Клубничная беда капитана Зубова (СИ) - Зайцева Мария. Страница 3

И непременно зависают на Зубовских бицепсах, когда он штангу жмет или подтягивается. Ну, или приседает со штангой, если день ног.

Ему даже ловить никого не требуется. Сами летят. Сами тащат к себе, сами раздеваются, сами натягиваются жадными ртами на член и ноги потом раздвигают.

Все привычно и спокойно.

И в этот выходной так же будет.

А про Клубничку… Ну, это потому что секса уже пару дней не было. Работа все время и работа. До добра не доведет.

Вон, на малолеток в гольфиках смотреть начал… Непорядок.

Примерно через два часа, наблюдая, как две веселые малолетки, под хищным присмотром не менее веселых парней загружаются в стремную низкую тачку из тех, что травка пузико щекочет, Зубов пытается повторить про слова аутотренинга про себя, взрослого, работу, нахальную козу-подопечную и завтрашние чудесные планы на секс с раскованной, знающей, чего хочет, женщиной.

Пока бежит к вишневой низкопопке быстрым, совсем не подходящим к его грузной мамонтовской комплекции, волчьим ходом.

3

— Лола, я не хочу… Поехали на такси, — доносится до Зубова умоляющий голосок Клубнички, и это прям бальзамом по натянутым струнами нервам. Не совсем мозг отключился, значит, радует. Почему и зачем наличие мозгов у сладкой Клубнички должно его радовать, Зубов тоже не собирается анализировать. Не все ли равно, бляха муха? Назовем это верой в то, что молодое поколение еще не совсем отбитое? И может подавать надежды… Одному конкретному человеку.

Гогот парней, упихивающих немного сопротивляющихся девчонок в свой гаражный задрипыш, бьет по самоконтролю, но совсем не отключает, естественно. Просто движения становятся чуть легче, а намерения — чуть кровавей.

— Садимся, девочки, покатаемся только — и все! Не катались, наверно, никогда на гоночной?

— Не вижу здесь гоночной, — удается спокойно подойти и спокойно сказать. Молодец, Зубов, многолетние тренировки по удерживанию внутреннего равновесия и контролю не проебаны.

Мелкотня одновременно разворачивается и смотрит на здоровенную фигуру в форменной одежде с гордой надписью «Секьюрити», на мрачную пугающую рожу, и немного притухает.

— Говно на колесах вижу, — продолжает невозмутимо Зубов с самым серьезным выражением лица, видит, как вспыхивают радостью глаза темноволосой Клубнички, и прям на душе теплеет. У нормального мужика всегда на душе теплеет, когда на него, как на самого главного человека в своей жизни смотрят, как на защитника. Героя. Нет ни одного, кому бы это не было приятно.

Парни, наконец, идентифицируют надпись на кармане форменной куртки, после чего их рожи, опять же одновременно практически, наглеют и наливаются дурной храбростью. Конечно, кто он для них? Обслуживающий персонал. Ему только в спину плевать и пялиться свысока. Швейцар на воротах.

Очень неграмотная, просто в корне неправильная позиция! Но щенята еще не обтесались в этой жизни настолько, что верно расставлять приоритеты. Например, верно расставить себя, задохликов, и его, Зубова. Тут и дурак поймет, на чьей стороне преимущество.

А вот идиот — не поймет…

Похоже, эти трое — как раз такие. Идиоты.

Потому что не понимают. Борзеют, надуваются. Смешно до икоты. Но Зубов умеет сохранять невозмутимое выражение лица. Мало ли идиотов на свете? Вот и еще на одних довелось посмотреть… То ли еще будет…

Он находит взглядом Клубничку и еле заметно коротко кивает ей, чтоб несла свою сочную жопку за его спину.

Она подчиняется мгновенно.

Какая хорошая, послушная девочка… Это уже член опять высказал свое ценное, но никому, нахрен, не интересное мнение.

Парни, поглощенные поисками собственных яиц, не сразу обращают внимание на потерю добычи. Причем, одновременно всей, потому что ее подружайка тоже находит в себе зачатки мозга и топает следом за Клубничкой.

Она-то, естественно, нахер не упала, но если спасать, то уж обеих дур. Они же по одной не ходят. Только парами, блядь.

— Ты кто такой? — наконец, самый главный заводила отыскивает где-то глубоко внутри организма поджавшиеся первичные половые признаки и задает сакраментальный вопрос, предвестник начала любой драки. Умный очень вопрос, конечно.

