И опять Пожарский 7 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 4

Поперву хотели строить крепость в Самарском урочище, где река Самара впадала в Волгу. В этом случае крепость была защищена от внезапного нападения кочевников протоками и озёрами. Но, осмотрев всё более внимательно, князь Засекин начал строить крепость вдалеке от Волги на возвышенности, которую все называли «горой».

Датой основания нового города считается праздник Троицы, который в 1586 году пришёлся на 22 мая (1 июня по новому стилю). Потому как, именно в этот день началось строительство, как крепости, так и первого самарского храма — Пресвятой и Живоначальной Троицы. Появление крепости на Волге (в том же году на реке Белой была построена Уфа) не на шутку огорчило ногайского бия Уруса. Новый ногайский бий — Урус в 1585 году предлагал даже Крымскому хану заключить союз и пойти в поход на Астрахань, чтобы при поддержке турецкого султана лишить Россию Нижней и Средней Волги. Посланники из Москвы, да и сам Григорий Засекин всячески убеждали его послов в том, что она построена только для борьбы с казачьей вольницей. Бий не верил.

Дело шло к большой войне, и Москва решила использовать в качестве «вестников мира» казаков. Летом 1586 года волжско-яицкие казаки во главе с Матюшей Мещеряком совершили ряд набегов на ногайские станы. А потом и вовсе замыслили неслыханное: построить город на Кош-Яицком острове на реке Илек (Урал). Бию Урусу стало не до Самары. Он пошёл на штурм нового казачьего городка, но потерпел сокрушительное поражение.

Уже после победы казачьего войска над Урусом, к его атаманам доставили царскую грамоту, которая призывала их поступить на государеву службу. Мнение разделились. Часть казаков во главе с атаманом Матвеем Мещеряком приняла предложение и прибыла в Самару. Но большинство во главе с Богданом Барбошей осталось на Яике.

Прибывших в Самару казаков хотели отправить в Астрахань, но вмешался случай. От Мещеряка потребовали, чтобы ногайцам вернули пленных и награбленное за год имущество. По стечению обстоятельств, в то же время из Москвы через Самару возвращалось ногайское посольство. Степнякам было бы приятно вернуть себе все отнятое казаками, а царь и Боярская Дума получали прекрасный повод, показать себя друзьями бия Уруса. Но атаман Матвей Мещеряк и его товарищ Тихон Пиздёша не подчинились, объясняя, что все награбленное досталось им в честном бою, и что, казаков на ногайцев «натравила» сама Москва.

Совсем обезумев, казаки и вовсе стали издеваться над прибывшими в Самару ногайскими послами: «всякие непригожие дела говорить… как жён их соромотили», за пленников потребовали огромный выкуп, а, в конце концов, попытались их ещё и ограбить.

Григорий Засекин был вынужден бросить пятерых самых буйных казаков в тюрьму, а остальных отправить в Астрахань. Держать видных атаманов в узилище было опасно. В любой момент им на выручку могли прийти казаки с Яика. Что-то предпринимать без царской грамоты Засекин также не мог. Пленённые же казаки не сидели, сложа руки. Они вступили в сговор с частью гарнизона Самарской крепости. План был прост: «послать» весть всем вольным казакам Волги и Яика, чтобы те подошли к Самаре и взяли крепость штурмом.

Однако среди заговорщиков нашёлся предатель, который сообщил князю Засекину о готовящемся заговоре. Григорий Осифович немедленно сообщил об этом в столицу. Рассмотрение дела заняло немного времени, и в марте 1587 года в Самару прибыл сын боярский Постник Косяговский с царским вердиктом: «Матюша Мещеряка да Тимоху Пиздяшу, да иных их товарищей пущих (государь) велел казнити перед ними послы смертною казнию». Приговор привели в исполнение весной 1587 года. Ногайские послы вернули себе все отнятое казаками и убедились в лояльности русской администрации. Был, достигнут и столь долгожданный для Москвы мир. Многие ногайские мурзы оставили мысли о самостийности и начали посылать свои отряды на службу в русскую армию.

Летом 1589 года Засекин опять строит крепость на стратегически важном участке — переволоке между Волгой и Доном. Городок был назван Царицыным. Следующим летом Засекин строит Саратовскую крепость.

Всё это по просьбице Петра Дмитриевича было изложено в грамотке дьяком из Приказа Казанского дворца. Князь уже так отвык от архаического языка местных дьяков, что сначала «переводчику» отдал — Дружине Осорьину. Просьбу об истории основания города Самара Пожарский отправил ещё в 1625 году весною, отправляясь вразумлять ляхов. Вот только пришло. Всего-то полтора года понадобилось товарищам. Ладно. И их вразумим, дайте срок.

