Ведьмин век. Трилогия - Дяченко Марина и Сергей. Страница 37
Он поднимался, поднимался, преодолевая возобновившийся напор, поднимался, как мертвец из могилы.
«Почему на ветчине рисуют улыбающихся свиней?..»
Старж выпрямился.
Ивга опять-таки не глазами увидела, как его локти раздвигают тугую, будто резиновое кольцо, преграду. Как новая серия из пяти иголок вонзается в дымчатый защитный пояс – и отлетают обратно, и следом летит веер ярко-желтых жгучих искр…
Одна из страшных женщин молча осела на пол. Другая схватилась за лицо, будто желая выцарапать себе глаза; три оставшихся застыли, выбросив руки в защитном жесте, и тогда одна из трех, что с самого начала не ввязывались в схватку, подалась вперед.
– Старж! – рявкнул низкий женский голос.
Выстрел показался до обидного тихим; за мгновение инквизитор успел отшатнуться. Тяжелая женщина, перемахнувшая через упавшую Ивгу, вдруг оказалась в самом центре схватки. Черные спутанные волосы лежали у нее на плечах. Черные с проседью.
– Отступница, – сквозь зубы проговорила одна из ведьм.
Женщина со спутанными волосами подняла руки:
– Отступники – вы. Погубившие свой Театр… проклинаю. Ступайте с проклятием Хелены Торки – и живите… вечно!
Та, что была с пистолетом, выстрелила трижды. Торка не упала.
– Рина, я считала тебя дочерью. Сания, ты всегда была бездарной танцовщицей, инициация тебе не поможет. Дона, я взяла тебя из детского приюта. Клица…
Два выстрела; кончились патроны. Стрелявшая девушка со всхлипом запустила своим пистолетом в Торку, которая все не падала.
– Вы избрали свой путь, дорогие дети мои. Живите же с материнским проклятием.
– Наша мать – нерожденная мать! – тонко выкрикнула младшая из ведьм. Кажется, лет четырнадцати.
Последовал удар. Как палкой по голове; Ивга осела, хватая воздух ртом. Девочка, кричавшая про нерожденную мать, упала без единого звука; та, что обвиняла Торку в отступничестве, зашипела сквозь зубы, как раненая змея. Старж стоял, привалившись к стене, накрыв своей волей сразу всех оказавшихся рядом ведьм – молодых и старых, «действующих» и «глухих». Даже Хелена Торка зашаталась.
– Ни с места! Инквизиция! – По коридору загрохотали тяжелые ботинки. Самое время, подумала Ивга, чувствуя, как уплывает сознание.
Крик. Головная боль; ту девушку, что стреляла, волочили за волосы. Десяток мордатых парней… И второй инквизитор, тот, с желтым лицом. Ведьмы… Тонкое пение в ушах, вроде как комариный звон…
Хелена Торка все еще не падала. Ее темное платье сделалось черным и лаковым на груди.
– …старушке такое… одолжение… Никогда не думала, что моим костром будет…
– Хелена…
– Пожалуйста, Клавдий, я очень хочу… Моя последняя… если хотите, воля…
Тогда Ивга потеряла сознание. Окончательно.
«Всякая тварь имеет назначение. Бессмыслен лишь человек; стремясь к душевному комфорту, человек придумывает себе смысл и оттого отторгает ведьму. Ведьма есть воплощение бессмысленности, она свободна до абсурда, она внезапна и стихийна, она непредсказуема… Ведьма не знают ни любви, ни привязанности – ее нельзя привязать, ее можно лишь убить… Человечество без ведьм подобно было бы ребенку, лишенному внезапных детских побуждений, закоснелому рационалисту и цинику… Человечество, давшее ведьмам волю, подобно умственно отсталому ребенку, ни на мгновение не умеющему сосредоточиться, барахтающемуся в бесконечно сменяющихся капризах…
Вы спросите, нужна ли ведьмам власть над миром? Я рассмеюсь вам в лицо: ведьмы не знают, что такое власть. Власть принуждает не только подвластных, но и властителей; ведьмы, волею судеб живущие в теле человечества, угнетаемы одним только его присутствием. Ведьмы угнетены, ведьмы ущемлены – тем, что живут среди людей; наш мир не подходит им. Потому так живучи обычаи… стремление ведьмы наносить окружающим ущерб. Один пустой мир для одной ведьмы – вот условия, при которых им комфортно было бы обитать…
…Земля сделалась бы пустыней под гнетом развалин, сумей все ведьмы захотеть одного. По счастью, любая сообщность есть принуждение…
Вы спросите, прав ли безымянный автор знаменитых «Откровений ос»? Правда ли, что разобщенная стая ведьм становится железной армией ос, едва только на свет народится матка?»
Бесшумно открылась дверь. Ивга подняла голову – от резкого движения мир перед глазами качнулся и поплыл. Из кабинета вышел желтолицый инквизитор, тот, что распоряжался в горящем театре… Инквизитор не был зол. Прочие его эмоции Ивга распознать не бралась: не злой – и ладно…
Поразительно, как сердце зловещей Инквизиции похоже на обыкновенную контору. Дисциплинированную и неплохо оснащенную, но контору; а она всю жизнь мучительно боялась сюда попасть. Теперь сидит вот на диване и держит на коленях тяжелую книжку…
Некоторое время в приемной было тихо. Потом вышел врач; референт, на чьем лице лежал голубоватый свет работающего монитора, вопросительно заглянул ему в глаза. Врач кивнул.
Ивга поерзала:
– Может быть, мне… можно войти?
– Вас не звали, – сообщил референт холодно. Потом помедлил и смягчился: – Вам не следует туда заходить. Там дознавательный знак, ведьмам не нравится.
– Мужчины так редко задумываются о том, что нравится ведьмам, – отозвалась Ивга бестрепетно, – что бывает весьма приятно хоть изредка почувствовать заботу о себе.
Она перевела дыхание, любуясь вытянувшейся рожей референта.
– Мужчины вообще редко задумываются, – сказал селектор на столе. – Ивга, будь добра, обожди еще пятнадцать минут.
Теперь, кажется, физиономия вытянулась у нее. Она как-то не думала, что каждое слово, сказанное в приемной, слышно и в кабинете тоже. Референт, отмщенный, наградил ее насмешливым взглядом; Ивга вздохнула и вернулась к раскрытой книге.
«…Вы справедливо возразите: ведьмы не приносят потомства. То есть, конечно, и у ведьм рождаются дети, и чаще всего девочки, – однако процент маленьких ведьмочек среди дочерей взрослых ведьм совершенно такой же, как у любой из рожениц… Почему поголовье ведьм во все времена остается практически неизменным? Вернее, так: почему внезапный рост их численности сменяется спадом, когда ведьма становится редкостью, инициированная же ведьма – реликтом?.. Почему периоды бурь и потрясений, войн и катастроф сменяются затишьем, когда даже искусство, даже ремесла приходят в сонный упадок?»
– Из всех книжек ты выбрала самую нудную.
Инквизитор шел через приемную, как-то непривычно шел, и через секунду Ивга поняла почему. Берег левую руку. Осторожничал; даже светлый легкомысленный пиджак не мог скрыть некоторой скованности в его походке.
А ведь, помнится, утром он был в куртке. В элегантной летней куртке, Ивга хорошо запомнила, ее ведь тыкали в эту куртку лицом…
Испортили одежду. Наверное, там дырка. Пятно крови осталось точно, и попробуй теперь вычистить…
– Миран, – инквизитор обернулся к референту, – позвоните в гараж, если мою машину починили – пусть пригонят прямо домой… Ивга, мы выйдем через черный ход. К чему нам эти сенсации…
Они вышли из какой-то совершенно посторонней двери в стороне от Дворца Инквизиции; у главного входа стояли, оказывается, люди. Ивга вздрогнула – ей показалось, что в воздухе пахнет паленым. Нет, померещилось…
Наверное, было часов одиннадцать. Желтые прожектора эффектно подсвечивали острую крышу Дворца Инквизиции; у Ивги закружилась голова, на какой-то момент и ночь, и подсвеченный шпиль перестали существовать, только круги, цветные круги и далекая болтовня, шелест тапочек по паркету…
Потом она обнаружила, что стоит, вцепившись в левую руку инквизитора. И рука эта сильно напряжена.
– Ой…
Она разжала пальцы, шагнула в сторону, не зная, как загладить оплошность:
– Простите.
Неслышно подкатила служебная машина. Распахнулась дверца.
– Простите, я… больно?
– Больно, – сообщил инквизитор после паузы. – Но – смотря с чем сравнивать… Садись.
Водитель удивленно покосился на нее – или показалось?!