Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов (СИ) - Свадьбина Любовь. Страница 28

– Не понимаю, – вздыхаю я, глядя в чёрные глаза Санаду, – вы настолько не хотите, чтобы я вас домогалась, что не можете не зайти?

– У вас, как и у большинства девушек, все мысли о замужестве, – патетично вздыхает Санаду и шагает в комнату. А так как я стою напротив двери и не думаю отходить, он оказывается прямо передо мной, практически нависает, так что даже ощущается его приятный травяной аромат с нотками можжевельника и кофе. – Если вы не заметили, то в этот раз я без цветов.

Видимо, из-за близости тон получается ниже, чем до этого, и кажется более интимным.

Отступив, демонстративно оглядываю Санаду с головы до чистых ботинок:

– И даже стоите ровно. И выглядите прилично. Прогресс, однако. Хотя без цветов – это вы зря, могли бы и компенсировать мне прошлые переживания.

Похмельным Санаду не выглядит, наоборот – сама бодрость. Мертвенно бледная, что немного непривычно, но бодрость.

– Вы переживали? – Санаду, закрывая дверь, тоже немного отступает, разрывая между нами дистанцию.

– Да, моя тонкая душевная организация плохо переносит пьяных преподавателей в моей комнате.

– Кхм! – Санаду опускает взгляд на мои босые ноги и засовывает руки в карманы. – Собственно, об этом я и хотел поговорить?

– Да неужели? – складываю руки на груди.

– О, вот не надо таких язвительных интонаций, – кривится Санаду. – Я вам не муж, чтобы осуждать моё поведение вне рабочего времени.

– Честное слово, вам надо жениться.

Санаду удивлённо вскидывает голову, приходится пояснить:

– Вы постоянно говорите о семейных отношениях. У вас это какая-то идея фикс. Сходите с кем-нибудь на свидание, что ли.

Он пронзительно смотрит на меня, грудная клетка то и дело вздымается, словно Санаду готовится к отповеди. Но отповедь не наступает. Что-то меняется в его взгляде, затухает, и я вспоминаю: невеста его среди преступников, там всё сложно.

Вот банан! Не люблю по слишком личному прохаживаться, границы быть должны.

– Ладно, извините, – потираю лоб и снова складываю руки на груди. – Ваша личная жизнь меня не касается. Впрочем, как и вас моя, давайте оставим эту тему.

– Это профдеформация, – Санаду покачивается с носка на пятку. – Мне приходится общаться со студентами в самый возвышенно-романтический период их жизни. В процесс обучения входит погружение в мысли, я вынужден постоянно контактировать со всей этой любовной одержимостью. Поэтому рефлекс: если передо мной юная девушка или юноша – значит, все их мысли крутятся вокруг любви и отношений. А ваши мысли и чувства я не знаю. Даже не догадываюсь.

– Не переживайте, я на романтику не настроена, как и на брак…

И тут до меня в очередной раз доходит.

На это вся я не была настроена из-за наследственности! Только поэтому! Всю романтику я вытравила в себе на корню именно из страха перед болезнью. Но в наших генах передаётся не безумие, а магия!

Это же мне всю жизнь пересмотреть придётся. И планы. Для местных-то я нормальная. И дети мои будут нормальными. И вообще…

– Так! – Смаргивая вздумавшие навернуться слёзы, встряхиваю головой. Полотенце тяжёлой волной скатывается с волос, высвобождая рыжие кудряшки из плена, и, задев плечи, шлёпается на пол. – Так о чём вы хотели поговорить?

– Я хотел попросить вас не распространяться о моём визите. Это не критично, просто если студенты об этом узнают, это вынудит меня чаще наказывать менталистов за неподобающие мысли на занятиях, а мне не слишком хочется это делать.

– Поверьте, я сама с удовольствием забуду этот инцидент и не собиралась его ни с кем обсуждать. Если никто вас не видел, – я присаживаюсь поднять полотенце, и Санаду опускает взгляд вслед за мной, смотрит сверху, – то это останется между нами тремя.

Перехватываю расходящийся на груди халат. Санаду резко вскидывает голову с видом «да не смотрел я в декольте».

– Никто меня не… – начинает он и вдруг замолкает, глядя в сторону письменного стола.

Поднимаясь, оглядываюсь: на горе алых роз восседает Марк Аврелий, сжимая в лапках такой же алый кружевной корсаж.