По форме-то вообще непонятно, кто же он, мать его, такой? Неужели охранник? Никогда не догадались бы!

— Конь в пальто, — лаконично отвечает Зубов и, больше не вступая в дискуссии, моментально роняет сразу двоих парней на асфальт. Бить всегда надо первым. И стрелять тоже. Конечно, в школе милиции когда-то учили совсем другому, но за свою обширную практику Зубов уяснил одну важную вещь: всегда можно отписаться и отбояриться. Если живой. И даже если не удастся… Лучше пусть тебя стерегут четверо, чем несут шестеро.

Здесь, в принципе, вообще никакого криминала, потому что Зубов силу контролирует, укладывает мальчиков нежно, мягко, словно на пуховую перинку. Ссадины и внешние признаки побоев ему нахер не нужны. Камеры досюда не добивают, народу рядом нет, доказательств никаких.

Работа ему эта еще нужна, а проблемы и лишнее внимание к себе — вообще нет.

Девки сдержанно визжат, но тоже понимают, что не надо привлекать зрителей в партер. Не самые глупые дурочки. Может, есть надежда на нашу молодежь?

Гордый владелец низкопопки моментально теряет боевой запал, открывает и закрывает рот, судорожно ищет по карманам… Что? Баллончик? Ну-ну…

Брызгает струей в лицо Зубову, тот только улыбается. И молча двигается на придурка.

Парни на асфальте удачно прикидываются мертвыми и мешать не собираются. Не совсем дураки. И это тоже вселяет определенные надежды.

Может, выживут. Если прекратят таскать пьяных девочек в тачки и гонять на сомнительных рыдванах под градусом.

Улыбка Зубова, как всегда, производит неизгладимое впечатление на окружающих, и парень, еще раз удивленно пустив струю якобы перцового газа в рожу противнику, отпрыгивает прочь, противно вереща матерные слова высоким бабским голосом и доставая телефон.

Ну конечно, какие еще средства самообороны нужны?

Газиком в рожу, а потом на камеру заснять…

Дети, блять… Как его, такого, бить? Стыдно же.

Зубов спокойно подходит ближе, легко отбирает флакончик из одной руки придурка и телефон из другой.

— Не подходи! — пищит недавний гоночный герой, — не подходи! У меня отец знаешь кто?

— Не знаю. — Спокойно обрывает Зубов, проверяя по телефону, не ушла ли запись в облако, и стирая все, что удалось записать. При этом парня приходится немного придерживать, чтоб не убегал и не орал так визгливо. Пальцами за горло.

Записи нет, но мало ли, а потому Зубов, немного подумав, мягко сжимает в ладони китайскую пластиковую хрень и роняет крошки на асфальт.

— Уронил нечаянно, — комментирует свои действия синеющему парню. Хотя, чего синеть? Он даже держит так, чтоб следов не оставалось… — А эта фигня, — показывает на баллончик, — не всегда работает. И не на всех.

После этого он показательно распыляет его прямо в рожу парня, и тот начинает захлебываться слезами.

— Черт… — Зубов выпускает гонщика, сразу же кулем валящегося на землю и воющего от рези в глазах, — ну вот на тебя работает… Осторожней в следующий раз. Видишь, как неудачно? На себя попал… Скорую вызвать?

Придурок катается и воет, но, уже, скорее всего, просто показательно, чтоб Зубов потерял, наконец, к нему интерес и отвалил уже.

— Ну ладно, — вздыхает Зубов, — думаю, сам оклемаешься. Там всего лишь водичка с перцем.

Присаживается на корточки, смотрит на недо-противника:

— Ты вот что… Глаза не три, а то раздражение будет. И сюда больше не приезжай. А то постоянное раздражение будет. Знаешь, что такое — хроническое заболевание? Ну вот… Очень возможно. Понял меня? И про девочек этих забудь. А то к хронике еще и рецидив добавится.

Довольный своей умной, логичной и, главное, совершенно не угрожающей речью, Зубов легко встает, проверяет наличие остальных героев, чтоб не расползались далеко и сюрпризов не устраивали, находит всех в прежних позициях, удовлетворенно кивает и переводит взгляд на двоих феечек, смущенно жмущихся друг к другу и смотрящих на него, как на героя Марвелл. Черт… Приятно.