А отличники сдохли первыми... Часть 2 (СИ) - "R. Renton". Страница 7

Пока я размышлял о предстоящем ночном путешествии по мёртвой клинике, мы проехали мост и быстро достигли улицы Чернышевского — ведущей вдоль берега прямо к больнице. Это её дети называли Чернышами. И на ней, видимо базируются бойцы центровых, перекрывая кадетам доступ к воде. Наверное, Кит успел доставить припасы из бомбоубежищ по тоннелям, раз не подаёт центровым признаков слабости. Но дети подземелья тогда тоже теперь вместе со всеми в осаде…

Колонна затормозила на пересечении Чернышевского и Провиантской — у юго-восточного угла комплекса больничных зданий.

— Ну чё… В добрый путь упырь. — Механ достал из бардачка фонарик, повернулся и протянул его мне. — Держи. Ждём здесь обратно до рассвета. Если не вернёшься… Ну стало быть пути тут нет, придётся тратить патроны, стену ломать… А пытаться сбежать не советую. На Чернышах, снизу, тебя Перец выстегнет. На севере — мы. Так что… Гоу вест, ёпта!

Он сухо засмеялся и вылез из машины. Автоматчики рядом со мной тоже выпрыгнули наружу и выпихнули меня следом.

— Оружия вы мне, конечно, не дадите…

— А зачем тебе? Ты ж супергерой. Да ещё и шмалять там начнёшь, охрану с востока насторожишь… Вон у тебя какое ковыряло понтовое. — Командир показал на косу, которую я достал с крыши. — Вот с ним и пиздуй, Чёрный жора… Блядь…

Вывеска на дверях углового корпуса подсказывала, что мы находимся у входа в хирургию. В него я и вошёл.

В приёмном отделении и в коридоре, ведущем через весь корпус дальше на запад, не было ничего примечательного. Перевёрнутая мебель, разбросанные, никому не нужные карточки и бумаги, пустые каталки. Заглянув в пару ответвлений, я тоже не заметил ничего интересного — пустые койки, разбитые мониторы и лампы. Грязь, пыль, рухлядь.

Свернув в конце коридора направо, я высветил двустворчатую дверь пожарного выхода. Наполовину распахнутую. Здесь можно было выйти в больничный двор и снова двигаться на запад, уже снаружи — вплоть до инфекционного отделения.

На улице меня встретила знакомая оглушительная тишина мёртвого города. На берегу плескалась вода, у лесопарка шумели деревья. Ещё недавно тишину разбавляли урчащие двигатели машин у входа. А теперь ничего из этого не было слышно. Только тысячи молчаливых звёзд над головой, луч фонаря, костлявые тени неподвижных деревьев и мёртвые корпуса вокруг. Во дворе, окружённом зданиями, ветра не было.

«Морг» — высветил луч табличку на ближайшем к хирургии корпусе. К счастью, мне совсем в другую сторону. Сюда я всегда успею.

В другой стороне двора тишину очень скоро начали нарушать отдалённые шорохи, вздохи и хрипы. Я приближался к онкодиспансеру. И, осторожно подойдя поближе, начал замечать первых живых. Ну как живых… Живущих. И перехватил косу поудобнее.

Жоры, медленно переставляя ноги, словно патрулировали пространство перед раковым корпусом. Плотной толпы здесь не было. Не было и сбитых групп. Одинокие жертвы вируса медленно шагали из стороны в сторону от стены до стены и обратно. Иногда останавливаясь и поднимая голову на звёзды, будто бы любуясь. Но вскоре снова упирали взгляд в землю и шагали дальше с хриплыми вздохами и сиплыми выдохами.

Те, кого выхватывал свет фонарика, медленно на него оборачивались и некоторое время слепо пялились в его сторону. Но так и не пытались подойти ко мне, через некоторое время снова продолжая своё медленное патрулирование.

Осторожно прошагав между ними, я обошёл онкологию слева и, продвинувшись в западном направлении ещё немного, вышел к просторному дворику. С четырёх сторон он был окружён зданиями. У меня за спиной был всё тот же раковый корпус, слева — инфекционка. Справа, на северной стороне двора было какое-то высокое длинное здание — вроде бы кардиология. Рядом с ним, по другую его сторону, Горян тогда совершил свой отчаянный подвиг. А прямо через двор располагалось небольшое здание паллиативной медицины — отделение, в котором пациентам, уже гарантированно отходившим в страну вечной охоты, пытались облегчить страдания. Прямо за ним и был путь к свободе — через небольшой участок открытой земли начинались ограды медицинского колледжа и детской больницы.

