Право на одиночество (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 20

– Можно что-то сделать, чтобы не заводить уголовное дело? Ни на этого человека, ни на его… заказчицу?

Громов, кажется, потерял дар речи. Пётр Алексеевич просто обалдел. Полицейские удивлённо переглянулись. А вот Королёв… он сначала побледнел, затем покраснел и, подойдя ко мне, взял меня за руку.

– Вы уверены, Наталья Владимировна? – спросил он, сжимая мои пальцы.

– На все сто, – ответила я, поморщившись. В любой другой день я не обратила бы внимание на это рукопожатие, но сегодня оно причинило мне боль.

– Сергей! – сказал Громов, подходя ближе к нам. – Осторожнее, ей же больно.

– Извините, – Королёв кивнул и обернулся к полицейским. – Вы слышали предложение Натальи Владимировны. Что мы можем сделать? Прошу вас, любые суммы, только давайте обойдёмся без уголовного дела.

Один из полицейских – только сейчас я поняла, что он был у них главным, – пожал плечами:

– Ну, давайте обойдёмся.

– Сергей Борисович! – воскликнула я. Королёв обернулся. Я посмотрела на своего «насильника».

– Учитывая обстоятельства… я считаю, мы должны помочь этому человеку вылечить дочку. Полагаю, Марина Ивановна… – от упоминания этого имени почти все присутствующие вздрогнули, – …пожертвует свою зарплату на пользу бедным. Как вы думаете?

Генеральный просто кивнул. Кажется, у него кончились цензурные слова. И у «насильника» они тоже кончились – он просто смотрел на меня с изумлением.

А я отвернулась к Громову и тихо сказала:

– Максим Петрович… пожалуйста, отведите меня обратно… к нам… Я еле на ногах держусь.

У меня перед глазами плыл туман. Я почувствовала, как Громов взял мои руки, потом обнял и, извинившись, вывел из кабинета генерального.

Как мы шли к себе – не помню. Опомнилась я уже на диване, когда Светочка положила мне на лоб мокрое полотенце.

– Я купила тебе одежду, Наташ, – шепнула она. – Максим Петрович вышел из кабинета, давай мы тебя переоденем?

Я кивнула и хотела встать, но Света засмеялась.

– Да лежи, лежи, я сама. У меня бабушка десять лет болела, я очень хорошо умею переодевать лежачих…

Сняв пиджак Громова, Света громко вздохнула и выругалась.

– Вот… ты ж… – на пол полетела рваная рубашка. – А где твой лифчик?

– Видимо, остался там, в АХО. Он же его порвал.

Судьбу рубашки разделили брюки и трусы. Я почувствовала, как Света натягивает на меня новое бельё.

– Уж извини, если слегка будет жать… или наоборот. Я ведь особо не выбирала, схватила первое попавшееся. Господи, Наташ, какая же ты красивая! Даже с этими синяками. Будь я на месте Максима Петровича, сама бы тебя изнасиловала…

– Что ты такое говоришь, Свет! – я перепугалась.

– Да я шучу. Просто… мне всегда хотелось иметь фигуру, как у тебя. Я вон – плоская, как доска. А у тебя всё на месте и такой красивой формы…

– Ещё немного, и я решу, что ты нетрадиционной ориентации, – я усмехнулась. Туман перед глазами постепенно рассеивался.

– Да ладно тебе, уж нельзя повосхищаться красивым женским телом! Ну вот, всё, я тебя одела. Можешь встать с дивана?

Я попыталась, но ноги меня всё ещё не слушались.

– Максим Петрович! – крикнула Света.

И не успела я пискнуть, как сильные руки Громова подняли меня и аккуратно поставили на пол. Я впервые с момента нападения смогла сфокусироваться на его глазах – и он смотрел на меня с такой заботой, что я почувствовала себя немного неловко.

– Теперь вы одеты, Наталья Владимировна, – Максим Петрович улыбнулся. – Я отвезу вас домой.

Я не сразу поняла, что именно он сказал. Потому что наслаждалась своими ощущениями – только теперь я почувствовала, какие у Громова сильные руки, и от его прикосновений мою кожу будто кольнули сотни маленьких иголочек. Сквозь рубашку я чувствовала, как бьётся его сердце. Мне показалось, что в тот миг, когда я посмотрела Максиму Петровичу прямо в глаза, оно забилось чуточку чаще.

– Я отвезу вас домой, – повторил он. И до меня наконец дошло.

