Чумные ночи - Памук Орхан. Страница 13

Бонковский-паша и доктор Илиас отправились к аптекарю. На подступах к площади Хрисополитиссы [43] хозяева лавок, опасаясь, что от яркого утреннего солнца выгорят их товары – выставленные на витринах разноцветные ткани, кружева, привезенные из Салоник и Измира готовые костюмы, шляпы-котелки, европейских фасонов зонтики и туфли, – растянули над ними полосатые сине-бело-зеленые тенты, отчего улочки казались еще более узкими. Картина, представавшая глазам Бонковского и его помощника, очень походила на то, что они видели во многих других городах, куда попадали в самом начале эпидемии: люди на улицах ничуть не боялись приближаться друг к другу, страха заразиться у них не было. В городе текла своим чередом обычная жизнь: женщины, прихватив с собой детей, шли за покупками; уличные торговцы предлагали желающим грецкие орехи, курабье, мингерские чуреки [44] с розовым ароматом и лимоны; цирюльник молча брил элегантно одетого клиента; мальчишка-разносчик торговал афинскими газетами, прибывшими с последним пароходом. Квартал выглядел богатым, разнообразие товаров, которые предлагали греческим буржуа здешние лавочки, производило впечатление, и Бонковский-паша подумал, что дела у его старого друга, аптекаря Никифороса, и впрямь, должно быть, идут неплохо.

Никифорос был уроженцем Мингера, но двадцать пять лет назад, когда с ним познакомился Бонковский, жил в Стамбуле, в Каракёе [45], где держал небольшую аптеку с гордой вывеской «Pharmacie Nikiforos» [46]. В помещении за аптекой, где когда-то была кухня, Никифорос устроил свою мастерскую. Там он готовил крем для рук на розовой воде и зеленые мятные пастилки от кашля, которые затем сбывал в портовые города и даже – благодаря интересу Абдул-Хамида к строительству железных дорог – в некоторые отдаленные вилайеты.

По-настоящему сблизила двух молодых фармацевтов работа в Стамбульском фармацевтическом обществе, которое они вместе учредили в 1879 году, когда еще живы были горькие воспоминания о поражении в войне с Россией 1877–1878 годов, о потере территорий и о толпах беженцев. В скором времени в обществе числилось уже более семидесяти членов, большинство которых были греками. Такие организационные успехи и образовательная деятельность общества привлекли внимание молодого султана Абдул-Хамида, и тот стал давать Бонковскому, отца которого знал лично, разные поручения, например произвести анализ питьевой воды в Стамбуле или подготовить доклад о болезнетворных микроорганизмах.

В те годы Абдул-Хамид мечтал наладить в своей империи фабричное производство взамен кустарного и, в частности, задумался о производстве розовой воды. В Стамбуле это был освященный веками семейный промысел. Розовую воду изготовляли дома из цветов, выращенных в собственном саду, и в небольших количествах, чтобы потом добавлять в варенье и сласти или использовать для других личных нужд. Нельзя ли, размышлял султан, наладить производство этого традиционного для османов продукта в гораздо более значительных объемах, устроив фабрику европейского типа и предварительно изыскав возможность выращивать необходимое количество роз? И Абдул-Хамид поручил молодому, расторопному фармацевту Бонковскому подготовить доклад по этому вопросу.

В течение месяца Бонковский-бей составил план строительства в Стамбуле фабрики, способной производить розовую воду большими партиями, подсчитал, во что это обойдется, и подробно объяснил в докладе, почему огромные сады, способные поставить тонны розовых лепестков, которые потребны для подобного производства (если не брать питомники в Бейкозе [47]), можно разбить только в двадцать девятом вилайете Османской империи, на острове Мингер. Работая над докладом, Бонковский, разумеется, обращался за сведениями и советами к своему другу, уроженцу Мингера Никифоросу, который производил из выращенных на острове роз крем для рук. В скором времени султан вызвал обоих к себе и спросил, действительно ли, как написано в докладе, на острове Мингер произрастает сорт роз, чьи лепестки особенно богаты эфирным маслом и обладают особым, глубоким и сладким ароматом, и правда ли, что из них можно в изобилии производить розовую воду. Получив от трепещущих перед его величеством фармацевтов, католика и православного, утвердительный ответ, султан вышел из кабинета, где проходила аудиенция.

Спустя какое-то время посыльный принес известие о том, что его величество жалует господам Бонковскому и Никифоросу концессию на выращивание роз в вилайете Мингер и поставку сырья для производящей розовую воду фабрики, которая по приказу султана будет построена в Стамбуле. Концессионеры освобождались от уплаты налогов с прибыли.

Никифорос отнесся к привилегии, дарованной Абдул-Хамидом, куда серьезнее, чем Бонковский. В следующем году он основал на Мингере компанию для производства розовой воды. Бонковский, вложивший в предприятие десять золотых лир, управлял ее делами в Стамбуле и налаживал отношения с Министерством торговли и сельского хозяйства. В первый же год удалось правильно организовать дело в том, что касалось культивирования роз. Бонковский познакомился с бежавшим после войны с Балкан в Стамбул крестьянином, который знал все об этих цветах и о том, как их выращивать, и пригласил его переехать на Мингер со всей семьей.

Однако дело застопорилось, когда Бонковский-бей неожиданно впал у султана в немилость. На первый взгляд вся вина его состояла в том, что однажды, беседуя с двумя врачами и одним фармацевтом, которые коротали время за чтением книг в фойе стамбульской аптеки Апери (как и два вольнодумных журналиста, из коих один, по совместительству, был полицейским осведомителем), он с видом человека, много знающего, обронил: его величество беспокоит левая почка. (Через тридцать восемь лет Абдул-Хамид умрет оттого, что откажет почка, причем именно левая.) Разгневало султана не столько то, что о его недомогании стало известно, сколько небрежность, с какой Бонковский упомянул его почку, упомянул походя – просто к слову пришлось.

Однако настоящей причиной опалы Станислава Бонковского был неожиданный успех созданного им фармацевтического общества, объединявшего сторонников современной постановки аптекарского дела. В те годы аптеки современного типа, созданные людьми, получившими медицинское образование, конкурировали с актарами – зелейниками, знахарями и травниками, которые продолжали торговать дедовскими мазями, специями, травами, корешками, а также ядами, опиумом и другим дурманом. По предложению Бонковского, поддержанному тогда еще благосклонным к нему Абдул-Хамидом, был принят новый аптекарский устав, запрещавший актарам продавать ядовитые, дурманящие и вредные для здоровья вещества даже по рецепту.

Потеряв значительную часть дохода, актары, по большей части мусульмане, не пожелали с этим смириться и завалили султана доносами, как за подписью, так и анонимными. Нас, мусульман, притесняют, писали они. Ох, неспроста греки-аптекари хотят прибрать к рукам торговлю ядами и опиумом, дурные у них намерения! Эти доносы на некоторое время сбили султана с толку, а тут еще Бонковский разгневал его своей болтовней. Некоторое время Абдул-Хамид не желал и слышать о нем, но лет через пять смягчился (за Бонковского многие просили), вернул ему свое доверие и стал давать различные поручения: провести, к примеру, анализ воды в озере Теркос; установить, почему в Адапазары [48] каждое лето происходит вспышка холеры; составить список произрастающих в саду вокруг дворца Йылдыз трав, которые можно использовать для приготовления ядов, или доложить о том, какие недорогие европейские средства из числа новых можно использовать для обеззараживания воды источника Замзам [49].