Этой же весной Пётр отправил в Самару и несколько рудознатцев с картографом. Нужно было найти серу. Нашли. Сразу в нескольких местах нашли. Самое ближайшее находилось в сорока километрах от городка, на севере в месте впадения в Волгу небольшой реки Сок. Место называлось — Красная глинка. Напротив, на косе тоже нашли выходы серы прямо на отрогах небольшой горушки, которую тут же окрестили «Серной». Князь Пожарский, едва отдохнув недельку после возвращения из польского похода, собрал руководителей Вершилова на совещание. Нужно было закладывать новый город. Самара пусть остаётся. Только вот делать из неё нужно центр по выращиванию зерна. Плодородные почвы, умеренный климат, Волга рядом, а, значит, легко можно по воде отправлять в Москву и дальше в Новгород Великий избытки зерна. А оттуда получать промышленные товары.

Кроме того, насколько из местных карт и грамоток, присланных из Приказа Казанского дворца, понял Пётр — река Самара в верхнем течении подходит совсем близко к реке Яик. То есть, если поставить в верховье Самары городок, то там можно будет организовать «переволох» и это будет самый короткий маршрут по доставке чугуна и стали из Магнитогорска, когда его построят.

Но это Самара и это будущее. А сейчас нужно построить город на этой Красной глинке и добывать серу. Сера — это дымный порох. Без него ещё века Европа жить не сможет. Следовательно, серу нужно добывать и продавать в виде самой серы, а со временем и в виде пороха. Нужно только получить более-менее дешёвую селитру калиевую.

Весной 1626 года основывать новый город отправилось более двух тысяч человек. Почти три сотни словаков во главе с полковником Мигалеком будут крепить там оборону. Кроме словаков в новый город Красноглинск поплыли пятьдесят семей морисков и столько же финнов (чухонцев). Плыли и русские. Были мастера из Вершилова. Нужно будет строить там и стекольный завод, и завод по литью чугуна. Понятно, что имея опыт строительства уже пяти городов, предусмотрели и кожевенников и шорников и скорняков и плотников со столярами. Сразу с домами возводилась больница с родильным отделение, две школы и четыре часовенки, которые потом должны вырасти в храмы разных конфессий христианства.

Вот сегодня пятого октября 1626 года по новому стилю строители вернулись. Всё запланированное успели сделать. И ведь даже хорошую весть с собой привезли. Оказывается, не сгинула экспедиция Чепкуна Разгильдеева. Все живы здоровы. Задержались, разыскивая гору Магнитную, зимовать опять придётся в Астрахани. Только с одной небольшой лодьей вот весточку прислали.

Событие пятое

Сержант Михаил Бурдаков взял на руки жену и протянул «драгоценную» ношу встречающим на пристани. Потом, прихватив большущий мешок с мехами, вскарабкался и сам. Маловата их лодья, чтобы можно было прямо по сходням перейти на вершиловскую пристань. Маловата, зато ходкая и лёгкая. Экспедицию встречали. Даже сам князь Пётр Дмитриевич Пожарский пришёл. Согрело это душу Михаилу. Беспокоится, значит об них Пётр Дмитриевич. Знамо дело, из какого далече приплыли. Почитай полтора года прошло, как весною 1625 года отчалили от этой же пристани, отправляясь в поход на Урал, в Верхотурье.

Женился сержант как раз в этом городке. Один из казаков семнадцать лет назад взял в жёны дочь местного вогульского князька, вот у него и родилась первой дочь, названная в честь греческой царицы Еленой. Сейчас у тестя уже семеро. Не богато живут. Ну, да теперь изменится всё у них к лучшему. Будут Касьяновы отправлять в Вершилово кедровый орех и мягкую рухлядь, а взамен получать товар из Вершилово. Василий Касьянов был ямским охотником, получал лишь по 7 рублей жалованья в год до 1623 года. Под слабое хлебное вино долгими зимними вечерами любил тесть похвастать, как подали ямщики челобитную Верхотурскому воеводе Ивану Ивановичу Пушкину, а тот не преминул отправить её царю с припискою поспособствовать ямским охотникам, так как сильно в нужде де те пребывают, и прибавить им по 3 рубля на год. А через год после этой прибавки верхотурские ямщики просили сравнять их с туринскими и тюменскими ямщиками, получавшими по 15 рублей и содержавшими гоньбу лошадей на двух дорогах, тогда как верхотурские ямщики гоняли на семь дорог: велено было Государем императором давать им жалованья тоже по 15 рублей.