Учебник по химии (СИ) - Ключников Анатолий. Страница 47

Наверное, я как-то не так дёрнулся, и чуткая Хелька сразу же спросила:

— Да что с тобой сегодня такое?! Куда ж тебя посылают, — скажи ты, наконец! Только душу всю мою выматываешь. Тебе что, всё равно, что я за тебя переживаю и мучаюсь?

— Зачем тебе за меня переживать? — я хмыкнул. — Найди себе мужа, который по свету не таскается, да и живи с ним. Меня ведь или убьют, или покалечат когда-нибудь. Тут хоть переживай, хоть нет — а одно из двух непременно случится.

— Дурак ты! — она обиделась и резко отвернулась. Потом всё же повернулась обратно:

— Никогда так нельзя говорить: иначе непременно так оно и будет. Ты должен думать только о хорошем — тогда у тебя будет всё хорошо. Я знаю: именно так это и бывает. Вот ты себе дом хочешь купить — неужели никогда не мечтал об этом? Вот просто так собираешься взять и купить? Без мечты? Может, он тебе и не нужен совсем?

Я молчал, смущённый такими разговорами. Если Пресветлый решит, то будет тебе и дом, и жизнь долгая. Не решит — не будет. А мечтать-то об этом зачем? Ну, попросить Пресветлого, конечно, можно. Как говорится: проси быка — глядишь, курицу и получишь. А мечтать молча никакого толку не будет.

Хотя, как оно сказать… Я ведь у Пресветлого дом никогда не просил, ни вслух, ни мысленно. У меня нет столько наглости, чтобы он мне, мелкой букашке, такие ценности отваливал за просто так. Никаких дел во славу Его я не совершил, и даже жертвовал сущие гроши, а он мне — дом, и тем более без моей личной просьбы??? Да с какой стати?! Мне не верилось, что ОН свои дары раздаёт безрассудно, по нелогичной прихоти.

Стало быть, мечтал я про свой дом втихаря — и вот теперь имею много шансов на то, чтобы его, наконец-то, получить. Вроде как с Хелькиной идеей сходится… Да только я сначала командиром отряда «сов» сделался, награды большие получать начал, и лишь потом купить дом получил возможность. Мечтать — не вредно, но без карьеры, однако, ничего не получишь… Кстати, и дома-то у меня пока нет.

— Мечты, мечты, — буркнул я. — Спи, давай. Завтра вставать надо рано.

— Глупый ты ещё, — вздохнула Хелька, погладив меня по щеке и потеребив чёлку. У неё из уголков глаз уже сбегали змейки начинающихся морщин, а озорные веснушки стали превращаться в старческие пигментные пятна. И некоторые волоски засеребрились… Только ресницы оставались такими же длинными, хотя и поредели: она так забавно ими моргает…

— Зато пока живой, — ответил я.

Утром мы втроём вновь встретились у здания конюшни, но уже в полном вооружении и с набитыми под завязку котомками. Мои спутники, о дальних дорогах не помышлявшие, выглядели уныло. Я решил их встряхнуть:

— Слушай сюда, пехота, — начал я. — Прошу запомнить, аки молитву за хлеб насущный: я для вас теперь и отец, и Бог, и все мои указания вы должны исполнять так, как для себя. Быстро и без раздумий. Только в этом случае у вас будет шанс вернуться домой живыми. Вы ЖИТЬ хотите или как?

В ответ пришло понурое молчание. Ссориться со мной они не хотели: боялись моих умений.

— А за неисполнение моих приказов при выполнении ВОЕННОГО поручения, на которое нас отправляют, я буду карать так, как позволяет мне закон ВОЕННОГО времени. Это понятно? — и я слегка прикоснулся к рукояти меча.

Они покивали в знак согласия.

— Отвечайте «так точно!», мать вашу! — гаркнул я, включая роль «плохого капрала». — Вас что, на службе этому никогда не учили?!

Конечно, учили, но на службе в малом городе и в малом коллективе отношения между начальниками и подчинёнными неизбежно скатываются к шаблону невоенных.

Я быстро ткнул обоих остриём напряжённой ладони в живот. Они скорчили рожи:

— Так точно, понятно!

— Понятно!

— Вот и хорошо, что понятно. Седлать коней!

Мы выехали из города, положив копья поперёк седла. Гвоздь и Гном держались позади.

