Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ) - Лили Вейла. Страница 63

— Своё зада-ани-ие-э

при-ипа-ас! — голоса соединились.

— Он говорит,

— Он говорит!

— Что вы должны,

— Что вы должны!

— Исполнить а-арию-у

Лю-убви-и!

““Вы должны” — это кто?” — сразу же уточнил Хэвлок.

Священники переглянулись.

— Он попросил, — снова затянули баритоны. — Он приказал! — уточнили теноры. — Чтобы патри-иций исполня-ал! — Но перед тем, — Но перед тем! — Пусть позовёт, — Пусть позовёт! — Молитву Регу вознесё-от!

“Я должен молиться этому…”— начал писать Хэвлок, но быстро стёр написанное и уточнил: “Рег — это бог песен?”

Священники закивали.

— И му-узыки! И му-зыки! И музы-музы-ки! — прозвенел из-за спин священников торжественный гимн в исполнении сержанта Посети.

“Где?” — коротко спросил патриций.

— О, опера, — О, опера! — О, храм для песнопе-ений!

Мотив изменился, но повторы от этого, увы, не исчезли.

— Что может быть, — Что может быть?! — Прекрасней для явлений!

“Значит, в оперу.” — постановил патриций. “Стукпостук, нам понадобится больше карет.”

— Нет-нет-не-эт! — Хьюнон Чудакулли вышел вперёд, патетически разводя руками: — Это чётко и строго нам явлено, Это было яснее всего! Лишь патриций Анк-Морпорка вправе, Видеть лик и сияньего его! Бо-ога! Ре-эга!

Очевидно, пение не доставляло Первосвященнику никакого удовольствия, поэтому он вырвал дощечку из рук брата и криво накарябал:

“Короче, он велел, чтобы к нему явился патриций. Один. Потом добавил: но можно с той цыпочкой. Понятия не имею, что это значит”.

— С той цы-ыпочкой из кух-ни-и! — визгливо уточнил Посети.

“Возможно, стоит принести в жертву курицу,” — написал Хьюнон.

Ветинари осторожно глянул в дальний угол, где красная от смущения Гленда пыталась слиться со стеной. Он поймал её взгляд и коротко качнул головой — не нужно ей в это впутываться. Он уже имел дело с богами, прекрасно справится сам. Гленда нахмурилась.

“Не стоит задерживаться,” — написал Ветинари на табличке. “Я отправляюсь немедленно”. Затем сменил надпись на “Дождитесь меня здесь.” и показал её Ваймсу и старшему из Чудакулли. Оба кивнули.

— Прошу за мно-ой! — торжественно провозгласил младший Чудакулли и тут же поморщился, поняв, что опять не удержался.

Ветинари кивнул и быстрым летящим шагом вышел из зала. Вслед за ним устремилась толпа священнослужителей, и никто не заметил, как в этой толпе Гленда скользнула в сторону большого старинного шкафа в середине комнаты и исчезла. Ну или почти никто.

“Говорят, — написал Чудакулли, подойдя к Ваймсу, — во дворце немало секретных ходов.”

“И по ним можно передвигаться намного быстрее, чем по главным лестницам…” — написал Ваймс в ответ.

***

— Ми… — начал было патриций, увидев Гленду в карете, но осёкся и лишь одарил её неодобрительным взглядом.

Гленда вздёрнула бровь всем своим видом показывая: да-да, я внимательно слушаю. Ветинари покачал головой и забрался внутрь.

“Решили принести себя в жертву?” — написал он, когда карета тронулась.

Гленда отобрала у него табличку и аккуратно вывела: “Разве что в жертву своему любопытству.”

Ветинари усмехнулся, и дальше они ехали молча, но Гленда от души наслаждалась возможностью сидеть рядом с патрицием, чувствуя своим плечом тепло его плеча. О том, чтобы пересесть на противоположное сиденье, ни один из них так и не подумал.

***

— Привет, чуваки! Чо-каво?

Гленда и Ветинари переглянулись. Последнее, что они ожидали увидеть на сцене оперы, — субъекта в мятой мешковатой одежде и с чем-то похожим на разворошённый муравейник на голове. Даже стоя на месте, он постоянно едва заметно двигался, будто в такт слышимой одному лишь ему мелодии. Впечатление складывалось не лучшее — от божества как-то ждёшь большего, даже если ты циничный анк-морпоркец.