Вот только весь этот дворик был битком забит жорами. Сотни… Может и тысячи. Они стояли, сидели, лежали… Между ними нельзя было и руку просунуть, не то что пройти. Пространство было наполнено хрипом, тихими стонами, гортанным бульканьем и шумными выдохами. Они точно также оборачивались на свет фонаря, но никуда не двигались.

Я осторожно попробовал просунуть между крайними двумя телами черенок косы. Медленно мотнув головой, словно отмахиваясь от досаждающей мухи, жоры лениво отпихнули деревяшку в сторону с недовольным ворчанием. Пожалуй, протискиваться между ними и пытаться их растолкать — будет не лучшей идеей. Если и не отпихнут, то раздавят, навалившись всей массой.

Единственный путь, по которому здесь можно было двигаться дальше на запад, лежал через разбитые угловые окна инфекционного отделения. Пройдя через корпус, я бы оказался прямо у ограды, за которой до укреплений кадетов было рукой подать.

У этого угла тоже слепо толклись заражённые. Но между ними можно было просочиться без опаски быть избитым случайными отмашками или задохнуться под грузом десятков тел. Что я и сделал.

Достигнув угла, я перемахнул через подоконник и огляделся, оказавшись внутри. Обстановка напоминала хирургические покои — тот же застаревший хаос, разорённые, уставленные койками палаты. Только здесь тоже были жоры. Где-то плотными группами, где-то поодиночке, они жались по углам или, словно пригорюнившись, сидели на койках, свесив худые ноги.

Должно быть пролезать в окна также ловко, как я, они не умели. И поэтому их тут их плотность была гораздо меньше, чем на улице. Но определённо росла по мере моего продвижения дальше по коридору, который вёл вдоль корпуса на запад. Я надеялся, что он также закончится каким-нибудь пожарным выходом или окнами, из которых я смогу выбраться наружу.

Неожиданно из боковой палаты прямо перед моим носом вышел заражённый и я чуть не врезался в него в темноте, которую нарушал только шаривший по сторонам луч фонаря. Высветив его, я ненадолго привлёк внимание твари. Но существо лишь равнодушно отмахнулось от моего силуэта и медленно зашагало по коридору дальше во тьму — туда же, куда шёл я. Иногда задевая плечами сородичей, жора что-то буркал и, не останавливаясь, продолжал целеустремлённо шаркать стоптанными ботинками вперёд. Я медленно продвигался следом за ним.

Вскоре из темноты перед ним появилась достаточно плотная группа тварей, занимавших всё пространство коридора, от стены до стены. Я начал искать возможность обойти их через боковые палаты, светя туда фонариком, но вдруг услышал, как толпа тоже пришла в движение. Метнув туда луч света, я увидел, как плотная группа, негромко ворча, начала расступаться перед продолжавшим движение существом. Прижимаясь к стенам, они образовали достаточно свободного места, чтобы он спокойно прошаркал прямо. Недолго думая, я юркнул следом за ним. Хотя жоры так и остались стоять вдоль стенок, не спеша вновь забивать собой проход.

Ещё через несколько метров мой провожатый достиг двойных дверей, отделявших так называемую «красную зону» от остальных помещений — за этими дверями когда-то только начинались койки с ковидными. Но ближе к пику эпидемии, когда класть больных было уже почти некуда, эта зона распространилась на весь корпус и далеко за его пределы. Двери были распахнуты изнутри отделения и подпёрты по бокам каталками.

По моим ощущениям, до противоположного конца здания оставалось совсем немного.

Продолжая упорно шагать вперёд, жора по-прежнему не оглядывался и не обращал никакого внимания на своих сородичей вдоль стен. А они только провожали нас равнодушными взглядами и хриплыми вздохами.

Спереди из тьмы послышался какой-то протяжный стон, полный глубокого сожаления. Так вздыхает человек, которому только что сообщили, что он по какой-то причине обязан работать все выходные. И через несколько секунд стон повторился. Он был ещё более горестным и обречённым.