Ночь со зверем (СИ) - Владимирова Анна. Страница 31

— Уверен, это у нас семейное…

Я сдался, отворачиваясь к окну и прикуривая новую сигарету:

— Поздравляю.

Он промолчал. Следующий час мы ехали молча. Цель его пути становилась ближе, и напряжение росло. Наконец, он свернул с трассы на одну из сотен незаметных развилок и углубился в лес. Еще минут двадцать мы продирались заброшенной дорогой, а я смотрел вокруг, прислушиваясь к себе.

Трудно было понять, то ли мне и правда все кажется знакомым, то ли я себя в этом убеждал. Пустота в душе, вызванная амнезией, пульсировала, как потревоженная рана, и мне хотелось заткнуть ее хоть какими-то воспоминаниями. Но скорого облегчения не предвиделось…

Когда лес поредел, впереди показался просвет, и вскоре мы выехали на поросшую травой полянку, на границе которой стоял дом под раскидистой елкой. Грант молча заглушил двигатель и вышел из машины, я последовал его примеру.

В душе стояла такая же пронзительная тишина, как и вокруг, нарушаемая редким треском насекомых. Я ничего не чувствовал, глядя на дом. Сезар направился к крыльцу:

— Я не забирался внутрь — замок цел. — Он вытащил фото из рюкзака, который прихватил из машины, и протянул мне.

Действительно, дом один и тот же. На обороте потрепанного снимка была подпись «Мария Грант» и год. Фотографии тридцать лет…

— Я откуда-то знал, что моя мать была ученым и работала в Смиртоне, — заговорил тихо, слегка сминая фото пальцами, будто так можно хоть немного прикоснуться к прошлому.

— Работала. — Сезар встал рядом. — Она занималась изучением оборотней. Познакомилась с отцом в Аджуне…

— Она была его избранной, — предположил я.

— Скорее всего.

— Так почему я тебя никогда не видел?

— Тебя забрал твой отец, меня… мать. Поэтому и не виделись…

— Ты знаешь, что между ними произошло? — начал закипать я.

— Мой отец, — ответил он коротко и развернулся к дому. — Ты заходить будешь?

— Мой отец забрал ребенка у матери, потому что она ушла к твоему отцу? — опешил я.

— Да, — обернулся он. — Не смог смириться с тем, что у мамы были отношения с другим. Пока его не было год…

— Он ушел на год? — медленно направился к крыльцу, осматриваясь. Внутри все вибрировало натянутыми струнами. Вероятно, о матери я знал только то, что мне говорил отец. Или…

…Я помнил ее.

Воспоминание будто ударило током, и я зажмурился. Картинка в голове проступила смутными очертаниями. Одна эмоция — один кадр, как женщина сидит на крыльце в лучах солнца и улыбается…

«Эйдан, — протягивала ко мне руки, — иди сюда…»

— Она была здесь, — указал я на замшелую ступеньку. — Сидела тут.

— Они жили тут, пока твой отец не пропал. Тут же родился ты. — Голос Сезара звучал глухо.

— Получается, мой отец пропал… и мама… полюбила твоего. Это значит, что твой отец смог меня принять. — Наверное, не было сейчас для меня ничего более важного. Оборотни могут принимать чужих детей. Я могу принять ребенка Айвори…

— Так и есть.

Сезар казался спокойным. Будто у него внутри уже все отболело… Но что-то подсказывало, что это не так.

Я поднялся на крыльцо и осмотрел двери — заперто.

— Странно, что никто не вломился еще, — заметил я, осматриваясь. — Есть идеи?

— Есть, — и он зашел на порог, будто преодолевая какое-то сопротивление. Вскрыть замок заняло несколько минут, и он посторонился, пропуская меня вперед.

Внутри все оказалось совсем не так, как казалось снаружи. Дом был маленький, но это с лихвой компенсировал тот, кто делал тут ремонт. Первое, что дернуло нервы — вид на кухню справа. Она начиналась зоной гостиной от порога. У окна стоял рабочий стол, на нем — закрытый ноутбук. И чашка.

Я тяжело сглотнул, не спуская с нее взгляда — вспомнились ее ощущения в ладони. Чашка была старой, с щербинкой на ручке, и та постоянно цепляла безымянный палец… Но я не мог от нее избавиться. Она принадлежала отцу.

— Это мой дом, — кивнул я. И развернулся к выходу. — Поехали.

