Ворон (ЛП) - Заварелли А.. Страница 58
— Нет, — слабо протестую я.
Он резко входит в меня, когда я отказываюсь.
— Каждое слово, что ты мне говорила, было ложью.
— Это не так.
Он толкается сильнее. Так сильно, что скрип стойки под его напором указывает на то, что стойка проломится подо мной.
— Каждое чертово слово, — кричит он.
У меня такое чувство, что я тоже сейчас сорвусь. И не из-за того, что он делает это со мной грубо. Все дело в его словах. Он повторяет их снова и снова. Я обманщица. Это ничего не значило. Я сделала это с ним. Я предала его. И это выводит меня из себя.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — рыдаю я. — Это не было гребаным спектаклем! Я влюбилась в тебя Лаклэн!
Он замирает где-то на середине, а его взгляд обдает холодом, пока он бесстрастно изучает меня. Я не могу смотреть на него, когда он такой, поэтому зарываюсь лицом ему в грудь. Не имеет значения, верит ли он мне или нет. Я сказала ему. И я уже очень давно никому не говорила этих слов.
Мир вокруг нас замолкает и замирает. Он не двигается. Я тоже не хочу. Я не смотрю на него. Через некоторое время он обхватывает мой затылок и снова начинает двигаться внутри меня. Все совсем не так, как раньше. На этот раз он не пытается навредить мне, он пытается кончить. Звуки, которые я так люблю, выходят у него из горла, когда он подводит меня так близко к краю, как только может.
Он шепчет что-то настолько тихо, что я не могу разобрать, а затем кончает с мучительным вздохом. Последний раз. Рыдания вырываются из моего горла, когда осознание омывает меня.
Когда я открываю глаза, он все еще внутри меня. Его глаза прикованы к моему лицу, он расстроен. Я знаю, что мне делать. Я хотела просто попросить его сделать это. Я хочу, чтобы он был тем, кто это сделает. Я знаю, что он будет добр ко мне. Он не будет докапываться до сути или пытать меня. Он сделает это быстро. Но я также знаю, что это убьет его.
Возможно, я смогу убежать. Я могу просто уйти и уехать куда-нибудь очень далеко. Но я знаю, что нет никаких шансов, что это произойдет.
Глубоко в своем сердце, я уже знаю, что это будет либо он, либо я.
Мой взгляд падает на нож, лежащий на стойке в пределах досягаемости, и прежде чем я могу подумать, он хватает его и передает мне. Его лицо бесстрастно. Никакой злости. Никаких эмоций. Ничего. Из-за меня и того, что я ему сделала.
— Давай, — говорит он. — Это, наверное, лучшее решение, Мак. Потому что я чертовски уверен, что не хочу использовать его на тебе.
Губы дрожат, рука тоже начинает дрожать. Господи, я действительно теряю нить происходящего. Вопрос никогда не стоял так, я просто не могу причинить ему вред. Я уже достаточно боли ему причинила.
Я выбрасываю нож вперед, а затем швыряю его через всю комнату, всхлипывая, а Лаклэн прижимает меня к своей груди.
— Будь ты проклята, Мак. Я знал, что должен был избегать тебя.
— Я знаю, — шепчу я снова. — Почему же ты этого не сделал?
Его зрачки темнеют, и инстинктивно я знаю, что мне не понравятся следующие слова, что он произнесет.
— У меня не было выбора в этом вопросе. Русские хотели обменять тебя на свою крысу. Они хотят твоей смерти.
— Что? — задыхаюсь я. — Почему они хотят моей смерти?
— Подумай об этом, Мак.
Я вспоминаю девять лет боли и вины, когда смотрю ему прямо в глаза, вытаскивая ответы для себя.
— Ты собирался отдать меня им, не так ли?
Лаклэн чешет пальцами лицо и отводит взгляд.
— Я не знаю. Я не знаю, какого хрена я собирался с тобой сделать, Мак. Это не имеет значения сейчас, не так ли?
Отпускаю его рубашку, которую все это время удерживала в своих пальцах, и киваю. Было бы не так больно, если бы он ударил меня ножом.
— Ты знаешь, кто убил моего отца? — спокойно интересуюсь я.
— Да.
Заставляю себя смотреть ему в глаза, хотя это последнее, что я хочу сейчас видеть.
— Ты должен мне сказать.
— Я не могу этого сделать.
— Из-за твоего драгоценного гребаного Синдиката? — ору я.
— Нет. Потому что я знаю, какая ты, Мак.
