В интересах государства. Орден Надежды (СИ) - Хай Алекс. Страница 23
Я собрал листы в одну стопку и склонился над столом, обхватив голову руками. Час от часу не легче. Секретарь, подыскавший для меня сведения о дворянских фамилиях, сочувствующе улыбнулся, когда я встретился с ним взглядом. Видимо, подумал, что я пришел в отчаяние от объема учебных задач.
“Костя, это Соколов. Занят?” — обратился я к Денисову ментально.
“Учусь. А что?”
“Спустись-ка в библиотеку. Хочу тебе кое-что показать”.
“Попозже нельзя?”
“А если я скажу, что возможно нашел нашего автора записки и установил его личность?”
“Через пять минут буду”, — коротко сообщил Денисов и обрубил канал.
Я взял для вида пару книг и положил прихваченный из комнаты конспект, усиленно создавая вид старательного грызуна гранита науки. Не прошло и обещанных пяти минут, как запыхавшийся Константин открыл двери читального зала. Увидев меня, он направился прямиком к моему столу.
“Разговаривать будем только ментально”, — предупредил я. — “Сам знаешь, почему”.
Денисов воровато огляделся по сторонам и, убедившись в том, что за нами никто не подглядывал, немного расслабился.
“Что нашел?”
Я спрятал лист с портретом Зурова в книгу и, раскрыв ее, подал сообщнику.
“Взгляни на листок. Он подал вам знак?”
Денисов раскрыл книгу, аккуратно развернул лист… Я увидел, как расширились его глаза, как вытянулось лицо.
Но он не смог ничего сказать — ни голосом, ни ментально. Денисов побледнел, его руки сами собой потянулись к горлу — заклинание снова перекрыло ему дыхалку.
“Не пытайся говорить”.
Он выхватил у меня из рук карандаш и попытался что-то накарябать в тетради, но вместо букв получились нечитаемые каракули.
— Нет, — прохрипел он. — Не могу… Не получается.
— И не получится.
В глазу Денисова лопнул сосуд — маленькое кровавое пятнышко разлилось по белку. Так, пора с этим заканчивать, иначе заклинание убьет его к чертовой бабушке.
“Не пытайся говорить. Поставим вопрос по-другому. Я прав? Денисов или Николаев? Кого выберешь?”
Он непонимающе на меня уставился. Из его носа капнула кровь. Проклятье. Менталка у него и правда была совсем слабенькая. Закрыли по полной.
“Что?”
“Д — денисов? Или Н — Николаев?” — повторил я, сопроводив слова жестами.
И тут его наконец-то осенило.
“Понял. Денисов! Денисов!”
Я устало откинулся на спинку стула, а сам Константин едва не сполз под стол. Нашарил в кармане платок, вытер нос и поморщился.
“Господи, я и не думал, что будет так тяжело…”
“Ага”, — отозвался я. Хотел было добавить что-то вроде добро пожаловать в мой мир, но удержался. Все-таки было не время для издевательств.
Я захлопнул книгу и убрал лист за пазуху.
Значит, господин Зуров… Я не ошибся.
“И что теперь?” — придя в себя, Денисов уставился на меня кровавы глазом. Тот еще красавчик.
Я пожал плечами.
“Мы до него не доберемся в любом случае. Он сидит на Полигоне, а нас туда вывезут в лучшем случае летом”.
“И то скорее всего в тренировочный лагерь погонят. Работа в поле для студентов проходит там”, — ответил Денисов. — “Значит, это тупик?”
“Прямо сейчас мы бессильны. Но со временем можем что-нибудь придумать”.
Я поднялся, собрал вещи и кивнул в сторону выхода. Денисов молча последовал за мной.
На свой этаж мы поднимались молча — теперь, когда имя выяснилось, говорить стало как-то и не о чем, хотя и хотелось. Пропасть была слишком сильна, и подружиться мы не успели. Одно радовало — теперь вряд ли Денисов станет мне по-серьезному вредить.
— Спасибо, Соколов, — Константин подал мне руку, и я ответил крепким пожатием. — Ты молодец. Хорошо справился. До сих пор не могу понять, как ты его вычислил.
— Случай помог, — ответил я и направился к своей двери.
Мне требовалось написать письмо тетушке Матильде. Я уже прикинул, как намекнуть на Зурова, чтобы не раскрывать имен напрямую — кто знает, может даже переписку перехватывают, а я не в курсе.