– Нет, – выдохнула я. – Только не домой, пожалуйста! Только не туда!

Светочка и Максим Петрович удивлённо переглянулись.

– Ната-аш, – протянула Света, – ты чего это? Почему домой не хочешь?

Я не хотела объяснять, что дома на меня опять навалится эта безысходность, тоска, от которой я никак не могу отделаться уже столько лет. И сегодня… это изнасилование…

Больше всего мне хотелось прижаться к маме. Рассказать ей обо всём… чтобы она меня пожалела…

Но рассказывать мне некому. Мамы у меня давно уже нет. И какой смысл ехать домой? Чтобы на меня опять свалилось это стылое одиночество?

– Не хочу… я не хочу быть одна…

Я даже не подумала о том, что делаю в тот момент: я крепче обняла Громова и прижалась щекой к его груди. Мне просто было нужно к кому-нибудь прижаться.

– Дома ко мне всегда лезут мысли… Я не хочу оставаться одна!

Я почувствовала, что по моей щеке сползла одинокая слезинка. Громов обнял меня крепче и гладил по голове, успокаивая. И тут Светочка подала голос:

– Давай я сегодня у тебя переночую?

Я оторвалась от Максима Петровича и уставилась на Свету.

– Мне… послышалось?

– Что именно? – она ухмыльнулась. – Ты вроде не страдала раньше слуховыми галлюцинациями! Да, я спросила, можно ли мне переночевать у тебя сегодня?

– Спасибо! – я обняла на этот раз Светочку. – Спасибо тебе!

– Ну, вот и отлично! – услышала я весёлый голос Громова. – Собирайтесь, я отвезу вас. Завтра можете прийти на работу на час позже.

Когда мы спускались вниз, обитатели комнат уже бродили по коридорам и, завидев нас с Громовым, начинали ахать и охать. Светочка и Максим Петрович защищали меня, как могли.

– Наталья Владимировна не отвечает на вопросы, – твердили оба. – Завтра, всё завтра.

Когда мы наконец сели в машину, я тихо спросила Громова:

– Максим Петрович… как думаете, что будет с Крутовой?

Несколько секунд он молчал. А затем повернулся ко мне и ответил, глядя прямо в глаза:

– Понятия не имею. Одно могу сказать точно – я знаю Сергея уже пятнадцать лет и ещё ни разу в жизни не видел его в подобном состоянии. Меня немного удивил ваш поступок, решение не заводить уголовное дело…

– Мне стало жаль этого мужчину. Я не знаю, на что бы согласилась, если бы у меня была больная дочь. Да и Марина Ивановна… она, конечно, стерва, но… Пусть с ней разбирается кто-нибудь другой. И я уверена, жизнь её накажет лучше, чем наше правосудие…

Громов улыбнулся.

– Вы удивительный человек, Наталья Владимировна.

– Зовите меня Наташей, второй раз говорю…

– Да! – встряла Светочка. – Вы же её всё-таки спасли, как благородный рыцарь прекрасную даму…

– …Прекрасную даму в разорванных штанах, – хихикнула я.

Штаны, кстати, было немного жалко. Их мне Антон подарил.

8

У меня дома Светочка с порога начала активные боевые действия. Усадив меня на диван, она бросилась на кухню заваривать чай и готовить нам ужин. Алиса уселась рядом со мной и с удивлением рассматривала незнакомую тётю, носившуюся по квартире со скоростью реактивного самолета.

– Ты уж извини, – крикнула мне Света из кухни, – повариха из меня никакая, честно говоря, максимум, на что я способна, – это яичница. Будешь?

– Давай лучше по бутерброду. У меня там ещё сыр есть вкусный. И вино.

– Алкоголичка!

Я усмехнулась. Если бы не присутствие Светы, то я, скорее всего, тут же завалилась бы спать. И уж точно ничего бы не ела.

Она впихнула в меня целых три бутерброда с сыром и шоколадку. К концу ужина мы распили на двоих почти целую бутылку вина. Голова у меня начала кружиться, хотелось смеяться без всякой причины.

Размахивая фужером с вином, Светочка завалилась на диванные подушки, обвела взглядом комнату и произнесла:

– Вообще, у тебя ничего так, миленько. Ты на этом диване развратом занималась?

– Света!

– Да ну тебя! – она надула губки. – Нет, чтобы рассказать, как всё было, интересно же! Мне твой Антон вообще понравился. Познакомишь, когда он приедет в следующий раз?