В интересах государства. Аудиториум, часть 2 (СИ) - Хай Алекс. Страница 22

Говорил Фрейд, конечно, красиво – даже я заслушался, хотя всегда засыпал на подобных формальных мероприятиях.

– Это, несомненно, повод для гордости, – продолжил ректор. – Однако вам надлежит ежесекундно помнить, сколь великую ответственность на вас налагает этот статус. Отныне вы не просто студенты Аудиториума. Не просто наследники знатнейших фамилий. Вы – символ благородной службы государству и обществу. Вы – образец для подражания. Пример для всех. И потому я прошу вас, как отец просит своих детей, сохранять приверженность нашим ценностям, использовать знания и умения, что вы получите, с умом и на благо государя и его подданных. Ибо однажды может настать момент, когда именно вы станете щитом, мечом и опорой нашей империи.

А мозги здесь промывали хорошо. Качественно так, с первого дня.

Ректор наградил нас широкой улыбкой.

– Каждому из вас, несомненно, уготована особая судьба, – сказал он. – И я настаиваю, чтобы вы обрели в Аудиториуме как можно больше полезных навыков и верных друзей. Я могу смело утверждать, что Аудиториум станет вашей второй семьей, где вы познаете взлеты, падения, победы, поражения и обретете бесценный опыт. Время, что вы проведете здесь, навсегда останется в вашем сердце. И я желаю, чтобы эти годы стали для вас счастливыми. От лица всего обширного преподавательского состава и студентов старших курсов я поздравляю вас с поступлением и с гордостью принимаю вас в наши ряды!

Снова грянула музыка, но вой труб утонул в троекратном «Ура!». Первокурсники – и я вместе с ними – драли глотки, воздавая хвалу.

– Славься Отечество!

– Славься Государь император!

– Славься Аудиториум!

«Перваки» ревели так, что аж стекла в окнах задрожали.

Речь, что ни говори, вышла славная. Воодушевляющая. И вполне вероятно, что Фрейд сам верил в свои слова – все же мне казалось, что для управления подобным учреждением нужно было сохранять приверженность идеям.

Ректор дал нам проораться, а затем жестом призвал к тишине.

– Мне всегда приятно видеть радость и надежду в глазах новоприбывших, – улыбнулся он. – Однако для того, чтобы стать настоящими первокурсниками, вам надлежит пройти через еще один традиционный ритуал и получить свои личные шевроны. И еще вы кое с кем познакомитесь.

Мы напряженно замолчали, и в зале повисла гробовая тишина. Фред повернулся куда-то в сторону и громко приказал:

– Пригласите Леонида Ивановича, пожалуйста.

Стоявший рядом со мной Афанасьев вытаращил глаза и обернулся ко мне.

– Да ладно! Неужели? Охренеть!

– Гриш, ты чего? – удивился я.

– Ленька! Они принесут Леньку!

– Не понял? Что за Ленька?

– Сейчас увидишь! Вот уж не думал, что нам так повезет. Ходили толки, что от этой традиции отказались. А, оказывается, сохранили…

– Да что там с ним? Кто такой, блин, этот Ленька?

– Тсссс! – шикнули на нас сзади. – Не портите удовольствие!

Судя по всему, я не знал чего-то очень важного и захватывающего, потому как, судя по лицам остальных «перваков», сейчас должно было произойти что-то неординарное. Даже для Аудиториума.

Тем временем ректор исчез с балкона, а спустя минуту долгого и почти мучительного ожидания боковые двери зала распахнулись, снова грянули фанфары, и в помещения вошла процессия сотрудников Аудиториума.

Первым шел Фрейд – Долгоруков вышагивал с достоинством, даруя первокурсникам хитрые, почти озорные взгляды. Что за шалость он удумал?

Следом за ректором шли сотрудники – один с толстой папкой, еще двое с большими коробками. А за ними четверо охранников в форме со знаками отличия внутренней охраны вуза тащили на носилках какой-то странный предмет. Закрытый ящик из ценных пород дерева. Замыкали процессию четыре девицы в форме студенток. Все – писаные красавицы, явно отобранные для какой-то торжественной миссии.

– Прошу задернуть шторы, – на ходу распорядился Фрейд.

