы мог смириться, как все ноториэсы, зажить спокойной жизнью бедняка. Но тебе ведь нужно другое. Твой покой — это борьба, ты не хочешь молчать и покорно гнуть спину. Как и мы.

Не дожидаясь ответа, Кай перемахнул за ограду и бросил на прощанье:

— Пока, брат. Осторожнее, скоро будет громко.

Он растворился в темноте, и даже шагов не было слышно — а может, это всё привиделось, и приходил призрак?

Рейн снова сел, вздохнул и с наслаждением уставился на тёмные волны. Казалось, что только они вечны: эта могучая сила, которая забирала себе миллиметр суши за миллиметром.

— Твой покой — это борьба, — тихо повторил Рейн.

Так как тот лохматый босоногий мальчишка превратился в парня со взглядом старика, который был готов бросить вызов всему Совету?

Глава 10. В Черном доме

Рейн курил перед Чёрным домом и смотрел по сторонам. Площадь шумела. Фигуры в чёрном, чёрно-синем и чёрно-белом то выходили, то заходили. Отовсюду слышались настороженные голоса и перешёптывания.

В-Бреймон объявил общее собрание, и с утра все свободные инквизиторы стали стягиваться к Дому. То и дело слышался вопрос: зачем?

Рейн ещё издалека увидел Д-Арвиля, идущего лёгким стремительным шагом. Он быстро положил руку на грудь и поклонился Энтону. Тот шепнул:

— Зайди ко мне после собрания. Есть небольшое задание. — Д-Арвиль хитро улыбнулся и скрылся внутри.

Рейн постоял ещё немного, затушил сигарету, на секунду задержался перед входом и потянул тяжёлую дверь на себя. Он спустился на первый этаж подземелья и быстрым шагом зашёл в центральный зал.

Взгляд сразу упал на статую Яра в центре. По-настоящему работа каждого инквизитора начиналась только после клятвы служить, которую он произносил перед лицом бога.

Со всех сторон фигуру окружали огни, и они так подсвечивали полупрозрачный молочный камень, что казалось, статуя светилась изнутри. На правой руке Яра сидел сокол — символ Инквизиции. Левой рукой бог сжимал змею — знак Аша, знак демонов.

Статую окружали нестройные ряды стульев. Первыми сидели Ригард В-Бреймон, его советник Нелан Э-Стерм, а также главы отделений. Следом за ними уселись верховные инквизиторы — надменные старики с лисьими глазами. Затем главные и старшие — самодовольные юнцы из благородных родов, головорезы, заслужившие место силой, и молчаливые хитрецы. Вот уж кто оказался здесь не зря. Последними расположились практики — безмолвные тени в масках. Всего собралось человек двести — больше половины инквизиторов Лица.

Рейн сел на ряд старших и сразу почувствовал толчок. Он быстро обернулся.

— Эй, старых друзей уже забыл? — спросил Ирт и хрустнул пальцами. Ансом рядом ухмыльнулся, показывая пожелтевшие зубы. От него разило вином — ничего нового. — Всё, думаешь, хозяин заметил тебя и можно отбиться от стаи?

«Пошёл к чёрту, друг». Рейн молча уставился на Ирта. Тот беспокойно дёрнулся и ещё злее произнёс:

— Ну-ну, облизывай Д-Арвиля сколько угодно, мы-то знаем, где твоё место.

Рейн прищурился.

— Ноториэс чёртов.

— А ты только сейчас понял, кто я? — холодно спросил Рейн.

Ансом пнул его стул. Рейн исподлобья глянул на практика и тихо ответил:

— Ещё раз так сделаешь, я тебе глотку перегрызу. И это не преувеличение, — он широко улыбнулся. — Я же ноториэс.

Отвернулся и скрестил руки на груди. Вот и цена «дружбы». Можно быть самым паршивым щенком в стае, но пока не лезешь вперёд других или против них, тебя не тронут.

