Полюбить Дракона (СИ) - Фрес Константин. Страница 29
Разум сиял, но ослеплял ее. Ирина не познала привязанности и нежности, но зато оттенков гордыни в ее душе было больше, чем цветов в радугах, сияющих над шумящими водопадами.
Она верила в то, что заслуживает большего, чем прочие самки. Она чувствовала, как может управлять драконами, их мыслями и поступками, просто подливая им в уши сладкой лести и лжи. И вдруг все ее могущество, все ее превосходство лопнуло, как мыльный пузырь, испарилось в один миг! Маленькая Ирментруда, которую она сама отправила на потеху драконам, оказалась для них особенной! А ее, Ирину, вышвырнули вон, больше не желая слушать ее хитрые речи!
Могла ли Ирина простить это? Могла ли смириться? Могла ли отступить, уйти в тень и перестать мечтать о короне Когтей и Клыков? Нет!
Жажда власти опьянила и поработила ее. Ей грезились роскошь и блеск королевского двора, ее двора; драконы всех семей преклоняли б перед ней колени, ее сокровищница была б полна золота, и она спала бы, насыпав полную постель чеканных монет.
Ей чудилась сила, которую могли дать ей только верные вассалы, яростные и сильные мужчины, боготворящие свою жестокую и прекрасную королеву. Она хотела казнить и миловать, держать в зажатом кулаке множество жизней, чувствовать, как они трепещут от благоговения и страха и знать, что может в любой момент погасить их все, просто сжав кулак покрепче.
А теперь ее предвидение кричало, вопило ей — отступись! Жгло грохотом приближающейся неминуемой беды, пугало леденящими предчувствиями, но Ирина, роняя злые слезы, не могла разжать скрюченные пальцы и отпустить на свободу призрак могущества и власти. Не могла выпустить мечту…
Предательство Итана просто подкосило ее. Она не ожидала, что тот, искушенный, циничный и осторожный, вдруг воспылает страстью к этой девчонке тоже.
Утирая мокрый нос, несясь по коридорам в поисках убежища, укромного уголка, где ее не потревожат, где можно выплакать ядовитые слезы и все как следует обдумать, Ирина от ярости кусала губы.
Можно понять драконов, Эвана и Лео — они отведали тела маленькой попаданки. Они очарованы ее нежностью и слабостью, ее податливостью. Но Итан?! Итан не пробовал ее, Итан даже не рассмотрел ее как следует! Но был пленен ею с первого взгляда!
Итан нравился Ирине; своим циничным, высокомерным отношением ко всем, своей далекой недоступностью, своей притягательной красотой, своим нежеланием размениваться на мелочи. Это не Эван; в Эване много силы, но вместе с тем и простоты. Он прям и бесхитростен, слишком широко раскрывает свою душу. Он готов принять любую самку.
Итан же был другой. Он казался ей идеальным ограненным черным бриллиантом, прекрасным и дорогим. Каждый раз она подступала к нему с ласковыми речами, и каждый раз он разгадывал ее хитрость и со смехом отвергал. Слишком умный, слишком недоступный и слишком желанный… Могущественный и тонкий, такого любая была бы рада покорить. Вступить с ним в схватку разумов и выиграть… сцепиться, сплестись телами — и в этой сладкой борьбе проиграть…
Итан был слишком сладким и слишком яростным любовником, чтобы Ирине можно было просто так забыть его власть над собою.
«А вдруг, — с ужасом подумала Ирина, и ее словно окатило ледяной морской волной, полной песка и колючего мелкого колотого льда, — она избранная?! Вдруг море ее полюбило и наделило каким-то особым даром, а я, я сама привела ее в этот мир и отдала его ей?! Вдруг она родилась какая-нибудь особенная? Вдруг ее запах, как волшебный нектар, пленяет мужчин?!»
И от этих мыслей становилось еще обиднее. Разве можно смириться с тем, что этот мир избрал какую-то чужачку?! Не ее, не Ирину, совершенное свое творение, а какую-то бледную пришлую девку?!
Нет…
«Я докажу всем, — рыдала Ирина, — я докажу, что это все мое! Я более достойная, а не она! Я!»
Разумеется, Ирина не могла допустить, что те мужчины, которых она считала своими, достались бы этой мелкой трясогузке!