Путешествие в компании с недовольными мужиками шло не так весело, как с вредной химичкой. К тому же было холодно, небо заволокло малоподвижными грязно-серыми тучками, плачущими короткими дождиками. Пролитая вода уже не высыхала, оставаясь на дороге мутными лужицами с вязкой грязью. Не стрекотали насекомые в полях; леса тоже стояли молчаливыми. Под корнями могучих деревьев ещё можно было кое-как наскрести сухой мусор, так что промозглой ночью мы обогревались костром. Гвоздь и Гном послушно подкладывали сырые дровишки, что смогли наломать, а я назначил им поочерёдное ночное дежурство, чтобы не расслаблялись. Перед рассветом, однако, дымящий огонь поддерживал уже я сам, а мои бойцы дрыхли, прижавшись друг к другу, как малые дети, и даже обнялись.

Озябшие и невыспавшиеся, мы к полудню кое-как добрались до указанного села. Я, боле-мене привычный к походным неудобствам, чувствовал себя бодро, только позёвывал, а вот мои спутники представляли собой жалкое зрелище, то ёжась, то клюя носом. Наши лошадки тоже оказались не в восторге от ночёвки в осеннем лесу и от кормёжки пожухлой травой и топали, уныло кивая головами. Гвоздь попытался что-то гундеть, но я злобно на него цыкнул, и оставшийся путь мы проделали в полном молчании: Гвоздь и Гном — в обиженном, а я — в безразличном.

Мы заехали во двор местного старосты. Свирепо залаяли две здоровущие собаки, брызгая голодной слюной; Гвоздь и Гном невольно придержали своих испугавшихся коней, оказавшись за моей спиной. Из построек вышел степенный хозяин, окинул нас оценивающим взглядом:

— Вы кто ж такие будете?

Я протянул ему верительную грамоту:

— Из города. Охрана обоза.

Он понимающе кивнул, взял и не спеша прочёл мою бумагу, колупнул задумчиво сургучную печать:

— Понятно. Давно вас ждём.

Я и без него знал, что давно: начальник городской стражи королевский приказ получил отнюдь не позавчера, но не торопился высылать своих людей: нечего им тут на халяву крестьянские харчи жрать, дожидаясь, когда соберётся весь обоз. Пусть лучше в городе хоть что-то полезное делают. Да и городских жителей не стоило баламутить раньше времени подготовкой к войне. Поэтому нас и послали в самый последний момент: завтра весь собравшийся обоз уже должен выйти в путь.

Я соскочил на землю, не выпуская поводьев, чтобы лошадь из-за собак не нервничала:

— Где нам располагаться?

— Дык, у меня же. Сёдла оставьте вон в том сарае; конюшня — рядом. Ночевать твои ратники будут с моими батраками, а ты давай ко мне в дом.

Я огляделся. Да, мужик жил богато. Его дом больше походил на хутор, да и стоял на отшибе, опасаясь пожаров. Все постройки представляли собой единый комплекс сооружений под одной крышей, примыкавший к хозяйскому дому, т. е. имелась возможность зайти в любой сарай, не одеваясь, даже зимой и в ливень. Как оказалось, в отхожее место тоже шёл отдельный коридор, выстроенный из плетёной лозы: староста, несомненно, жил с барским комфортом, словно граф какой-нибудь!

Имелся и добротный колодец, вырытый зажиточным хозяином прямо во дворе для личных нужд, чтобы не таскаться за водой к колодцу общественному, в село. Оно и понятно: когда у тебя столько скотины, то уже невозможно её поить-кормить, если под рукой нет воды в изобилии — обязательно свой собственный колодец нужен.

— Гвоздь, Гном — расседлайте коней и отведите к кузнецу. Пусть поменяет ВСЕ подковы, да без халтуры. Я потом сам всё проверю и ему заплачу, по совести.

В лесу я свою лошадь сам седлал и рассёдлывал, по-солдатски, не чинясь, но тут, при чужих людях, так делать ни в коем случае нельзя: у них должен быть пиетет перед «начальством из города». Так что пусть мои орлы летают за троих.

Гвоздь, вспоминая, КАК Гном в лесу седлал своего мерина, направляемый моими дружескими тычками, закатил глаза и горестно вздохнул. Гном же спешился раньше него и торопливо зашагал к указанному сараю, быстро сообразив, что теперь Гвоздю, а не ему, придётся вести двух лошадей и потом их рассёдлывать. Ленивый Гвоздь тут явно дал маху.

Я поднялся по крыльцу, отметив про себя, что у старосты даже тут придраться не к чему: все ступень оказались плотно подогнанными, не гнилыми, не скрипучими. Казалось, у него тут всё делалось, как по королевскому заказу, и даже собачьи будки поражали своей основательностью, как будто бы их построили для житья людей, а не животных!