Вечный зов. Том II - Иванов Анатолий Степанович. Страница 64
— Почему расстаёмся? — спросил Яков.
— Почему? — вздохнул Дембицкий. — Кубань и Кавказ немцы хотят захватить любой ценой. Оно понятно — нефть, хлеб… мясо вот.
Колхозники на лугу стаскивали растерзанные туши в бомбовые воронки, засыпали сверху землёй.
— В Майкоп мне приказано с половиной группы. Оттуда, может, в Баку. Ни одной нефтяной скважины, ни одной целой компрессорной установки не должно достаться фашистам. И не достанется!
С неба лился испепеляющий жар, Дембицкий, мокрый, будто только что вынырнул из Кубани и торопливо натянул на влажное тело обмундирование, тяжко дышал. На груди и спине от пота проступали тёмные пятна.
— Ты с другой половиной остаёшься пока в Краснодаре. Городок не так и велик, а промышленность кое-какая есть. Немалая даже… Всё, что успеете, вывезти. Остальное взорвать. Ни один станок не должен достаться немцам в целости.
На берегу Кубани горело несколько костров, над кострами висели чёрные, закопчённые вёдра и казаны.
— Ты, что ли, поспособствовал моему повышению в должности?
— Да, это я посоветовал назначить тебя во главе остающейся спецгруппы, — сказал Дембицкий. — Я видел тебя там, в Крыму. И здесь. Кружилин был драв, характеризуя тебя… И признаюсь, жалко с тобой, Яков, расставаться. Но что делать? Да судьба, может, ещё сведёт, коль живые останемся. Соответствующий приказ Наркомата и все инструкции тебе будут завтра.
Алейников помолчал, наблюдая за зелёной навозной мухой, ползающей по его сапогу. В руках у него был прутик, он стегнул по ноге им, но в муху не попал. Отбросил прутик и поднялся.
— Ну что ж… Пойдём, Эммануил Борисович, я тебя на прощанье свежей бараниной угощу. Видишь, сколько парного мяса навалено.
Алейников говорил, а синий шрам на его щеке нервно дёргался.
215-я стрелковая дивизия, которой были приданы 3-й гвардейский танковый и 107-й истребительно-противотанковый полки, не в силах сдержать остервенелый натиск врага, несколько дней пятилась назад, неся большие потери в живой силе и технике, пока не упёрлась в стену искорёженного снарядами соснового леса, огибающего большое село Жерехово, Орловской области. Наступление немцев, судя по всему, ещё не выдохлось, но у них явно начал ощущаться недостаток в боеприпасах, и у кромки леса фашистов удалось остановить. Бойцы 215-й немедленно начали окапываться, строить противотанковые опорные пункты.
Яков Алейников в приподнятом настроении, в котором он находился все эти три дня после разговора с начальником фронтового управления СМЕРШ, подъезжая утром к Жерехову, издали поглядывал на дымные столбы, поднимающиеся над селом. Справа, где-то далеко, шёл бой, оттуда доносился задавленный расстоянием, едва внятный гул. Горизонт слева был застлан низкими тучами, днища их временами освещались не то вспышками молний, не то пушечными выстрелами.
— Вляпаться можем, товарищ майор, — проговорил шофёр Гриша Ерёменко. — Если жиманут немцы, можем попасться, как куры в похлёбку.
— Боишься? — разжал Алейников спёкшиеся от какого-то внутреннего жара губы.
Гриша скривился, как-то демонстративно плюнул в окно.
— Бензину полный бак, удерём. Лишь бы осколком бак не продырявило, как однажды…
Шофёр этот, курносый парень лет двадцати пяти, был на вид мешок мешком. Алейников встретил его в августе сорок второго года в Краснодаре, когда шли тяжелейшие бои на его ближайших подступах. Город был обречён, некоторые части и службы 56-й армии, оборонявшие город, уже переправлялись на южный берег Кубани. Алейников, занимаясь порученным делом, метался по городу и на одной из улиц остановил военный грузовик, попросил подвезти до ремонтно-механического завода. Шофёр, покосившись на красный околыш фуражки Алейникова, тронул машину.