К моему везению, ни Ронцова, ни Сперанского на месте не оказалось. Я бросил на кровать вещи и тут же полез в тайник. Попробую написать все быстро.
Рука нашарила знакомую щель в стене и на удивление легко в нее прошла. По моему позвоночнику пробежал липкий мерзкий холодок.
Ни книги, ни зачарованной ручки в тайнике не было.
Глава 12
— Твою мать…
Я нашарил фонарик под подушкой — крайне полезная для учебы вещь, если после отбоя отключают свет, а использование “Жар-птицы” не поощряется. Особая модель, рассчитанная на одаренных. Благодать его не глушила.
Дрожащими руками включил свет и снова залез под кровать. Я точно помнил, что накануне кражи Головы все было на месте. А потом Афанасьев…
Дерьмо. Предатель-менталист не просто прознал о моем секретике, но и спер подарки Корфа.
И в таком виде — с фонарем во рту, в коленно-локтевой позе и с глазами филина, посаженного на кол, меня застукал вошедший Сперанский.
— Надеюсь, ты моешь пол, — невозмутимо сказал лекарь. — Тебя не затруднит протереть и под моей кроватью?
Я окончательно вылез, выплюнул фонарик и выключил свет. Лохматые рыжие брови Коли удивленно приподнялись.
— А, не моешь… Жаль. Потерял чего?
— Да так… — я устало опустился на свою кровать и обхватил голову руками.
Ситуация, прямо скажем, патовая. Если Афанасьев успел передать мое тайное барахлишко администрации Аудиториума или кому-то из этой проклятой Темной Аспиды, то мне крышка. Правда, насчет Аспиды я сомневался — все же если с ними связывался только Зуров, то Афанасьев просто не имел возможности с ним пересечься. А вот насолить мне как следует и отдать находку аудиториумским мог вполне. В распоряжении Аудиториума были весьма талантливые психометристы, которые точно не нуждались в винамии.
Да уж. Всем уликам улика. Глянут один разок — и сразу вычислят наши с Корфом шпионские игры. И тогда у меня точно будет отсюда одна дорога — в “двухсотом”.
— Михаил!
Я вышел из оцепенения только тогда, когда Сперанский смачно шлепнул меня по щекам.
— Миша! — повторял он. — Что с тобой? Ты здоров?
— Физически или душевно? — усмехнулся я, хотя сейчас было точно не до смеху.
Коля оглянулся по сторонам, чертыхнулся себе под нос и начал водить руками вдоль моего тела — диагностировал, наплевав на ограничения. Впрочем, гайки закручивали в основном по части применения боевых заклинаний. Лекарям все же дозволялось немного подколдовывать.
— Вроде здоров, — задумчиво протянул Сперанский и отступил на шаг. — Но на тебе лица нет. Что стряслось?
Как бы так тебе ответить, дружище, чтоб стало понятнее? Я в жопе? Мне кабздец?
Вместо этого я поднял глаза на лекаря.
— Да все об Афанасьеве думаю. С Денисовым сегодня столкнулся, он все задается вопросом, как Гриша вообще оказался в компании Меншикова.
Сперанский налил стакан воды и уселся на свою кровать.
— Мне это тоже показалось странным, — признался он. — Но он вообще иногда странновато себя вел.
— Разве? — удивился я. — По-моему, наоборот, всегда был бодр и весел. Болтал без умолку, всякие дурацкие идеи предлагал. Самый нормальный студент из нашей комнаты.
Коля рассеянно крутил полупустой стакан в руках.
— Не знаю… Может это просто я напридумывал…
— Давай-ка с этого места поподробнее, — попросил я.
— А смысл? Гришу не вернешь. Даже нам не дано воскрешать людей.
Сперанский все это время держался молодцом. Даже слишком — хранил полную невозмутимость и делал вид, что случившаяся трагедия его не заботила. Мне даже сперва подумалось, что ему не только подтерли память, но и над эмоциями поработали. Либо что это был побочный эффект от ментального вмешательства.
Но нет, Коля все-таки переживал. Просто слишком глубоко закопал эмоции. С одной стороны, такой подход я уважал — не пристало мужчине истерить. Но Сперанский уж слишком закрылся. А традиционного русского средства психотерапии — бутылки водки и баночки огурчиков — у меня под рукой не было.