Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович. Страница 12

Глава 5

«Приготовиться!» — один за другим, два приглушённых гудка разорвали тишину.

На таком отдалении цель была еле заметной: бледно-серая фигура человека практически сливалась с заснеженной насыпью. Напрягая всю остроту зрения, Алекс резким движением вскинул карабин, прицелился и свободной рукой передёрнул затвор.

Застыть, пока не прозвучит сигнал — железное правило. Длительность паузы всегда была разной: считанные секунды ожидания подчас, хоть и крайне редко, растягивались до минут. Как сегодня.

Руки начали трястись: то ли от холода, то ли от напряжения, а может и ото всего сразу. Серая точка на «мушке» помутнела, запрыгала из стороны в сторону. С каждым мгновением держать карабин неподвижно было всё труднее, но Алекс, стиснув зубы, не опускал его.

И вот взвыл, наконец, гудок — «Огонь!».

Едва слышный, он воспринимался теперь грохотом взрыва.

Будто сам собой, палец надавил на спусковой крючок. Лязгнул, выплёвывая гильзу, затвор, и лёгким толчком в плечо отозвался приклад. Но ни звука, ни пламени, не было; и то, и другое скрадывал глушитель — тонкая длинная трубка, встроенная в ствол карабина.

За первым последовал ещё выстрел, затем очередь из сразу трёх. Вскоре пустой магазин, вытолкнутый вниз пружиной, лежал у ног. Алекс подобрал его и, отряхнув полы шинели от снега, осмотрелся.

По левую руку стояла Агата: она уже отстрелялась и теперь разминала затёкшую спину. Её карабин был прислонён к стенке неглубокого окопа.

Тимур, позиция которого располагалась от Алекса справа, продолжал стрелять. Выпустив последнюю пулю, он молниеносно убрал пальцы с цевья и, не глядя перехватил магазин прямо на лету.

Скоро три коротких гудка возвестили о том, что закончила вся бригада, а значит, можно было идти осматривать мишени.

Хотя другие бригады и протоптали до них от огневого рубежа тропки, более напоминающие ущелья с отвесными стенами, идти местами всё же было тяжело. Уровень снега достигал колена и выше, сапоги то и дело с треском проваливались под свежий наст. Но, преодолев так сто с лишним метров, Алекс даже не вспотел. После томительного бездействия перед выстрелом, всё теперь — и мерный звук собственного дыхания, наполняющего воздух паром, и расправленные плечи, и само чувство движения — было ему только в радость.

К линии мишеней он вышел одновременно с Тимуром, немного опередив Агату. Следом подтянулся Пётр, за ним и остальные члены бригады. Тяжело дыша, в снег напротив своей мишени сел Борис.

— Ну, как успехи? — спросил Тимур у Алекса. Стоя возле высокой фигуры, чьи контуры повторяли очертания человека, он изучал места, в которых гипсокартон был прошит пулевыми отверстиями.

— Одна «двойка», несколько «единичек». Не густо, короче.

— Главное, подстрелил, — голос Тимура звучал ободряюще; приглядевшись к мишени друга, Алекс заметил, что тот трижды попал в самый её центр.

— Вы не совсем правы, Сайрес, — рядом с Тимуром появился полноватый мужчина, облаченный в сапоги и комбинезон с алыми нашивками. Лицо его было изборождено морщинами, сединой отливали не до конца ещё выпавшие волосы под капюшоном.

Никола Вачек уже третий десяток лет из своих неполных пяти стоял во главе полигона, руководя стрельбами и отвечая за сохранность арсенала. Из-за врождённого недуга — полностью парализованной правой руки, его сочли непригодным для работы на комбинатах, сразу же после школы пристроили на полигон. Здесь Никола освоился так быстро, что спустя не очень продолжительное время уже занимал пост начальника хоть и крошечного, но важного в глазах посельчан коллектива оружейников. Недееспособность одной руки, мёртвым грузом висящей вдоль туловища, будто бы вообще не стесняла этого человека. Оставалось только удивляться той ловкости, с которой он пользовался лишь пятью пальцами. Карабин, к примеру, Никола умел разбирать быстрее иных абсолютно здоровых людей.

— Сейчас цели неподвижны, но настоящий враг не будет стоять на месте и ждать, пока вы его прикончите, — продолжил он, щурясь на мишень Тимура. — Это здесь «тройка» и ниже считается попаданием, а там, — Никола махнул в направлении гор и ближайшего участка противолавинной стены, — там есть только «пятёрки». Ну и, может, ещё «четвёрки». Не так ли, господин Ройт?