Немцы местами прорвались уже к реке Кубань, обстреливали горящий Краснодар из тяжёлых орудий. Кругом горели здания, пламя свистело из чёрных оконных проёмов, некоторые улицы были плотно закупорены чёрным и едким дымом. То сбоку, то сзади, то спереди часто ухало, и порой нельзя было разобрать, вражеский снаряд это разорвался или рухнула сгоревшая стена какого-то здания. При каждом взрыве шофёр, как казалось Алейникову, вздрагивал и ниже припадал к баранке.
— Боишься? — спросил его вот так же, как только что, Алейников.
И шофёр, как вот и сейчас, сплюнул в проём дверцы грузовика и так же ответил:
— Бензину полный бак, удерём.
В голосе шофёра была усмешка. Даже не усмешка, а насмешка. «Ишь петух…» — одобрительно подумал Алейников и спросил:
— Как звать?
— Гришкой…
— А фамилия?
— Зачем вам? Может, вы шпион какой. Я вообще жалею, что подсадил вас.
Теперь Алейников улыбнулся.
— Это верно, я шпион, — сказал он, чувствуя в душе озорство. — А ты — командующий армией, замаскировался, понимаешь, под шофёра. Вот сейчас я тебя в мешок — и к немцам…
Шофёр, однако, не слушал уже его. Он резко нажал на тормоза, потом рванул переключатель скоростей, грузовик взвыл и торопливо попятился назад. Алейников даже не успел сообразить, что же это такое делает шофёр, как впереди, как раз на том месте, где мог быть грузовик, горбом вспухла улица. Земля качнулась, подбросив, кажется, грузовик. Мотор заглох.
Шофёр выскочил из кабины, Алейников за ним. Оба они остановились перед дымящейся горой крупных обломков кирпичной стены рухнувшего здания. По грязному лицу шофёра струями тёк пот, и парень старательно вытирал его пилоткой.
Перед этой горой они стояли, безмолвные, с минуту.
Потом, когда ехали по какому-то узкому переулку, Алейников проговорил:
— Вовремя ты увидел, что стена падает…
— Увидишь тут в таком дыму!
— Отчего ж попятился?
— Почуялось мне просто, что вот-вот она упадёт. Опахнуло чем-то таким… замогильным. Это я всегда чую, когда смерть рядом…
Через несколько минут Алейников попросил его высадить и, прощаясь, сказал:
— Спасибо, Гриша. В долгу я у тебя.
— Ну и не забывайте, — откликнулся парень. — А то больше не буду давать в долг. Фамилия моя, между прочим, в самом деле генеральская — Ерёменко.
Когда закончилась оборонительная операция войск Приморской группы Северо-Кавказского фронта на краснодарском направлении, Алейников за успешное выполнение заданий Наркомата внутренних дел был награждён орденом Красной Звезды и получил назначение в другую прифронтовую специальную оперативную группу НКВД в качестве её начальника. Группе были поручены разведывательно-диверсионные действия в тылах вражеских войск, наступающих со стороны Курска на Воронеж. Алейников отыскал в войсках рядового Григория Ерёменко и взял к себе шофёром. Несмотря на мешковатый внешний вид, Гриша, как Алейников и предполагал, оказался человеком незаурядным. Выносливости у него было на пятерых. Осторожный и осмотрительный в обычной обстановке, хотя это он всегда маскировал напускной бесшабашностью, в критические минуты он становился, как и сам Алейников в молодости, до безрассудства отчаянным и дерзким. Но это только на первый взгляд. Все поступки Григория строились на трезвом расчёте и невероятном хладнокровии. Так, однажды, возвращаясь дождливой осенней ночью с переднего края (Алейников тогда лично провожал разведывательную группу в тыл врага), они попали под шквальный артиллерийский огонь. Осколком снаряда пробило бензобак, машина вспыхнула. Ерёменко вытолкнул Алейникова из кабины в грязь, схватил свой автомат и вывалился из машины сам, тотчас вскочил, закричал, чтобы майор отбежал прочь. Буквально через несколько шагов опять же грубым толчком повалил Алейникова на землю, и, едва они упали, автомобиль рвануло, над головой просвистел огонь, опалив волосы, провизжали ошмётки разлетевшегося во все стороны металла.
Они потом отползли в какую-то канаву метрах в тридцати от дороги, лежали в ней, пережидая яростную артподготовку врага и соображая, что теперь делать.
— Что это они лупят-то по пустому месту? — спросил Ерёменко.