– Марк Аврелий хоть и рыжий, но соблазнить вас не пытается, – не могу не пошутить я.

– Откуда у вас контрабандное бельё? – Санаду неожиданно серьёзен. – И не надо делать такое возмущённое лицо, этого на вас не было, значит, вы получили его позже.

– Так. – Я смотрю в его тёмные-тёмные глаза. – А откуда вы знаете, что на мне было?

– Я не знаю, что было, я знаю, что на ощупь этого под майкой не было. Это разные вещи!

– Вы меня ещё и щупали?

– Вы сами упали, пришлось ловить. Трудно поймать, не трогая руками. А теперь приходится претензии выслушивать. Не хотите, чтобы вас трогали – не падайте в обморок.

– В следующий раз учту, что в обморок падать нельзя. А бельё. Как и розы. Как и конфеты – от Шаантарэна. Так хорошо он понял ваш запрет на похищение.

Когда Санаду хмурится, его чёрные глаза будто становятся ещё темнее.

– Или выманивает, – не соглашается он. – Соберите все его подарки. Объясню ему ещё раз.

– Хорошо, только если напьётесь – идите к кому-нибудь другому, ладно?

– Да я всего один раз к вам заглянул. Один раз! Вы меня этим всю жизнь попрекать будете?

– Нет, годика мне, думаю, хватит.

Санаду закатывает глаза и качает головой.

Я могла бы поспорить. Потребовать, чтобы он сначала поинтересовался, хочу ли я возвращать подарки. Но Шаантарэн, несмотря на выданные чудо-браслеты с плащом, благодаря которым я могу покинуть Академию без риска словить перегрузку из-за непривычки к такому количеству магии, кажется существом опасным. Если Санаду отвадит его от меня – я буду только благодарна.

Так что отнимаю у Марка Аврелия ажурный кружевной корсажик. Под возмущённый писк вытаскиваю из домика стринги. Вручаю эти сокровища Санаду. Стринги он берёт двумя пальцами и крутит, разглядывая.

– Не волнуйтесь, я их не мерила, – я опускаюсь на колени перед своей кроватью.

– Это хорошо, на них могли быть чары или пропитка из возбуждающих зелий.

Мда, тут не только конфетки, но и бельишко принимать надо с осторожностью.

Прогнувшись, ощупью пытаюсь найти коробку с конфетами. Приходится сунуть голову под кровать: коробка стоит в стороне от того места, где я видела её в прошлый раз. Ну, Марк Аврелий!

Вытаскиваю нижнюю и конфетную части алого сердца.

Чулки, как и пояс к ним, лежат на месте. А вот конфет осталось всего две штуки из дюжины.

Хм!

Куда делись? Марк Аврелий конфеты прежде вроде не таскал. Впрочем, у него стресс от переселения, мало ли, попрятал по норкам.

– Всё в порядке? – уточняет Санаду, нависающий над моей откляченной нижней частью спины.

– Да! – С коробками в руках я отползаю назад.

Поднимаюсь. Миг Санаду смотрит на меня, затем демонстративно – на потолок.

Я складываю обе части коробки друг с другом и освободившейся рукой стягиваю на груди халат.

– Для вашего возраста вы удивительно скромны, – замечаю я и толкаю коробки в грудь Санаду. – Держите.

– На Земле нравы куда свободнее, – Санаду перехватывает коробку. – Здесь существа несколько целомудреннее. Полагаю, вам следует учитывать это при общении.

– Ну да, ну да, – киваю я, поглядывая на стринги и корсаж в его руке. – Целомудренность так и прёт.

– Шаантарэн не местный, – Санаду силой мысли приподнимает конфетную часть коробки и засовывает в выемку полученное бельё. Предварительно оценив лежащее на дне. Накрывает нижнюю часть верхней и постукивает пальцем по пустой выемке. – Конфеты…

– Марк Аврелий растащил. Сама не ела, он их есть не будет, просто заныкал где-то.

– Полагаю, с Никой они подружатся. Она тоже любит конфеты прятать. Во всяких неположенных местах.

Крышу норки я тоже забираю.

– Милый, – ласково обращаюсь к фыркающему Марку Аврелию. – Мы достанем тебе крышу ещё лучше, обещаю!

С каким гневом он смотрит на Санаду, когда я вручаю тому картонное сердечко… то ли смеяться, то ли опасаться за Санаду. Впрочем, вряд ли он будет заходить сюда часто.