Мои губы дрожат, когда я пытаюсь вникнуть в смысл его слов. Я знаю, что он собирается делать. Я знаю это в своем сердце. Так какая разница, если он скажет мне, кто убил моего отца?
— Я разберусь с этим, — говорит он. — Даю тебе слово, Мак. Человек, который уложил твоего отца больше не жилец на этом свете, даже если это последнее, что я сделаю.
Я слишком подавлена, чтобы говорить, поэтому просто киваю. Это не достаточно хорошо, но сейчас слишком много всего происходит, чтобы я могла все обдумать.
— Донован знает, — продолжает он.
— Откуда? — интересуюсь я.
— Сказал, что помнит, что ты из Южного Бостона. Он знал, что вы с Талией были подругами. Сложил «а» и «б». Я не знаю.
— Он не рос в Южном Бостоне, — уверенно говорю я. — И я не знаю этого парня. Это чушь собачья.
Лаклэн пожимает плечами. Независимо от того, как Донни узнал, это все еще спорный вопрос. Единственное, что сейчас важно, это последствия.
— Тебе нужно было прийти ко мне, — говорит он. — Тогда бы я сказал тебе, что не имею никакого отношения к исчезновению Талии. И никто из парней не имеет к этому отношения.
— Ты не знаешь этого наверняка.
Его кадык перекатывается на шее, и он откидывается немного назад, чтобы посмотреть на меня.
— Верно.
Я открываю рот, но у меня уходит минута, чтобы заставить звук выходить изо рта. Я боюсь услышать то, что он скажет.
— Откуда?
— Она проводила свое время в другом клубе, — говорит он. — С одним из русских.
Я отворачиваюсь, потому что уже нутром чую, к чему он клонит. Он подтверждает мои подозрения, которые были у меня с самого начала. Это был русский, о котором она говорила. А теперь мое время истекло, и я никогда не узнаю, кем он был.
Когда я снова начинаю говорить, у меня хриплый голос.
— И что теперь?
Лак сохраняет торжественное молчание, пока выходит из меня и надевает штаны.
— Теперь садимся в машину и едем.
В машине обманчиво тихо, что только делает все невысказанные мысли громче. У нас разногласия. Океан лжи связывает нас и разрывает на части.
Когда Лаклэн сказал, что мы куда-то поедем, я не думала, что он имел в виду, что это будет несколько часов. Я не знаю, куда он идет. Сомневаюсь, что и он это знает. Я знаю, что Лак собирается сделать это. Но это занимает у него много времени.
Я приняла свою судьбу в тот момент, когда залезла в его машину. Я знаю, что он должен сделать, даже если он сам не может этого признать. Другого пути нет. Это кодекс, по которому он живет. Его преданность принадлежит Синдикату, и я не настолько глупа, чтобы думать, что могу изменить это. Я не позволю себе поверить, что могу это изменить. Так легче, зная и принимая то, что он собирается сделать. Я не буду противиться ему.
Либо он, либо я.
Вот что я продолжаю твердить себе.
Я пытаюсь забыть тот факт, что он планировал передать меня русским. Он знал, что ему придется жениться на ком-то другом, и мы не можем быть вместе. Он лгал мне, как я лгала ему. Мы не можем отбросить все это. Все это невозможно преодолеть.
И куда, к какой жизни мне придется вернуться в любом случае? Талии больше нет. Скарлетт — волк-одиночка. Я никогда не понимала, насколько пустой стала моя жизнь, пока он не появился в ней. Он сделал это со мной. Он сказал, что я разрушила его, но это он полностью уничтожил меня. Все было хорошо, когда я была одна. Когда мне не нужно было чувствовать, думать или заботиться о ком-то еще. Конечно, мне было грустно и тошно, но я была в порядке. Теперь я кто угодно, но только не та, что была раньше.
Лаклэн заставил меня хотеть того, чего мне никогда не суждено было иметь. Он заставил меня плакать и говорить слова, которые я не думала, что когда-нибудь произнесу снова. Если бы мой отец был здесь, он бы сказал, что я — жалкая. Что я сама виновата в своей слабости. И он был бы прав. Но другого выхода не было. Я думаю, что я всегда была жалкой, когда дело касалось Лаклэна. Он одним взглядом уничтожил мою броню. Одним прикосновением. Одной команды из его уст хватило, чтобы я принадлежала ему. Я рабыня этого парня. Его власть надо мной смехотворна. И теперь, когда я умру, я могу сказать это без обиняков.