Царетворец. Волчий пастырь (СИ) - Извольский Сергей. Страница 29

Днем мы с ней не встречались – сначала невзначай получалось, а потом как-то даже начали словно избегать друг друга. А потом, в одну из ночей, я все же обернулся. Не потому, что не выдержал – бурление желания у меня вполне гасило утомление от тренировок.

Просто… чувствовал, как Филиппа расстраивается. Словно преданная кошка, от которой отказывается хозяин. Я чувствовал, что ей мое странное и непонятное невнимание причиняет неподдельные страдания. Мне однажды даже Морриган во сне явилась, и намекнула, что так просто не делается – все же наша родная триединая богиня и покровительница любви в том числе. Но я, правда, не совсем уверен – был ли этот мой сон действительно явлением богини, или естественной реакций на близость такой соблазнительной баронессы.

Последней каплей для решения обернуться к Филиппе стало то, что в числе наемной гильдейской прислуги особняка, какая неожиданность, оказались щебечущие пташки. И с расстройством я узнал, что в салонах не только Равенны, но даже и Рима обсуждают как Филиппа, после того как я увел ее из-под носа у кабанов, живет у меня в роли любовницы. Посещая мои покои почти каждую ночь. Причем как оказалось обсуждалось все это с подробностями такими, которые известны только тем, кто бывает под крышей моего особняка.

Щебечущую на сторону пташку прибывшие из Врангарда варгрийские всадники быстро вычислили, мне даже вмешиваться не пришлось. Оказался механик-водитель: видимо весьма щедрой оплаты гонорара и от фамилии, и от Гильдии ему для счастья не хватало, рубил монету на стороне.

Посланцы от Гильдии механиков, когда прибыли за трупом и увидели на теле следы пыток, сначала явно настроились попить мою кровь. Но после ознакомления с заверенным ментатом протоколом допроса серьезно приуныли. Понимая, что таким образом мы в этот раз совсем не страшные и охамевшие в край варгрийские варвары, а полностью в своем праве.

Гильдейцы так приуныли, что мне даже потом благодарственное письмо пришло, рамочное, официальное. О трупе механика-водителя там не было ни слова, зато много и цветасто об удовлетворении нашим – Кайдена лично, и Гильдии механиков взаимовыгодным долговременным сотрудничеством, с сообщением о крупной скидке для меня на веки веков.

Поблагодарили таким образом – потому что я выносить сор из избы не стал: если бы протокол допроса отправил в магистрат, Гильдия бы серьезно попала на репутационные и материальные издержки.

В общем, если бы не пташка водитель, так бы и шло все прежним чередом. Но опрометчивый шаг – когда я решил в одну из ночей обернуться к Филиппе, аукнулся мне серьезно. Ночные с ней забеги теперь выматывали меня не хуже дневных тренировок – баронесса Бланшфор оказалась просто ненасытна, с неимоверным, куда там даже лангобардскому, темпераментом.

Я подобный, похожий, лишь однажды только и встречал. У суккуба – с которой мне, было дело, довелось ночь провести. Но тогда это происходило в Диком Поле, и являлось частью испытания, от которого в тот момент зависела жизнь моего отряда; сейчас же я на подобное подписался добровольно. И уже на пятую ночь марафона я думал, когда закончится мое здоровье и запас сил – или утром на тренировке, или ночью с Филиппой. Кому я откажу первому – себе перед входом в тренажерный зал, или Филиппе, когда она придет в очередной раз?

Решать не пришлось: в шестой по счету вечер, когда я уже был на пределе сил и на грани капитуляции, Филиппа пришла в дорожной одежде. Пришла прощаться – правда, так расчувствовалась, что в одежде ей быстро стало некомфортно, и ее пришлось снять. И только после тесного прощания, заставив прибывших посланцев довольно долго подождать, баронесса покинула особняк. Тайно убыв из Равенны и с Европы, отправившись в Новогород, в сопровождении прибывших за ней наемниками Ганзы.

А я после этого вздохнул с некоторым облегчением.

Кроме Филиппы за все минувшее время ожидания начала отбора меня никто не навещал, никто не являлся в гости. Не только потому, что у Кайдена была соответствующая репутация: все же, судя по изученным мною перепискам в комме, круг общения у него был невероятно широк. Вот только все это было алкодружбой – что и показали мои просьбы стать секундантом. Просьбы, на которые откликнулись только враги.

