Соло для няни - Королева Людмила. Страница 31

— Да!

— А можно узнать в каком? — не унималась я.

— В самом лучшем, — огрызнулась она с вызовом. — А что?

И так посмотрела на меня, что не проработай я столько лет с психами, просто отползла бы на безопасное расстояние.

— Ничего, — буркнула я, снимая Мэри с качелей, чтобы предотвратить падение реактивного самолета.

— Парашют, — протянула она зонтик, предлагая мне новую игру.

— Ладно, — согласилась. — Ты прыгаешь, а я тебя ловлю.

Мэри отважно забралась на горку, раскрыла зонтик и прыгнула, приземлившись точно в мои руки.

— Молодец, — похвалила я ее. — Завтра запишу тебя в парашютную секцию.

Она довольно заулыбалась и полезла опять на горку, чтобы закрепить успех.

Рядом проехала знакомая коляска, мамочка покосилась на нас и недовольно фыркнула.

— Мэри, пойдем домой, там гости, папа приедет пораньше, — напомнила я.

Мы со всеми попрощались и бодрым шагом направились к подъезду. Уже выходя из лифта, я вдруг вспомнила:

— Мэри, мы забыли зонтик!

Она растерянно посмотрела на свои руки и закивала: «Да, няня, забыли!» Лифт дожидаться не стали, торопливо сбежали по ступенькам и помчались на детскую площадку.

Почти все разошлись, остались только Васенька с мамой и еще один малыш с бабушкой, которая любезно с нами попрощалась и тоже ушла с внуком.

Забытый зонтик одиноко лежал на качелях, тихонько раскачиваясь. Мэри подбежала к нему, схватила, прижала к груди.

— Нашли, — проворковала она, нежно поглаживая свою находку.

Васенька раскричался, Мэри с удивлением подняла голову и посмотрела на меня.

— Опять плачет?

— Плачет, — согласилась я с ней.

Она нахмурила бровки и недоуменно посмотрела на меня: а ты, мол, что стоишь? Сделай что-нибудь, чтобы он не плакал.

Я вздохнула, взяла ее за руку и сказала:

— Пойдем, там папа тебя ждет, а мы еще наряд не выбрали, так что надо поторопиться.

— Неть. — Она опять с укоризной уставилась на меня.

Мама, стараясь успокоить малыша, раскачивала и трясла коляску, пыталась ему что-то напевать, но Вася ничего не хотел слушать и только заливался жалобным плачем.

Мы прошли рядом с коляской, и я тихонечко несколько раз произнесла: «Ш-ш-ш-ш»… Этот звук понимают все, он убаюкивает, малыши замечательно реагируют на него и быстрее успокаиваются.

Васенька затих, с любопытством посмотрел на меня и… улыбнулся. «Узнал, наверное», — подумала я.

Коляска резко дернулась, и малыш снова расплакался.

— Дай мне телефон ее матери, — ткнув в Мэри пальцем, потребовала женщина.

Я недоуменно посмотрела на нее, не совсем понимая, что она от меня хочет.

— Что? — переспросила я. — Вы что-то спросили?

— Дай мне телефон хозяйки, — требовательно повторила она.

— Хозяев уже давно отменили, — улыбаясь, напомнила я ей. — Если вы хотите о чем-то спросить у мамы Мэри, я могу передать ей ваш вопрос. — Я остановилась, ясно понимая, что ей не терпится указать мне мое место.

— Я не собираюсь с тобой это обсуждать! — Она презрительно вскинула соболиные брови.

«Это уже провокация, — поняла я по-своему — У нее проблемы с няней, и она решила компенсировать их за мой счет. Если удастся — пнуть меня в глазах работодателей». А я тут как тут, вся из себя:

— Могу продиктовать хоть несколько номеров, только, пожалуйста, без эмоций, все — строго по делу. Родители Мэри — люди известные и крайне занятые. Ваши истерики могут неправильно понять, поэтому прежде чем звонить, подумайте, о чем вы будете с ними разговаривать, и тон подберите соответствующий. Они не откажутся рассказать вам о моей работе, но… — Я с сомнением посмотрела на нее. — Вам тоже придется представиться и пояснить, чем вы занимаетесь.

Женщина в бешенстве посмотрела на меня, кинула телефон в коляску и нервными толчками покатила ее в арку.

Мэри во все глаза смотрела на женщину, с тревогой прислушиваясь к нашему разговору. Я вела диалог ровно, спокойно, но она все равно что-то почувствовала и притихла.

