Мастер третьего ранга (СИ) - Коробкин Дмитрий. Страница 94

— Мясо, — осклабился владелец утыканной гвоздями дубины.

— Ага, — довольно протянул второй, покачивая зазубренным топором.

— Идите сюда, — с мерзкой улыбкой махнул рукой третий, облаченный в фартук мясника, с разделочным топориком в изъязвленной руке. — Обещаю, мы не будем вас мучать, — неожиданно четко и ясно сказал он. — Мы убьем вас быстро.

— Да, ни-то мясо потом будет жестким, — ковырнул ногтем в подгнивших зубах владелец топора и сплюнул на землю.

— Они вроде соображают, — удивился Юра.

— А ты думал мы тупые звери? — довольно оскалился бешенный в фартуке. — Увы. Но вам от этого не будет легче. Облегчите свою участь и сдайтесь сами.

— Как вы заболели? — спросил Иван, стараясь не упустить момент атаки. — Зачем вам это?

— Это не болезнь, — тоном проповедника начал бешенный. — Это избавленье. Это освобождение истинной человеческой сути. — Он широко улыбнулся, от чего на лице лопнул крупный гнойник, и его зеленое содержимое потекло по щеке. — Мы, это вы. Мы истинное олицетворение человечества, что прикрывается нормами морали, и не буквально, но пожирает слабых себе подобных.

Совесть, мораль, привязанности, ценности, все это шелуха, а под этой шелухой вы точно такие же, как мы. Вы просто вечно голодные, жадные звери, для которых все сводится к одному: есть, чтобы жить, жить, чтобы есть.

Нам открылась истина, что отсеяла шелуху. Мы ее приняли и обрели настоящую свободу. Есть, чтобы жить. Больше нам ничего не нужно. Никаких придуманных людьми условностей, денег, хлама, цацек. Мы счастливы. Мы свободны.

Вы умрете, а мы будем жить дальше. И сейчас все зависит от вас, от того как вы хотите умереть, быстро, или же медленно и мучительно. Сделайте одолжение и себе и нам, не сопротивляйтесь.

— Ты тот, кто все это начал? — нахмурил брови Иван.

— Нет, — покачал он, головой разбрызгивая зеленую дрянь на собрата с топором. — И не тяните время. Мы очень — очень голодны. Нам нужно…

Тело проповедника пробила судорога. Глаза замутились, а изъязвленное лицо исказилось звериной злобой. Частичка разума, что проблеснула сквозь звериную суть, погасла. С яростным ревом безумцы ринулись на людей.

Того что с серпом, изловчившись схватить за руку, принял на нож Иван и сразу же развернул, подставив под удар топора. Следом владелец топора получил удар в коленный сустав, и не успел опуститься на колено, как носок сапога, снизу в челюсть отправил его в забытье.

Владелец палки с гвоздями, доставшийся Юре, слишком уж активно размахивал своим орудием и даже не заметил, как уложил замешкавшегося собрата. Юре стоило больших усилий уклоняться от шипящей в воздухе дубины. Наконец псих, не рассчитав сил, после замаха пронесся мимо парня и получил в спину ветвистый разряд.

— Гром, — отдышавшись, обратился Иван с исказившимся от отвращения лицом к псу, который рвал проповедника. — Брось каку. Идем.

— Мы, кажется уже пришли, — севшим голосом отозвался Юра.

Иван обернулся, а после длинно и витиевато выругался, чем, несомненно, удивил ученика, который вместо того, чтобы поднять руки, вздернул бровь и открыл рот, пытаясь переварить только что услышанный мат.

— Ножи на землю, руки в гору, — скомандовал один из бесстрастно смотрящих сквозь прицел винтовок парней в черных мундирах.

Они, встав на колено, изготовились стрелять, а Ивана словно прорвало. Он, поражая тонкую душевную организацию ученика, поднимая руки, зло сыпал выражениями, что не на каждом заборе прочтешь и даже редко услышишь в портовом кабаке.

— Ого, — только и смог удивленно выдавить из себя Юра, который за все годы, что знаком с наставником, такое слышал от него впервые.

— Накопилось, — облегченно выдохнул Иван, смотря на приевшуюся за последнее время картину, из целящихся в него стволов.

Гром, забрызганный алой кровью, что будто рубины горела на черной шерсти, оскалил красные зубы и утробно зарычал. Он, зло, сверля бойцов желтыми глазами, весь напрягся, готовый пустить в новую угрозу сонм искр.