Подруг-любовниц у Кайдена тоже было в достатке: все же для некоторых девиц из третьего сословия репутация его вовсе была не важна – важен ведь сам факт общения с индигетом старой фамилии, который может кое-кому помочь получить возможность блеснуть в свете.

Причина моего затворничества была не в этом – не в недостатке круга общения. Меня даже не позвали и не пустили бы, явись я сам, на траурную церемонию. Ведь от имени своего я отказался, и поэтому даже не мог присутствовать на похоронах родителей. Правда, тел Доминика и Сесилии так и не нашли: поисковые команды тамплиеров и позже прибывшие на место трагедии гвардейцы Дома Рейнар обнаружили только отдельные части одежды и амулеты. Так что ритуал прощания и проводов в посмертие проводили в храме с пустыми гробами.

Таким образом два месяца ожидания, слившись в один нескончаемый почти одинаковый день, промелькнули быстро. Вроде казалось только недавно я заходил в ворота на руках с Филиппой, а сегодня утром уже произношу речь перед персоналом особняка – неожиданно переживающим, взволнованным; Мэри и несколько других горничных даже плакали. В общем, тепло попрощавшись со слугами фамилии, я с чистой душой отбыл на спартанский отбор.

И, неожиданно, убыл в прекрасном настроении. Не то, чтобы я радовался грядущему отбору – один раз уже проходил через эту пытку, и не скажу, что это может доставить удовольствие. Просто моя жизнь, наконец, пришла в движение. Я, наконец-то, сделал шаг, тронувшись с места.

До портального зала Равенны меня довез Гервант, не доверив это новому гильдейскому механику-водителю. Попрощавшись с расчувствовавшимся управляющим, который неожиданно и для себя и для меня пожелал мне удачи, я вышел из мобиля и направился в сторону своей старой-новой жизни.

Старой – потому что я уже шел однажды этим путем. И не сказать, что мне очень уж хотелось вновь идти тропой новичка корпуса Спарты. Сделал шаг к новой обстановке, возродил движение в жизни, но… недолго запала хватило. Настроение из хорошего постепенно переходило в разряд удовлетворительного.

Показав скрывающему лицо служителю Ордена Хранителей перстень рекрута, я прошел в самый дальний, закрытый конец зала. Здесь уже собралась небольшая очередь – из портального зала Равенны отбывало в лагерь Спарты около десятка человек. Но мое внимание привлекли только двое. Завидев их, я словно на невидимую стену натолкнулся и напрочь потерял дар речи. Мое внимание привлекли двое, но смотрел я сейчас только на одну – ее спутника я и заметил только оттого что он находился рядом с ней.

Замерев, я смотрел и смотрел, не в силах оторвать взгляд. Любуясь юной девушкой с живыми, подсвеченными сиянием лириума глазами, с яркой синей, ультрамариновой – цвета спокойного глубокого моря, радужкой. Ее стянутые в тугой хвост густые черные, с глубокой синевой волосы открывали изящную смуглую шею; точеная фигура, царская осанка, грациозные движения, такие невероятно знакомые до боли жесты – передо мной, словно вживую, стояла Джессика де Лариан, маркиза Агилар.

Забыв как дышать, я наблюдал, как она – вместе с сопровождающим ее Себастианом белозубо смеется, реагируя на его шутку. Себастиан, в отличие от нашей прошлой встречи, не выглядел нахмуренным, колючим и злым – сейчас он вполне живо общался с близким человеком, а не смотрел на члена ненавистной ему фамилии.

Почувствовав мой взгляд, первой обернулась… конечно, это была не Джессика. Дженнифер, Дженнифер де Лариан. Внучка Джессики. Сестра Себастиана.

Я изучал фамильные списки домов индигетов второго сословия, и конечно не мог пройти мимо Дома Лариан. Но за черными по белым листам буквами не было понятно, что Дженнифер – буквально копия Джессики.

Моей любимой Джессики.

Следом за Дженнифер обернулся и Себастиан. Сказал что-то сестре, та усмехнулась, напоследок окинула меня полным презрения и отвращения взглядом, после чего отвернулась.