Тайны египетской экспедиции Наполеона - Иванов Андрей Юрьевич. Страница 17

Командировка лейтенанта Фуре имеет единственную цель – удалить ревнивого мужа. Как, он собирается и жену взять с собой? Это же очень опасно, можно попасть в руки врагов!

Бертье, доверенное лицо и Бонапарта, и Жозефины, объясняет лейтенанту его «задачу» и приводит все «разумные доводы».

И корабль в самом деле попадает в руки англичан, которые, имея агентов в Африке, посчитали самым верным ходом отпустить лейтенанта Фуре, взяв с него обязательство «не воевать с правительством Его Величества».

Когда лейтенант вернулся в Каир, жена была уже «султаншей», жившей в великолепном доме по соседству с дворцом Эльфи-бея. Она предпочтет связь с «великим Кебиром» любви мужа. Последует развод «не по форме» (с помощью военного комиссара).

Более всего от этой связи страдал капитан Евгений Богарне. Ему приходилось сопровождать Бонапарта и Беллилот на прогулках. В конце концов, отчим отправил-таки Евгения в отпуск.

Англичане перехватили и опубликовали письма Наполеона к Жозефине и сына к матери. Вся Европа узнала, что победитель во многих битвах – рогоносец.

И нет ему счастья с Полиной – та, как и первая, не может забеременеть. «Клеопатре», как ее прозвали солдаты (да еще и переиначивали имя – «Клиупатра»), хватает дерзости заявить, что это «не по ее вине»!

Что оставалось герою? Только новые битвы!

Вождь и пророк

Французы упразднили отжившие феодальные учреждения. Они уважали права собственности и религиозные чувства местных жителей. Новая администрация стояла на страже мечетей и оберегала их, по словам Наполеона, «с пристрастием».

Турки и мамелюки в свое время отстранили местных шейхов от дел управления и правосудия. Бонапарт же преподнес почтенным старцам сюрприз: им было передано уголовное и гражданское судопроизводство, а также спорные административные вопросы. Это быстро подняло авторитет шейхов в народе.

Бонапарт хорошо усвоил уроки «идеологов», в первую очередь Вольнея. Чтобы утвердиться в Египте, говорил тот еще в 1787 году, придется выдержать три войны: первую – против Англии, вторую – против Порты, а третью – наиболее трудную из всех – против мусульман, составляющих население этой страны.

Война с Англией казалась бесконечной, Порта смотрела на разгром мамелюков, как на дело полезное, но что происходило в самом Египте?

«Их (французов) только терпели правоверные, которые, ошеломленные стремительностью событий, уступили силе, но уже оплакивали открыто торжество идолопоклонников, присутствие которых оскверняло священные воды… имамы напыщенно декламировали те стихи Корана, которые наиболее враждебны неверным».

Наполеон трезво оценивал ситуацию и искренне пытался покорить сердца мусульман. Ему вовсе не пришлось идти здесь против совести. Будучи натурой цельной, он не верил в христианскую Троицу, а потому монотеистическая религия пророка пришлась ему по душе.

Практичный гений, он ясно понимал, что одно упоминание имени Христа может безнадежно испортить дело. С него достаточно войн захватнических, чтобы вести еще и религиозные. Ведь Европа потерпела крах в своих усилиях охристианить Египет и Сирию.

Простой вопрос – что делать? Возвращаться на корабли? Если хочешь здесь закрепиться, то остается лишь одно – дружить с «правоверными».

Какая попытка! Ведь нужно было «избежать анафем пророка, не допустить зачисления нас в ряды противников ислама; нужно было убедить, завоевать доверие муфтиев, улемов, шерифов, имамов, чтобы они истолковали Коран в пользу армии».

Он обращает свой взор на идеологический центр местного мусульманского общества – школу (или университет) мечети Аль-Азхар. Эта школа, основанная Саладином, была гордостью Востока. Шестьдесят докторов богословия или улемов постоянно обсуждали вопросы веры и толковали Коран. Знаменитый университет формировал общественное мнение.

Наполеон пригласил старцев в свой дворец, а затем и приучил их к ежедневным посещениям дома «султана Кебира». Это отнимало у него много времени. Новый правитель всячески льстил мудрецам, и, казалось, сделал их своими союзниками.

