Время возвращать долги (СИ) - Ронис Александра. Страница 10

Не зря сердце ныло, когда она судорожно схватила мобильник и дрожащим пальцем провела по экрану. Звонили из больницы с печальными новостями — к сожалению, несмотря на все усилия врачей, соседка баба Нюра скончалась. Жалко и больно было терять близкого человека, единственную надежду и опору. Снова она осталась одна с ребенком на руках, только в этот раз ребенок был старше и требовал большей заботы.

Сейчас Олеся не могла позволить себе раскиснуть, поддаться печали и оплакать горе, потому что, во-первых, нужно было думать, куда деть дочь уже этой ночью (две «смены» ей простили ввиду того, что некому было сидеть с ребенком, но не более), а во-вторых, дома находился посторонний и опасный человек. И был он сейчас рядом с Настей!

Олеся снова бросилась на кухню, где дочь уже показывала свой альбом с рисунками, до этого постоянно лежащий на окне, новоиспеченному «другу». Быстро же он нашел с ней общий язык!

— Так, быстро иди наверх! — она грубо дернула дочь за руку и, видя, что та уже открыла рот, чтобы ей возразить, почти закричала дрожащим голосом: — Я кому сказала, ну!

Настя обиженно скривилась, едва не заплакала. Отшвырнув альбом от себя, с громким топотом помчалась по лестнице. Лицо незваного гостя снова затвердело, приобрело жесткое выражение. Но Олесе сейчас было не до него, на пятки наступали другие проблемы.

— Послушай, давай, ты сейчас уйдешь, а если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то мы встретимся в другой раз и поговорим. Не при ребенке, пожалуйста, — она без страха смотрела ему в глаза, но в тоже время и без вызова, с немой мольбой во взгляде. — Пожалуйста, — повторила, чувствуя его колебание, — не пугай мне ребенка, ей и так несладко. Я обещаю, что прятаться не буду… — запал кончился, ее голос дрогнул, слезы запросились наружу.

Не меньше минуты парень оглядывал ее испытующим взглядом, а затем, поставив кружку на стол, безмолвно удалился. Через треснутое окно в кухне Олеся видела, как он пересек дворик и запер за собой калитку. Прежде чем уйти окончательно, еще несколько секунд постоял у забора, глядя на их домик.

И только тут Олеся почувствовала, как ее бьет дрожь. Морозит в тонком халатике. Наверху Настя явно исходила обидой, но успокаивать ее сейчас сил не было. Как и говорить дочери о смерти любимой няни язык не поворачивался. Та обязательно расплачется, а следом и она сама. А она давно запретила себе плакать, несмотря ни на что. Нельзя себя жалеть, потому что жалость от слова «жало», и жалит ее жизнь вполне заслуженно.

Не замечая, что рука потянулась вытереть сухие глаза, Олеся открыла список контактов в телефоне. Так, сейчас ей нужно найти, куда пристроить на ночь Настю, потом думать насчет похорон, а потом еще уроки, а потом…

Блин, который вообще час?

Глава 8

Уходя из дома Таюрских, Крест уже не чувствовал ту злость, которая, собственно, и пригнала его туда. Наоборот, в душе колыхнулось что-то вроде жалости. Разумеется, жалость эта относилась к дочери Олеси, а не к ней самой. Только из-за нее он не стал продолжать разборки с мадам Таюрских и ушел ни с чем, так и не узнав, что же двигало той, когда много лет назад она давала против него показания. И дом, и обстановка в нем были небогатыми, даже треснутое стекло в кухонном окне не спешили заменить. Куда же она те деньги-то потратила, что получила за клевету?

Впрочем, и дураку понятно, что требовать чего-то от этой девицы теперь уже бесполезно, лучше направить все усилия на то, чтобы начать новую жизнь. И первым делом следовало устроиться на работу. Еще день он без толку проходил по более-менее приличным конторам, где вновь получил отказ, а вот на местном рынке срочно требовались грузчики, и на его судимость никто не обратил внимания. Оплата была сдельной и зависела от выполненного объема работы, что Креста вполне устраивало. И хотя к вечеру он порядком устал, полученными деньгами остался доволен. Поднакопив, он сможет снять собственное жилье, пусть совсем небольшое, в самом дальнем районе города. Хоть Валет и уверял его в том, что он может жить у них сколько угодно, Крест понимал, что стесняет «молодую семью», а вскоре ведь еще и ребенок появится.

