И опять Пожарский 7 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 20
Кроме самого Вершиловского полка и татарской конницы есть в бригаде и два новых подразделения. Первое и самое грозное — это рота тачанок. Целых сорок пулемётов. Что установлены на специальной повозке.
Веди, Пожарский нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом: пожар
Мы — беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба!
Пулемёты в этом подразделении сведены, те, что попроще в изготовлении и надёжнее в бою. Митральезы.
В полку оставлены только картечницы Гатлинга. Пётр Дмитриевич на вопрос Яна, почему они так называются, ещё в прошлом году сказал, что эти люди их придумали. Странно, если какой-то Гатлинг, англичанин, скорее всего, их придумал, то почему у англичан нет такого оружия. Да и сомнения возникают. Как мог этот Гатлинг сделать цельнометаллический патрон с капсюлем?
Пожарский — наш товарищ,
С нами весь народ.
Приказ: «Голов не вешать
И глядеть вперёд!»
Ведь с нами Ян Заброжский,
Первый русский генерал,
Загоним всех врагов
Мы за Урал.
Ян, когда услышал, что в песне есть упоминание и о нём сильно смутился и попросил Пожарского исправить песню. Тот отшутился: «Из песни слов не выкинешь». Ладно, что уж, пусть будет. Тем более, что Ян ведь не мало сил приложил, чтобы эту бригаду выучить.
Ещё в войске есть рота егерей. От обычной роты она отличается, как арабский скакун от козы. Вооружены егеря винтовками с оптическим прицелом. Винтовки эти князь Пожарский называет — «берданками». Вещь. Самые лучшие стрелки успевают за минуту сделать пятнадцать прицельных выстрелов. Так кроме прицелов и скользящего затвора, что и обеспечивает скорострельность, ещё и штык есть, что прикрепляется хитрым способом к стволу. Настоящая пика получается.
Веди, Пожарский нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом: пожар
Мы — беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба!
На специальном помосте, что расположен рядом с медведями, на выходе из Вершилова, музыканты старались от души. Их так и в Нижнем Новгороде услышат. А песня генералу нравилась.
Высоко в небе ясном
Вьётся русский стяг.
Мы мчимся на конях
Туда, где виден враг.
И в битве упоительной
Лавиною стремительной:
Даёшь Варшаву! Дай Берлин!
Уж врезались мы в Крым!
А что, с таким войском Крым можно и весь к рукам прибрать. Жаль Пётр Дмитриевич этого делать не собирается. Хотя. Он ведь Червоную Русь и часть Литвы тоже не хотел к России присоединять. Сами присоединились. Чем Крым хуже?
Веди, Пожарский нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом: пожар
Мы — беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба!
Событие двадцать четвёртое
А ведь могли и не откликнуться на призыв? Или не могли? Барон видел новые русские рубли. На одном написано: «Русские своих не бросают». А свой ли он? Выходит — свой. Пришли ведь. Может быть, на смерть. Сколько их теперь стало, пять десятков? А у Тилли? Пять тысяч. Граф Иоганн Церклас фон Тилли — имперский фельдмаршал утром опять прислал предложение сдаться. Барон бы его принял, но … Только вот ночью пришли русские, откликнулись на посланное в Брауншвейг письмо с просьбой о помощи. Двадцать три человека пришло. А сколько он ждал?
Лейтенант Гаспар Густав Граубе отлично говорил по-немецки, хоть сам был из предместий Риги и немцем по крови не был. Летгал. Первый раз услышал барон о таком народе. Гаспар привёл с собою свой десяток и ещё дюжину навербованных в Брауншвейге рейтар. Привёл ночью. Да так, что не только осадившие замок имперцы ничего не услышали, но и выставленные на стене караульные проморгали их появление.
Утром лейтенант осмотрел обе пушки установленные на южной стене замка и поинтересовался, а чем полковник стреляет.
— Ядрами, есть ещё щебень, — пожал плечами полковник.
— А в кузнице замка есть гвозди, старые подковы? — продолжал расспросы русский летгал.
— Может и есть, не знаю? — фон Плотто махнул рукой, подзывая кузнеца.
— Не было гвоздя — подкова пропала.