Когда коляска наконец-то отъехала на значительное расстояние, Мэри вопросительно посмотрела на меня, нахмурила бровки, готовая вот-вот расплакаться. Она не привыкла к громкой речи, резким фразам и наш эмоциональный диалог ее, конечно, испугал.

«Ну что ты сунулась со своими вопросами? — отругала я себя. — Молчала десять лет, не лезла никуда и впредь молчи, не высовывайся. Все все видят: у кого какие няни, что они умеют и все всех устраивает. От твоих вопросов и дурацких советов — никакого толку, только Мэри испугала».

Я присела и заглянула ей в глаза.

— Тетя хорошая, просто она очень устала, малыш много плачет, вот она и переживает.

Мэри недоверчиво покосилась на меня, протянула ладошку и повела домой.

Мы успели почти вовремя. Народ еще не съехался на торжественный ужин. Мы проскочили в детскую, сделали прическу а-ля Наташа Ростова на первом балу — высокий хвост и локоны-кудряшки вдоль щечек, выбрали длинное платье, а вот с туфельками вышла заминка — не нашли подходящих по цвету. Папа промахнулся немного, именно под это платье ничего не купил. Да, у нас так: под каждое платье туфельки в цвет и колготочки в тон.

Мэри уже было собралась пустить слезу, но я достала белые туфельки.

— Белый цвет подо все подходит, — объяснила ей, натягивая колготки и стараясь успеть к приходу гостей.

— Вы готовы? — влетела в детскую Жанна Владимировна.

— Почти, — ответила я, поправляя кокетливый локон Мэри. И, оставшись довольной увиденным, объявила:

— Вот, теперь все!

— Вы останетесь? — Она всегда спрашивает, надеясь на мой отрицательный ответ.

— Нет, конечно, я поеду. Спасибо за приглашение.

Вот теперь, действительно, все на сегодня: и Мэри к приему готова, и приличия соблюдены, и няня пораньше домой поедет.

Я переоделась, стараясь особо не торопиться, может, хоть посла увижу — никогда живых дипломатов не видела. «Двигайся побыстрее, — скомандовала себе. — Даже если увидишь, все равно не поймешь, на нем же вывески нет, а там поди, разберись, кто посол, а кто — шах персидский».

Лето наступило, но было прохладно. Я поплотнее застегнула плащ и направилась к машине, соображая, есть ли дома в холодильнике еда или придется ехать за продуктами. И Димке тогда не забыть позвонить, а то опять будет отчитывать, как школьницу, что все на себе волоку.

— Сын, — дождавшись наконец-то его полусонного «алло», спросила: — Как у нас с едой? Уточни диспозицию и отчитайся.

— Я ужин приготовил, а потом прилег и уснул. Хорошо, что ты позвонила, я еще английский не сделал, точно бы проспал, — сообщил сонным голосом.

Я заволновалась:

— Ты не заболел?

— Да вроде нет, — произносит с сомнением.

— Дим, какой английский? Ведь каникулы уже начались, или я опять что-то путаю?

Я редко бываю в школе, нет, не так — за целый год ни разу не появилась, мне даже записку прислала классный руководитель: «Мамочка, мы забыли, как вы выглядите, приходите и порадуйтесь за своего ребенка». Вот такое послание я получила в конце года вместе с дневником и весьма приличными отметками сынка. Пойти не пошла, некогда было, но сразу позвонила — может, случилось что?

— Все в порядке, — порадовала меня педагог. — Но в школе появляться надо, хотя бы изредка. Хорошо, Димин папа не забывает, на все собрания родительские ходит, деньги на нужды класса быстрее всех сдает.

— А я вам тогда зачем, если все так безупречно? — спросила.

— Для порядка, — засмеялась она.

— Мам, ты спишь, что ли? — вернул меня в реальность Димкин голос.

— Как я могу спать, если я еду? — ответила, перестраиваясь. — Тут такая пробка, не представляю, когда попаду домой. Хорошо, что ты ужин приготовил, не надо в «Метро» заезжать.

— А может, съездим? — попросил он.

«Проснулся окончательно, — сделала я вывод. — Ладно, приеду, тогда и решим».

Я медленно двигалась по Тверской, разглядывая витрины бутиков: «Скидки просто сумасшедшие: пятьдесят процентов, семьдесят, еще бы даром раздавали!» — подумала я, останавливаясь у магазина «Этуаль». Косметику только здесь покупаю, у меня приличный дисконт и качество тут хорошее, просроченного товара уж точно не подсунут, блюдут свое реноме.