«Не видать ей счастья, и любви у нее не будет! — думала Ирина, пробираясь в опустевшие покои гарема. — Я знаю Эвана! Глаза у него холодны, а кровь горяча. Я нашепчу ему такого, что он обезумеет от злости и разорвет ее в куски! И Итану… Итану я не позволю коснуться ее! Они скорее передерутся с Андреасом, поубивают друг друга, отравленные моими словами и наговорами, чем Итан познает счастье с этой… Он даже не попробует ее; никогда не познает ее сладости… »
В гареме было непривычно тихо; недобро усмехаясь, Ирина копалась в чужих платьях и оставленных украшениях, выбирая себе лучшее. Она уж найдет чем понравиться Эвану!
«Скажу — Леонард подарил, — пыхтела она, натягивая чужую шелковую нижнюю бирюзовую рубашку. — Если он мою ложь опровергнет, скажу — побоялся его, Эвана, гнева, за то, что опробовал его самку первым после долгого расставания. О, я еще не забыла, как плести интриги! Эта… она еще пожалеет, что встала между мной и Эваном! Князь должен служить мне! Его сила должна поддерживать меня на троне! Его сокровища должны быть моими! Его когти должны украшать мою корону! А хитрец Лео должен быть у меня на посылках. Язык у него остер и хорошо подвешен; когда корона станет моей, я, так и быть, сделаю его послом. Он будет к Звездным ходить и уговаривать их подчиниться мне. А не уговорит… что ж, рассказывают, что мечом он владеет так же искусно, как языком!»
Ей вдруг припомнилось и другое владение языком, и то, каков Лео в постели, драконица невольно замерла, испытав острое желание. Некоторое время она сидела, вцепившись острыми ногтями в резные деревянные подлокотники кресла, вспоминая свои игры с братьями-драконами в одной постели и думая о том, что когда-то природа просто велела ей сбросить чешую и подарила ей красоту для того, чтобы испытать наслаждение и продолжить род.
«Отчего бы сейчас не сделать то же самое? — подумала Ирина. — Эван колеблется, боится вторую самку потерять, но хитрецу Лео-то этим не угрожали. Он не любит меня, это верно, и не верит мне. Но разве не соблазнится на обнаженное тело? Чешуя, — тут Ирина ругнулась, поминая Итана недобрыми словами, — конечно, не красит меня, но Лео, как будто, привычен к таким мелочам… сходить ли к нему ночью, если Эван будет упрям?»
Но Ирина тут же отогнала эту мысль, словно испугалась, что ее нечаянное «Эван будет упрям» сбудется. Нет, прочь! Он сдастся! Он не сможет долго без ее тела!
Кто знает, чего на самом деле хотела эта женщина, любви, или же она просто карабкалась на вершину мира, царапаясь, как кошка, да только уже через полчаса она прогуливалась у покоев Эвана, старательно делая довольный вид и скрывая мешки под глазами, говорящие, что она не спала эту ночь.
Эван появился ближе к обеду.
Он был хмур, но собран, одет и приглажен, словно собирался на званый обед или хотел поразить кого-то своим великолепием. Ирина, глядя на серо-голубые шелка его одежд, украшенные мелким жемчугом, невольно облизнула губы — так хорош и светел был золотой князь!
— Эван, — танцующей походкой приближаясь к Эвану, томно покачивая бедрами, чтобы подчеркнуть плавность своих форм, произнесла Ирина, — как ты сегодня великолепен! Солнце меркнет перед твоей красотой!
Эван молчал, заложив руки за спину, рассматривая женщину, томно двигающуюся прямо перед ним, словно золотая рыбка в прозрачной воде. От зоркого глаза Ирины не укрылось, что серые глаза Эвана покраснели — видимо, тоже не спал всю ночь, размышлял и прислушивался к жалким стонам Дианы…
«И не пошел к ней! — радостно подумала Ирина. — Выдержал, не соблазнился!»
— Чего тебе нужно, женщина, — сухо промолвил князь, всматриваясь в ее черты.
Он не сделал попытки обнять ее, он, напротив, крепче перехватил запястье одной своей руки ладонью другой, будто боясь, что руки его предадут, против его воли потянутся к женщине, обнимут ее, привлекут, прижмут к сильно бьющемуся сердцу.
«А вот это плохо, — все так же притворно улыбаясь, жмуря красные от бессонницы глаза, подумала хитрая Ирина. — Это значит, что эту самку, Диану, он хочет чересчур сильно… что ж, подразним его. Кому-то достается все, а кому-то — ничего… так ему и скажем!»