— Прошу прощения? — первым не выдержал патриций и удивлённо вздёрнул бровь — в его реплике не было и намёка на песенность. Обычная разговорная речь. Оказалось, разговаривать прозой — это очень приятно. — Так проклятие снято? — быстро уточнил Ветинари. — Горожане могут спокойно возвращаться к нормальной манере общения?

— Не, — продолжая кивать головой в такт внутренней мелодии, божество ей же отрицательно помотало. — Эт, типа, только ща, чтоб поговорить норм. Кароч, эт не проклятие, эт, как его… Божественный промысел, во. Испытание. И чтоб всё вернуть как было, вам надо, ну, с честью исполнить задание бога, то есть, меня.

— Но зачем?! — не выдержала Гленда. — Чем мы так перед тобой провинились, что ты, простите, вы, ваша… божественность? — решили нам такое устроить?

— Можно просто старина Рег, — отмахнулся “старина Рег”. — И вы, тип, не провинились, просто мне надо было это… Ну, чтоб вы ко мне воззвали, кароч. А то тут Рок твоему парню мозги чуток запудрил, так надо было эт, распудрить обратно. Чтоб он, тип, не ждал целый год, чтоб снова к тебе подкатить. Кароч, парень, можешь ничо не бояться, за фигли-мигли с этой дамочкой ничё те не будет. Ну и ей, тип, тоже. Она уже такая крутая, что этого никто не перешибёт.

Гленда воззрилась на Ветинари. Хэвлок мельком отметил, что на слове “парень” она вспыхнула и, возможно, хотела возразить, но “фигли-мигли”, упомянутые применительно к его поведению, лишили её дара речи.

— И почему я должен вам верить? — скептически отозвался Ветинари, решив, что с Глендой он объяснится потом.

— Не, ну можешь не верить, если не хочешь, — пожал плечами Рег. — Но, я так думаю, тебе интересно было б знать, что Рок поспорил с… Ну, с Той, Кого Нельзя Называть, если ты понимаешь о чём я. Она свой зелёный глаз на твою подружку положила из-за Либертины с Электрисией, те, тип, хотели, чтоб вы были вместе, потому что она, вроде как, их жрица, — он кивнул на Гленду, — а Рок утверждал, что без войны вы не сойдётесь. Ну и вот, слово за слово.

Гленда застыла — ещё бы, не каждый день узнаёшь, что являешься жрицей аж двух богинь сразу. Хэвлок ободряюще сжал её локоть и уточнил:

— Либертина — это богиня яблочного пирога?

— В точку, — Рег прищёлкнул пальцами. — А Электрисия, как, типа, из имени следует — электричества, у вас его ща тут много будет. И они, тип, решили, что хватит с их жрицы всякой херни в жизни, так что тебе придётся взять себя за задницу и уж хотя бы не увиливать от того, что тут у вас завязалось. Ну и эт, песню ты написал классную, чо уж. Давай теперь, исполняй, шоб все слышали. Нефиг такой красотище в ящике пылиться. Как исполнишь — снова заговорите нормально.

— Песню? — переспросила Гленда, неверяще глядя на Ветинари. — Вы? Написали песню?

Хэвлок виновато развёл руками. Он не собирался признаваться в этой позорной слабости никому и никогда, но по пути из Убервальда в Анк-Морпорк, думая о Гленде под мерный стук колёс, он действительно написал песню. Она не казалась ему шедевром, и уж тем более он не планировал её исполнять. Тем более — при свидетелях.

— Что значит “чтобы все слышали”? — мрачно уточнил он.

— Ну, тип, концерт устрой на центральной площади, — пояснил Рег. — Можешь для поддержки кого прихватить, если один на сцене стоять боишься.

— Я не боюсь, — резко ответил Хэвлок. — Но я не пою. Тем более на публику.

— Теперь поёшь, — нагло ухмыляясь заявил Рег и фамильярно хлопнул патриция по плечу. — Считай, удостоился божественного благословения. Ну всё, я, тип, всё сказал, чего хотел, чао-какао, детишки. Мир и любовь, как говорится.

И он исчез. Затем появился на прежнем месте вновь, мотнул головой, пробормотал:

— А, тип, божественно ж уйти надо.

Он щёлкнул пальцами, прозвучал мощный гитарный аккорд, и Рег исчез снова.

Гленда и Ветинари посмотрели друг на друга.

— Я-а, — начала Гленда и тут же закрыла рот рукой — песенное проклятие, или что это там было по мнению наложившего его бога, вернулось.

— По-озже, — протянул Хэвлок, изо всех сил пытаясь сделать так, чтобы это как можно меньше походило на песню.