Он обращался к сопровождающему его стражу. Тому самому стражу — Алекс тотчас узнал его — который неделю назад продержал их в кабинете начальника шахты до позднего вечера, и который днём позже появлялся на нижнем её уровне. В отличие от последнего случая, присутствие стражей на полигоне было постоянной практикой: вести стрельбы без их надзора не дозволялось.

Высокий гость тут же стал центром общего внимания.

— Да, — сухо ответил страж, явно не горящий желанием вступать в разговор. — Неточное попадание — тот же промах.

— Вот и я о чём! — подхватил Никола. — Никуда такая стрельба не годится, Кемстов.

— Но мы же… — хотел возразить Алекс.

— Знаю, Кемстов, вы скажете, что задержка перед выстрелом была очень долгой. Что вам пришлось нелегко, и всё такое. Доложите-ка мне, неужели вам кажется, будто в реальном бою подобного не могло бы случиться?

Хотя начальник полигона и говорил словно бывалый вояка, он, как любой другой посельчанин, в реальном бою никогда не участвовал, и Алексу очень захотелось напомнить ему об этом. В последний момент он сдержался, рассудив, что ссориться с важным человеком лишний раз не стоит. Не сказав ни слова, Алекс утешил себя мыслью о том, что, должно быть, стражу, как фронтовику настоящему, слушать пафосные речи Николы было ещё забавнее.

— Вернёмся к делу, — произнёс начальник стрельбища, когда пауза, вызванная молчанием Алекса, чрезмерно затянулась, — Ива, зачти господину Сайресу из тридцать первой бригады сорок очков.

Ивой звали помощницу Николы, девчушку лет шестнадцати. Комбинезон с яркими светоотражающими полосами, будучи не по размеру своей владелице, укутывал её длинную шею и даже ладони, из-за чего бедняга вынуждена была то и дело поправлять рукава. Получив распоряжение, Ива мигом извлекла блокнот и принялась, шустро двигая карандашом, записывать.

— Очень хорошо, Сайрес. Думаю, вам снова положена надбавка по итогам месяца, — сказал Никола, заглядывая в блокнот.

На лице Тимура проступила кислая улыбка.

Сделав несколько шагов в сторону, начальник полигона остановился рядом с Алексом:

— А Кемстову… девять очков. Как подметил ваш товарищ, почти все пули действительно достигли мишени, только вот эффективность далека от идеала. Будь у вас два патрона вместо десяти, могли бы и не попасть вовсе. Тренируйтесь, Кемстов.

Карандаш Ивы снова забегал по бумаге.

— Приму к сведению, — произнёс Алекс с видом школьника, обещающего никогда больше не опаздывать на уроки. — Через месяц постараюсь выйти из двух десятков.

— Могу только пожелать вам успехов, — Никола, удовлетворённый, по-видимому, таким ответом, направился к следующей мишени. Ива спрятала блокнот подмышку, засеменила ему вслед.

Приятные мысли Алекса о том, как быстро удалось отделаться от навязчивого старикашки, были прерваны стражем.

— День добрый, — заговорил тот, вынимая руки из карманов форменной шинели. — Кемстов, можно вас на пару слов?

Страж отвёл Алекса в сторонку, где никто более не мог услышать их разговор, и продолжил:

— Главный на днях интересовался, как у вашего коллектива продвигаются дела. Как себя чувствует ваш раненый товарищ? Слышал, ему сделали операцию.

— Благодарю, всё в полном порядке, — на автомате ответил Алекс. — Работа идёт без осложнений, а Эдуард уже поправляется, — продолжил он робко. «Случайный ли это разговор — подумалось Алексу, — или же Энцель наконец-то озаботился поставить бригаду в известность о результатах обещанной проверки?»

Но следующей же фразой страж перечеркнул все чаяния:

— То есть причина вашего визита к управляющему утратила актуальность? Всё разрешилось?

Алекс был выбит из колеи, шокирован: даже сама постановка вопроса противоречила тому, на чём завершился их с Энцелем разговор. Всю волю бросил он на то, чтобы скрыть раздражение. Поводом для услышанного мог служить прямой приказ от Энцеля, а могло и банальное любопытство Ройта, но суть оставалась едина: Алексу явно ничего больше не собирались разъяснять. Досада обращалась негодованием, но пересилив-таки себя, он изобразил благодушную улыбку и произнёс: