Лихой гимназист (СИ) - "Amazerak". Страница 12

— Ну так радуйся, — пожал я плечами. — Ты дворянин, тебя розгами бить не станут.

— Эх, не радостно на душе. Темнота у нас, да дикость.

— И что ты предлагаешь?

Михаил не успел ответить, поскольку мимо нас прошли четыре парня. Один из них оказался тем самым белобрысым с обожжённой мордой, которого я видел утром.

— И о чём же мы тут шепчемся, господа? — он остановился возле нас. — Никак непригожие речи ведём?

— Разговоры вести не запрещается, — Михаил кинул на подошедших взгляд исподлобья.

— А вы, сударь, уже оправились? — обратился ко мне белобрысый. — Смотрю, вернулись, и выглядите, прямо скажем, здоровее некуда.

— Не жалуемся, — ответил я.

Белобрысый хмыкнул.

— Пойдём, Женя, оставь в покое этих немощных, — сказал второй парень. — У них и так жизнь горькая. Поди, тренер каждый урок розгами лупит.

Парни рассмеялись и двинулись дальше.

— Вот же шаврик, — процедил Михаил, глядя им вслед. — Ещё и глумиться удумал. Это ведь Гуссаковский про тебя слух распустил, будь он не ладен. Не знаешь, поди? А я тебе говорю — он самый. Подлый человек. Как вообще дворянином смеет зваться?

— Проучить бы надо, — сказал я.

— Да где ж его проучишь? Гуссаковскому всё, как с гуся вода. Он, говорят, родственник попечителя. Его пальцем никто не тронет.

Вот значит, кто этот белобрысый — Гуссаковский собственной персоной. Алексей считал, что это он спёр дядину книгу. В таком случае надо бы Гуссаковского прижать и расколоть. Да и вообще, пора бы начать восстанавливать свою репутацию.

— Можно попросить об одолжении? — спросил я Михаила.

— Разумеется. Сделаю что могу.

— Если услышишь, что кто-то про меня тот слушок распространяет, говорит, что это — вранью, и что Гуссаковский доложил инспектору о дуэли. Всем расскажи, кому сможешь. А если спросят, откуда информация, скажи, что один парень слышал, как Гуссаковский с инспектором секретничает. Понимаешь суть?

Михаил нахмурился, обдумывая мои слова.

— Ты где такое слышал? — спросил он.

— Просто некоторые умозаключения. Кто-то меня точно сдал. А Гуссаковский всем врёт направо и налево. Ну? Небось, он всё и подстроил.

— Ладно, — согласился Михаил. — Если кто-то будет обсуждать тот случай, так и скажу.

— Спасибо. Я в долгу не останусь.

На этом мы распрощались. Михаил пошёл вниз по лестнице, я — в конец коридора.

Первый день в гимназии заставил меня серьёзно задуматься над своими дальнейшими планами. Ближайшие годы мне предстоит существовать в, прямо скажем, спартанских условиях. А потом, если батя продолжит распоряжаться моей жизнью, меня наверняка определят в чиновники, где я должен буду строить карьеру, вылизывая задницы начальству. Ну просто не жизнь, а сказка, блин.

Когда я вернулся в свою комнату, все соседи уже находились тут. Возраста они были разного: трое — лет по одиннадцать-двенадцать, один — чуть постарше, двое — примерно мои ровесники.

Самые молодые сидела за столом, а один из старших — крупный полноватый парень в очках расположился на стуле возле батареи и как будто следил за ними. Остальные валялись на кроватях с книгами в руках.

Я поздоровался, представился, гимназисты — тоже. Парня в очках звали Борис Ушаков, и он был старший по комнате.

Больше моей персоной никто не интересовался, все продолжили заниматься своими делами. Я достал из шкафа книги по истории России, разулся и, улёгшись на кровать, продолжил чтение. Это оказалось довольно занимательная тема, поскольку, несмотря на многие сходства с историей моего мира, тут имелись весьма существенные отличия.

В это время Борис Ушаков проверял у младших выполнение домашнего задания.

— Алексей, — обратился он ко мне, закончив дело, — а вы, позвольте спросить, из какого класса? Случаем не из нового?

— Пятый «Д», — я оторвался от книги. — Меня в прошлом году сюда перевели.

— Ясно всё с вами. Странно, что вас в наше крыло заселили.

— Инспектор так распорядился.

— Ну что ж, его воля, — Ушаков вздохнул и, сев за стол, открыл книгу. Остальные продолжили делать вид, будто меня тут нет. Они порой перекидывались парой слов, а несколько раз к нам зашли из соседних комнат, но на меня никто внимания не обращал.

Потом был ужин — такой же скудный, как и обед. Мои соседи вниз не пошли, а накрыли собственный стол. У них были чайник, который они разогрели на переносной керосиновой горелке, выпечка и даже колбаса.

Похоже, не только меня не устраивало гимназическое питание, и те, у кого были деньги, закупали продовольствие отдельно.

— Где закупаетесь? — спросил я, когда вернулся.

— В магазине, вестимо, — ответил с неохотой Ушаков. Всем своим видом он показывал, что общаться со мной не желает.

Ну а я продолжил заниматься своими делами. Пожалуй, такой нейтралитет меня пока устраивал.

Следующий день начался с того, что в шесть тридцать всех нас разбудил дежурный надзиратель и погнал в уборную. Она находилась сразу за нашей комнатой. Это было длинное помещение с двумя рядами раковин и кабинками с ватерклозетами. За гигиеной тут следили строго. Потом мы завтракали. В столовой подавали жидкую овсянку и кусок белого хлеба. Перед началом уроков оказалось немного свободного времени, а полдевятого все отправились на утреннюю молитву, открывающую учебный день.

Сегодняшний день прошёл, как и вчера — так же скучно. Классы, парты, бубнёж учителей и учеников, отвечавших домашние задания, днём — прогулка и обед, вечером — комната, где на меня никто не обращал внимания.

В эти два дня дежурный надзиратель уходил рано, часов в восемь вечера. Когда он покидал общежитие, гимназисты сразу начинали чувствовать себя более раскованно. Некоторые играли в карты, другие бегали курить на улицу, кто-то продолжал чаёвничать.

Однако перед отбоем старшие по комнате всё равно отправляли всех чистить зубы и умываться, они же следили, чтобы после десяти, когда звенел последний колокол, никто не выходил в коридор. Впрочем, кажется, все эти правила касались, в основном мелких. Ребята постарше после отбоя продолжали заниматься своими делами.

Вчера, когда я пришёл вечером чистить зубы, возле раковин было не протолкнуться, поэтому сегодня я решил пойти после отбоя. Народу в это время действительно оказалось поменьше, а первоклассников и второклассников и вовсе не было.

Гимназисты, одетые в одни брюки и рубашки, приводили себя в порядок, и я, устроившись за свободной раковиной и открыв коробочку с зубной пастой, уже хотел заняться гигиеной, когда краем глаза увидел, как уборную вошли три парня.

Я оглянулся. Один из них оказался тем самым белобрысым увальнем с обгорелой мордой. Второй, высокий и сутуловаты малый, имел угловатое лицо и глаза навыкате. Третий был низкорослым, но довольно широким в плечах.

Белобрысый подошёл ко мне и оттолкнул.

— Обождите в стороне, сударь. Это дворянская гимназия. Вначале настоящие дворяне приведут себя в порядок.

Другие гимназисты обернулись и уставились на нас, и я понял, что пора действовать.

Глава 5

В прошлой жизни я неплохо махал кулаками, но новое моё тело не имело нужных навыков. Алексей не был слабаком, он и прежде занимался подвижными видами спорта и тягал гантели, которые я обнаружил, заглянув дома под кровать. Однако этого было недостаточно. Рефлексы не наработаны, кулаки не набиты, с реакциями — вообще неизвестно что. Да и ноги за два месяца в инвалидной коляске ослабли.

Но оставлять безнаказанным подобные выпады в свой адрес тоже было нельзя. Алексея и так, кажется, ни во что не ставили. Надо исправлять ситуацию.

Больше всего я рассчитывал на то, что мои противники тоже не искушены в рукопашном бою. Эти трое не ждали нападения, они расслабленно стояли и скалились, радуясь моему унижению.

Я отошёл на шаг, делая вид, что уступаю, и давая недругам окончательно расслабиться. Гуссаковский уже не смотрел на меня, он переглянулся со своими приятелями — момент был подходящим.