«Эта процессия заполняла всю площадь Эзбекия. Они прибывали верхом на мулах с богатой упряжью, в окружении своих слуг и большого числа палочников. Французская стража брала на караул и оказывала им самые большие почести. Когда они входили в залы, адъютанты и переводчики также встречали их с почетом, угощали их шербетом и кофе. Через несколько минут входил главнокомандующий, усаживался на диване рядом с ними и старался внушить им доверие обсуждением Корана, приглашая их разъяснить ему наиболее важные места и выказывая большое восхищение пророком. По выходе из дворца они отправлялись в мечети, где собирался народ. Там они говорили ему обо всех своих надеждах, успокаивали это многочисленное население с его недоверием и дурными намерениями. Они оказывали армии подлинные услуги».

Некоторые офицеры «омусульманиваются». 38-летний генерал Жак Франсуа Мену принимает магометанство под именем Абдаллах Жак и женится на мусульманке, дочери местного цирюльника. Он посещает мечеть в Розетте и не просит для себя никаких привилегий либо послаблений.

Случай выдающийся! Ведь безбожники «Итальянской армии» давно не ходили в церковь. Даже побывав у папского престола в Риме, они ничуть не прониклись духом католицизма. В Египте жили копты-христиане, греки, армяне, здесь стояли храмы, и у желающих была возможность следовать культу. Однако солдаты оставались атеистами.

Это обстоятельство «было замечено проницательным оком улемов, столь ревностно и тревожно относившихся ко всему, что имело отношение к их культу».

Им это понравилось: «если французы не были мусульманами, то, по крайней мере, было доказано, что они и не идолопоклонники; султан Кебир, несомненно, находился под покровительством пророка. Из тщеславия, свойственного всем людям, шейхи с удовольствием рассказывали о ласковом приеме, который он им оказывал, о почестях, которыми их осыпали, обо всем, что они говорили или воображали, что сказали. Их пристрастие к Наполеону было очевидным, и одним из догматов веры стало: «Французы никогда не победили бы правоверных, если бы их вождь не пользовался особым покровительством пророка. Армия мамелюков была непобедимой, самой храброй на Востоке; если она не оказала никакого сопротивления, то это потому, что была греховной, неправедной. Этот великий переворот предсказан в Коране в нескольких местах».

Сам Бонапарт, всецело настроенный на примирение и более всего опасающийся актов фанатизма, не только громко восхищается пророком, но и выучивает наизусть несколько шур Корана. Политик затрагивает нежные струны арабского патриотизма и пламенно убеждает старцев в том, что Магомет, спустись он сегодня с небес на землю, направился бы не в Мекку (это же не центр мусульманской империи!) и не в светский Константинополь, где неверных больше, чем верующих. Конечно, он предпочел бы священные воды Нила!

Потрясенные мудрецы восклицают: «Тайиб! Тайиб!» – о, это истинно так!

Шейх Аль-Мохди, «самый красноречивый, образованный и молодой», переложил обращения Бонапарта к народу арабскими стихами. Отдельные строфы заучивались мусульманами наизусть.

Но до какой черты мог дойти Бонапарт в этом процессе сближения с местной знатью и мусульманами? Ведь акты обращения солдат и офицеров в ислам не были массовыми, и не могло быть речи о том, чтобы вся армия приняла религию пророка.

Между тем, духовенство продолжало антифранцузские проповеди в мечетях. Бонапарт заявил десяти «наиболее преданным» шейхам: «Нужно положить конец этим беспорядкам; мне нужна фетфа…, приказывающая народу принести присягу на верность».

Итак, он решился на то, чтобы потребовать полного и всеобщего повиновения.

Лица шейхов побледнели. Глава улемов Аль-Азхара после продолжительного раздумья заявил: «Вы хотите пользоваться покровительством пророка, он любит вас; вы хотите, чтоб арабы-мусульмане поспешили встать под ваши знамена, вы хотите возродить славу Аравии, вы не идолопоклонник, сделайтесь мусульманином; 100 000 египтян и 100 000 арабов из Аравии, Медины, Мекки сомкнутся вокруг вас. Под вашим водительством и дисциплинированные на ваш манер, они завоюют Восток, и вы восстановите родину пророка во всей ее славе». «В то же мгновение старческие лица осветила улыбка. Все пали ниц, призывая покровительство небес».