Не было подковы — лошадь захромала.
Лошадь захромала — командир убит.
Конница разбита — армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.
— Что? — не понял барон.
— Стишок такой Пётр Дмитриевич рассказал, — пояснил лейтенант и перевёл его на немецкий.
— Вы ведь без лошадей прибыли, — теперь уже фон Плотто вообще ничего не понимал.
— Из пушек будем стрелять картечью. Нужно дать задание кузнецу нарубить из всего имеющегося железа небольшие кусочки.
Барон вздохнул и пошёл в кузницу, что была при замке. Позади плёлся кузнец, всё время оправдываясь, что есть у него гвозди и кобыла барона ни разу не хромает. По дороге его начали сомнения грызть. Одолеть пятитысячную армию с помощью подошедших из Брауншвейга рейтар наёмников и десятка нерусских русских? Очень сомнительно. Может всё же принять предложения фельдмаршала. В принципе Тилли предложил вполне сносные условия. Уходит фон Плотто вместе со всеми обитателями замка и берёт с собою всё, что сможет увезти и унести. А что потом?
Ему ведь почти удалось собрать для сына графство Гойя. Альтбрухгаузен и Гойю он выкупил у Вельфов и в целом договорился о покупке практически всего свободного графства Нинбур. Конечно, сын от этого графом не стал. Пока не стал. Закончится же когда-нибудь эта война и можно будет заняться оформлением всех необходимых документов. Адольф будет графом Гойя. Столько усилий, столько денег, столько надежд. Неужели всё зря. Он ведь и сам католик. Он воевал за Католическую Лигу. Он пленил Савойца Грабителя.
Тилли не захотел слушать. Ему нужен замок Гойя для размещения своего штаба.
— Барон, — вывел из самокопания фон Плотто лейтенант Граубе, — Помаши белым флагом. Сам с этим вашим непобедимым Тилли хочу пообщаться.
Сначала прискакал какой-то рейтар и, ухмыляясь, поинтересовался, чего ещё старикашке надо, вроде бы и так условия лучше некуда. Русский летгал вполне вежливо послал его за тем, кто может принимать решения. Через час, ближе к обеду прискакал полковник. Его фон Плотто не знал. А тот даже не представился и с разбега начал кричать, что если обитатели этих развалин не уберутся до вечера, то утром они увидят, как его люди будут штурмовать этот курятник переросток. Этого лейтенант тоже достаточно вежливо попросил пригласить для переговоров фон Тилли.
— Будет ещё фельдмаршал по нескольку раз с каждым нищим оборванцем договариваться! — и попытался развернуть коня.
Гаспар Густав успел поймать лошадь под уздцы и дёрнул поводья вверх. Животное встало на дыбы и полковник свернул бы себе шею, падая, но лейтенант успел поймать его за воротник кружевной. Воротник оторвался, но парламентёр приземлился на ноги. Ну, почти на ноги. На колени. Граубе рывком поднял его и закатил ему солидную оплеуху, благо шлем успел при падении слететь.
— Позови для переговоров фон Тилли, — прямо в лицо, брызгая слюной, и бешено глядя в испуганные глазки полковника, заорал Граубе и одним рывком забросил перепуганного парламентёра в седло. Ещё и коня шлёпнул по крупу ладонью.
— Ну, теперь, надеюсь, до них дойдёт, что с нами шутить нельзя, — совершенно спокойно, улыбаясь, проговорил этот странный русский.
А бывают не странные русские? Фон Плотто таких не видел.
— О чем же лейтенант ты хочешь поговорить с фельдмаршалом? — настороженно оглядывая позиции противника, поднявшись вновь на стену, спросил барон.
— Хочу предложить ему сдаться, оставить артиллерию и порох и по добру по здорову проваливать отсюда.
— Ты разозлишь его, и он прикажет убить меня и всю семью, ну и вас заодно, — испугался фон Плотто.
— Разозлить — это да. Ну, а кто кого убьёт, посмотрим.
Барон отошёл подальше от этого дикаря. Разве так разговаривают с тем, от кого зависит твоя жизнь. Зря он позвал русских на помощь. Раньше он бы на время лишался замка, теперь же он мог навсегда лишиться жизни.