Рейн снова взглянул на статую. Каким же мальчишкой он был, когда приносил клятву! И ведь даже верил, что поступал правильно. Верил, что найдёт своё место. Не нашёл, да и долгов меньше не стало.

— Ты тогда пытался отрастить бороду — вот это настоящая ошибка, — хмыкнул Аст. Рейн потёр подбородок. Щетина росла клочками и жутко чесалась под чёрной маской практика, а клеймо так и не скрыла.

Ригард В-Бреймон поднялся со своего места. По рядом пронёсся шепоток, а затем все стихли. Он громко спросил:

— Эй, а в курятнике ведь переполох — слышали?

Рейн переглянулся с Астом. В-Бреймон стал главой Инквизиции около года назад. Его выступление на назначении Рейн пропустил, а после Ригард не удостаивал инквизиторов своим вниманием. Вокруг него крутилось множество слухов: о жестокости, о хитрости, об обманах и убийствах. И первые же слова рассеяли этот образ. В-Бреймон напоминал обычного наёмника, который разошёлся и стал бахвалиться перед друзьями в таверне — не слишком-то умного и удачливого, но шумного и самовлюблённого.

В эту же секунду Ригард выпрямился, крепко сцепил перед собой руки, грозно огляделся — и сразу превратился в главу Инквизиции, которого-то и боялись.

— Вчера утром на бумажной фабрике Дика С-Исайда рабочие устроили забастовку. Днём её подхватили на швейной фабрике Марла У-Дентена. Сейчас весь север Лица поднял восстание.

Собравшиеся переглядывались, роптали. Рейн снова переглянулся с Астом. Он слышал мельком о беспорядках на севере, но не придал этому значение: рабочие всегда были недовольны оплатой труда, количеством часов, бездействием профсоюзов — чем угодно.

— Совет сразу всполошился, — В-Бреймон закатил глаза. — Курочки перепугались и побежали прятаться в свой курятник. Другие члены Совета вспомнили о существовании Инквизиции. Они хотели, чтобы я попугал вас и напомнил о клятве верности.

Рейн сдвинулся на край стула и уставился на Ригарда. Это же был открытый вызов Совету. Да только глупец мог сказать так!

В-Бреймон сделался серьёзным и пробежался взглядом по рядам.

— Я знаю, что вы хотите того же, что рабочие: больше денег, меньше работы… Киры, мы же инквизиторы! Мы можем поддержать рабочих, верно. А можем получить куда большее.

Ригард сделал паузу.

— Я прошёл путь от практика до главы Инквизиции и был на месте каждого из вас. Поэтому-то я знаю, что ни черта вам моё понимание не нужно. Вместо этого я скажу другое. Киры, начинается сложное время. Мы не знаем, что будет завтра. С нами, с Инквизицией, с самим Лицом и Кирией. Но вот что, каждое сложное время — это шанс. Если овцы разбрелись, мы должны снова согнать их в стадо. И пастух не оставит без внимания самых верных псов. Вот наш выбор: присоединиться к бастующим или остаться верными своей клятве. Впрочем, клятва, на которую безмолвный бог не может ответить, не многого стоит. Она не останется неуслышанной, это я вам обещаю.

Голоса становились всё громче. В-Бреймон легко перекричал их:

— Я собрал вас не для обещаний или угроз. Мой вывод прост, — Ригард рубанул рукой воздух и сурово глянул из-под густых нахмуренных бровей. — Инквизицию всегда незаслуженно отодвигали в сторону, но сразу же прибежали, как началась смута. Мы не должны упустить свой шанс.

Присутствующие шептались, переглядывались, бурчали, кричали. Одни роптали:

— Вспомнили они…

Другие всполошились:

— Кто ведёт забастовщиков?

А третьи вторили В-Бреймону:

— Не должны упустить!

Ригард подождал немного и продолжил:

— Сейчас мне нужен каждый из вас: от практика до верховного — чтобы вместе мы заняли новое место. Скоро от любого может понадобиться то, чего он никогда не делал прежде. Будьте готовы, а если хотите другого, то вы знаете, как можно покинуть Инквизицию.