— Гром, — позвал Иван. — Они нам не враги.

— Пса? — коротко спросил один из парней, по-видимому, старшего.

— Вали, — также коротко ответил тот.

— Э, архаровцы, — окликнул их мастер. — Я вам вальну! Это мой пес.

— Захлопнись, — грубо ответили ему.

— Я говорю это мой пес, не смейте трогать!

— Захлопнись сказал, — повторил старший, и повернул к бойцам лицо, на котором не отражалось совершенно никаких эмоций. — Пса в расход, Этих обыскать.

— Вы охренели совсем? — зло крикнул Иван, но на него даже не соизволили посмотреть.

Два вихря пронеслись по улице и остановились у охотников. Рассеявшись, они явили собой Полынь и Крапивку.

— Это они! — загораживая собой Юру, крикнула Полынь.

— Да — да, это мы, — замахал здоровой рукой, едва не подпрыгнув, подмастерье. — А кто мы, кстати? — опомнившись, спросил он у лесавки.

Парни в задумчивости помедлили, целясь в пса, затем встали с колена и опустили винтовки.

— Капитан ГОС Ростислав Горин, — скашивая глаза на огромного пса, представился подошедший старший. — Вы уж извините. Не признали. Вы не по форме одеты, и мастерских значков нет. Думали вы из этих, — он посмотрел на Крапивку, и неожиданно улыбнулся. — Как вы говорили сударыня, они себя зовут?

— Праведные, — просияла она, невинно похлопав ресничками.

Юра с Иваном на это переглянулись, и чуть заметно заулыбались. Лесавка была в своем репертуаре. Приодевшись, и начав новую жизнь, эта бестия не стала изменять своей сущности так и оставшись наглой совратительницей.

— Иван, мастер третьего ранга, — поручкался с капитаном Иван. — А мундир мой вместе со значком, несколько лет назад одна тварь слопала. Все не было времени заказать новый.

— Бедняжка, — с серьезным видом, ответил на это капитан. — А потом померла, небось, от обострившейся язвы желудка?

В сопровождении бравых парней, которые были не столь хмурыми и равнодушными, как казалось, когда они находились по ту сторону винтовок, Юра с Иваном, были вежливо препровождены обратно к мотовозу.

Носители черных мундиров оказались вполне дружелюбными и общительными. Вот только мастера с подмастерьем это дружелюбие не касалось никоим образом. На них бойцы посматривали скорей с интересом, который мгновенно исчезал, лишь стоило подать звонкие голоса и состроить свои соблазнительные улыбочки Крапивке и Полыни.

Иван, общаясь с капитаном, на это не особо обращал внимания, лишь слегка улыбался, когда бойцы пытались завладеть вниманием безумно красивых лесных дев. А вот Юру это не на шутку задевало. Было возвратившееся настроение, улетучилось, лицо омрачилось, а взгляд стал выражать плохо скрываемую неприязнь к статным, крепким парням, которых будто в одной форме отливали.

Особенно сильно его задевало, когда бойцы уделяли внимание Полыни.

Когда он понял, что нечто достающее и поднимающее из глубины души бурю негатива, оказалось ничем иным как ревностью, Юра удивился сам себе. Слишком мало он знал эту воинственную бестию. И пусть прошли они вместе за это малое время немало опасностей, которые как пишут во всяких бульварных романах, коими изобилуют раскладки торговцев во всех городах и весях, неминуемо сближают представителей противоположных полов. Он ни разу не подумал о Полыни как о женщине во всех смыслах этого слова.

До этого момента.

Странно было ощущать тихую злобу, когда медноволосая лесавка отвечала улыбкой на восхищенные улыбки бойцов, ведь сердце, как и прежде, занимал трепетный образ Осинки. Но неожиданно вскрывшаяся язвочка ревности неумолимо ширилась и начинала сочиться ядом. Парень насквозь видел этих угодливых поганцев, и то какие мыслишки таились за этими похабными улыбочками. То как они жадно поедают ее глазами, как вскользь оценивают фигуру.

Похотливые самцы. И ведь сам он такой весь несуразный и конопатый, в подметки не годился не одному из них. Высокие, широкоплечие, сильные, уверенные в себе, головорезы, которым не страшна смерть. Кто он по сравнению с ними. Обычный, хилый паренек, в котором нет ничего особенного.