Словно по команде зал погрузился в полумрак. Плотные занавески, казалось, сами по себе сдвинулись, а люстры вспыхнули. Причем лампы в них горели не теплым электрическим светом, а потусторонним сине-зеленым.

Ректор занял место на тронообразном стуле – ну как пить дать правитель маленького королевства. Ящик водрузили на стол перед ректором. Коробки опустили на пол и открыли – я не увидел, что в них было, но предположил, что наши шевроны. А в папке наверняка был поименный список всех первокурсников. Девушки-старшекурсницы встали в ряд возле человека с папкой.

– Представляю вам Леонида Ивановича Пантелеева, – с широкой улыбкой объявил Фрейд и жестом велел открыть ящик.

Едва короб был снял, «перваки» хором ахнули. Кто-то тонко вскрикнул, кому-то стало дурно. Я же завороженно пялился на то, что мне открылось, не понимая, как подобное вообще было возможно.

Я ожидал чего угодно, но не этого.

В большой запечатанной банке плавала уродливая мужская голова. Возможно, в момент смерти он был молод, но раствор и время шарма ему не добавили. Раствор слегка светился тем же неестественным голубовато-салатовым светом, почти фосфоресцировал.

– Господи, что это? – пискнул кто-то с дальних рядов.

Афанасьев обернулся ко мне и ухмыльнулся.

– Вооот, я же говорил.

– Это что вообще такое?

– Сейчас узнаешь, – поддерживал интригу менталист.

И в этот момент голова распахнула глаза – две светящиеся яркие точки без зрачков и радужной оболочки. Наверняка слепые.

– Свежая кровь! – скривила рот голова. Ее голос – хотя откуда там было взяться голосовым связкам – глухо звучал сквозь толщу раствора и банку. – Это хорошо…

Ректор поднялся со стула и подошел к голове.

– Полагаю, некоторым из вас известна история Леонида Ивановича, однако я освежу вашу память. Ибо господин Пантелеев – не только полезный сотрудник нашего заведения, не просто уникальный кадр, но и важный символ.

Я нервно сглотнул слюну. Как ОНО могло разговаривать, а уж тем более думать? Неужели это была фантазия какого-то безумного артефактора?

– Леонид Иванович Пантелеев родился в Тихвинском уезде в самом начале прошлого века, – прохаживаясь между рядами студентов, вещал Фрейд. – Происхождение имел незнатное, однако талантами Господь его не обделил. Леонид Иванович получил образование печатника и, переехав в Петрополь, работал в газете. Однако увлекся революционными взглядами и опасными идеями неонародничества. Сперва печатал подпольные агитационные листовки и газеты, затем закономерно попался. Однако на первый раз правосудие смилостивилось – император тогда не желал применять жесткие меры к инакомыслящим. Наоборот, тогда велась активная работа над созданием многопартийной Думы – представителя народа во власти. Тем не менее милосердие государя не тронуло Леонида Ивановича. Вместо того, чтобы вернуться к порядочной жизни, он занялся грабежами, разбоем и лишь укрепил связь с революционерами. Даже несмотря на то, что громкие восстания к тому моменту уже были подавлены, а главные зачинщики получили сроки или были уничтожены.

– Это ведь он взорвался? – прошептал кто-то из строя.

Фрейд кивнул.

– Именно так, но не совсем. После освобождения Леонид Иванович имел неосторожность вступить в террористическую ячейку, поставившую своей целью уничтожение Аудиториума и других государственных институтов, руководимых аристократией. Разумеется, Аудиториум был первичной задачей. Террористы задумали убийство ректора – тогда во главе учреждения стоял князь Алексей Михайлович Горчаков. Но, поскольку предполагаемая жертва была опасна и могла дать отпор, а в средствах террористы были стеснены и серьезного оружия себе позволить не могли, выбор пал на бомбу.

– И на ней-то он и подорвался, – хихикнул Афанасьев.

– Однако кое-что в планах Леонида Ивановича пошло не так, – улыбнулся ректор. – К несчастью для террористов, бомба взорвалась раньше времени. Господин Пантелеев не успел донести ее до Алексея Михайловича. Заряд детонировал… И от Леонида Ивановича осталось немного целых частей.