На следующий день разгрузки было немного, и они с ребятами управились до обеда, а новой поставки товара в этот день не предвиделось. Уже на выходе с рынка Крест заметил корзинку с копошащимися в ней белыми комочками и снова вспомнил девочку с грустными серыми глазами, так похожую на его сестру. Полчаса спустя он уже стоял возле дома Таюрских, держа на руках маленькое пушистое создание.

Потоптавшись у калитки, он понял, что дома, скорее всего, никого нет — окна плотно закрыты, дверь — тоже. Видимо, Олеся ушла за дочкой в школу. Будь она дома, давно бы его увидела и вышла узнать, что он здесь делает.

Решая не привлекать лишнего внимания соседей, Крест подцепил крючок на калитке и прошел на участок, устроился на лавочке. Погода была солнечной и теплой. Щенок, всю дорогу провозившийся на его руках, пригрелся, успокоился и, кажется, задремал. И Крест тоже прикрыл глаза, позволил себе ненадолго расслабиться.

— Ты что тут делаешь? — раздалось совсем близко.

Открыв глаза, он увидел застывшую напротив него Олесю, а рядом стояла Настя, в школьной форме и с рюкзаком на плечах.

— Зачем опять пришел? — поджав губы, поинтересовалась Таюрских и, понизив голос, добавила: — Я же просила — не при ребенке!

Крест медленно поднялся. Какая-то нервная она слишком… Может, от страха? Боится его?

— Я не к тебе, — он перевел взгляд на Настю, тепло улыбнулся: — Привет.

— Привет, Женя, — девочка в ответ тоже улыбнулась, немного покосившись на мать.

— Смотри, кого я тебе принес, — Крест подошел ближе к девочке и опустился на корточки, чтобы показать ей щенка. — Знаешь, как называется это порода?

Настя покачала головой, с интересом разглядывая белый комочек в его руках.

— Это шпиц. Он вырастет совсем небольшим.

Настя кивнула и улыбнулась еще шире, потом быстро взглянула на мать. Чувствовалось, что при ней она боялась лишнее слово произнести. Но любопытство все же взяло верх.

— А это мальчик или девочка? — спросила она с придыханием.

— Мальчик. Хочешь погладить?

Настя пожала плечиками.

— Я боюсь, — призналась она.

— Не бойся, он очень добрый и не тронет тебя, — пообещал Крест.

Он краем глаза отметил, как Олеся едва не задохнулась от возмущения, даже дар речи потеряла. В это время девочка, напротив, немного осмелела, освободила ладонь из руки матери и сделала шаг вперед. Как только рука ее коснулась пушистой шерстки, в глазах загорелся восторг.

— А как его зовут?

— У него пока нет имени. Как ты хочешь его назвать?

— Так, все, хватит! — не выдержала Олеся, хватая дочь за руку и дергая ее на себя. — Настя, иди в дом!

— Но мама…

— Я кому сказала, иди в дом!

Однако девочка отошла лишь на несколько шагов.

Олеся же уже не стеснялась в выражениях, обращенных к Кресту:

— Ты совсем охренел?

— Слушай, я пришел с миром…

— Зачем ты вообще пришел? Зачем эту собаку принес? Что ты хочешь?

— Твоя дочь боится собак, и этот страх надо искоренять в детстве…

Она не позволила ему договорить.

— Какое твое дело до страхов моей дочери?

Было видно, что девица явно на взводе, а не просто нервная.

— У тебя, что, день не задался? — спокойно поинтересовался Крест. — На ребенке зачем срываешься?

Олеся молча развернулась и, снова схватив дочь за руку, потащила ее к дому. Но Настя стала упираться.

— Мама! — голос девочки сорвался. — Мама, я хочу посмотреть на щеночка! Мама, ну пожалуйста…

— Настя, прекрати! Идем домой!

— Отпусти ты ребенка, — укоризненно изрек ей вслед Крест. Девочку было искренне жаль. Вот же повезло с такой психованной мамашей! — Ты же ей больно делаешь!

Олеся даже остановилась, видимо, не ожидая от него такой наглости. Настя наткнулась на мать и едва удержалась на ногах.