— Не осмотришься? — посторонился Сезар.

— Не сейчас, — нахмурился я, мотнув головой. — Это… слишком…

Я вышел на крыльцо и сел на ступеньку:

— Можно еще сигарету?

— Голоден?

— Нет…

Мы закурили синхронно. Сезар сидел на земле лицом к дому, но был весь в своих мыслях. Я же просто не мог смотреть на прошлое за спиной. Его нужно было принимать по частям, иначе было чувство, что оно меня прикончит…

— Ты же не все мне рассказал, да? — прищурился я на Сезара.

Он перевел на меня взгляд:

— Твой отец убил моего…

Дым скользнул из разомкнувшихся губ и размыл картинку перед глазами. И не было сил его разогнать выдохом, потому что я снова не смог вдохнуть. Я видел, как Сезар опустил голову, затягиваясь.

— Ты уверен? — просипел я.

Вопрос был глупым, но я не мог не предположить. Это все звучало слишком дико и не просто ковыряло раны — открывало реку боли. Чужой. Но уже не совсем.

— Мать была уверена. Прочитал в ее дневнике. — И он снова глубоко затянулся, делая такую нужную обоим паузу. — Он убил его на ее глазах…

— За то, что она выбрала не его? — не верил я.

— Из-за меня. Чужой мужчина — полбеды. Но чужой ребенок… — Он красноречиво посмотрел на меня, а я впервые едва выдержал его взгляд.

Ребенок Айвори может посмотреть на меня так же через годы? Наверное… Но я ясно понял одно — не хочу заслужить такой его взгляд.

Вот так вот этот странный день вывалил на меня горы ответов, о которых даже не просил. Наши родители все это пережили раньше. Один смог принять чужого ребенка, другой — нет.

Кто был виноват в том, что произошло в нашей семье? Мать, которая не дождалась одного мужчину и вступила в связь с другим? Можно ли ее винить? Вряд ли. Как и моего отца. Он не смог принять, как не могу теперь я. Представить, как он мучился без избранной до конца дней — страшно, но мне теперь вполне доступно. А отец Сезара оказался более мудрым… но это не спасло его от смерти. Все, что у нас с братом было общего на двоих — разрушенные жизни родителей. И никого не осталось в живых, чтобы что-то исправлять…

— Поехали, — поднялся я. — Только я поведу.

К вечеру я выдохлась с Роном совсем. Он, почти не затихая, куксился и истерил, не поддаваясь никаким уговорам. Когда стемнело, в комнату сунулся Уилл:

— Айвори, что с ребенком?

— Бывает, Уилл, — огрызнулась я. — Если мешаем, отвези нас обратно!

Грубо вышло, но у меня уже не осталось моральных сил. Уилл не обиделся:

— Я просто в город съезжу, нужно что-то?

Мне стало стыдно.

— Прости. Нет, ничего…

Не знаю, сколько прошло после его ухода. Полчаса? Только Рон в руках вдруг вскрикнул… и задрожал. Я перепугалась дико — прижала его к себе:

— Малыш, маленький… что такое? Что случилось?

А сама кинулась к номеру доктора на комоде, но не успела его набрать, как ребенок в руках выгнулся дугой и вдруг стал стремительно покрываться шерстью!

Я думала, что мне будет все равно, что я — мама и справлюсь со всем… Но я не справилась. Ноги подкосились, руки ослабли, и Рон скатился по коленкам на пол и протяжно заревел по-звериному, корчась в агонии. А я вытаращилась на него, полная ужаса и чего-то еще, что мать не может чувствовать по отношению к ребенку.

Боже, какая я была дура! Как я могла подумать, что это будет просто пережить?! Сейчас в шаге от меня сидело… животное. И я не узнавала в нем ребенка, которого любила до смерти и за которого была готова отдать все.

Медвежонок поднялся на нетвердые лапы… и посмотрел на меня таким взглядом, что сердце едва не остановилось. Я промедлила всего секунду, но Рон все понял… и вдруг дал деру из спальни! Его порыкивания раздались из коридора, потом послышался глухой стук падения и обиженный рев — он упал с лестницы! Вопросы к себе разлетелись с этим жалобным зовом, и я бросилась следом. А Рон уже побывал в спальне Эйдана и, не найдя его там, едва не сбил меня с ног, пролетая мимо в сторону двери.