Мастер третьего ранга (СИ) - Коробкин Дмитрий. Страница 99

Пока гвардейцы проверяли оставшиеся позади дома, Юра сосредоточился, и старался почувствовать, что там за поворотом.

— Я не пойму, что там, но явно, что-то нехорошее, — открыв глаза сказал он и покрепче сжал автомат. — Фонит так, что заглушает духов.

— Я проверю, — вызвалась Полынь.

— Давай, — согласился Иван. — Только осторожно.

Лесавка тут же исчезла, от чего занервничали гвардейцы напротив, скашивая глаза на куратора. Иван знаками подал команду к боевой готовности. Хмык качнул головой, напряженно держа под прицелом, видимую часть улицы за углом.

— Там засада, — прошептала возникшая рядом лесавка. — Там оскверненный алтарь нашей владычицы, у него… — она задумалась как объяснить, увиденное. — Зараженные и чудовища. Их много.

— Какие еще чудовища? — взвешивая свою пушку спросил Иван. — Перерожденные?

— Как зараженные, только не такие… — стала она неопределенно вертеть рукой.

Посмотрев на ищущую как правильно объяснить Полынь, мастер решил сам посмотреть, что ее так взволновало. Мельком выглянув из-за угла, он выругался. Обзор заслоняла поваленная на бок тачка, и раскинувшийся за ней куст шиповника.

— Что твой аспид? — обратился Иван к ученику.

— Так дождь, — пожал плечами парень. — Он в доме у мотовоза остался.

— Ладно, — протянул в ответ мастер, сунул шестиствол парню в руки и достал пистолет. — Сидите тихо и не высовываетесь. А я пойду, посмотрю, что там за монстры такие.

— Я с тобой, — решительно качнула головой Полынь, снова растворившись в воздухе.

Промокшая до нитки Настя фыркая, и утирая стекающую по лицу воду, смотрела на то, как у поворота суетятся Иван и Полынь. Вера с Крапивкой спрятались под прохудившимся козырьком, так же, как и Настя, вытягивая шеи, наблюдали за исчезающим за поворотом мастером. Ростислав успевал смотреть, за окружившими уставших пленных бойцами и бросать заинтересованные взгляды на излучающую красоту лесавку.

— Капитан, — тихо позвал один из пленных. — Будь человеком, дай нам укрыться от дождя.

— Захлопнись, — ответил Ростислав.

— Мы замерзли как собаки.

— Рот закрой, иначе повешу без суда, на первом же столбе, — зло прошипел капитан.

— Урод, — ответил ему пленный, и тут же его скрутило винтом от разряда, выпущенного Верой. Разряд был не смертельным, но достаточно сильным.

— Еще одно слово… — пригрозила она, демонстрируя пленным срывающиеся с пальцев тонкие электрические разряды. — Испепелю.

Ранее остригающийся куст шиповника, без ухода, распустил тонкие ветви, что изогнулись и расстелились по каменной дороге.

Иван осторожно обогнул перевернутую тачку, из которой вывалились сопревшие тряпки и, прижимаясь спиной к стене вплотную, подошел к колючим сплетениям. На вид больные, покрытые бурыми пятнами листья, содрогались и, шелестели от ударов, падающих с небес крупных капель. Гибкие, усеянные шипами лозы переплелись, и высмотреть что — либо сквозь них было невозможно.

Полынь была невидима, но мастер знал, она совсем рядом. Он ее не ощущал, но казалось, слышал размеренное дыхание лесной девы у самого плеча.

— Что они делают? — прошептал в пустоту Иван.

— Ждут, — так же шепотом ответила лесавка.

Чего они там ждут, мастер спрашивать не стал, он, наконец, решился выглянуть из-за сплетенных лоз. Десяток острых шипов, несмотря на загрубевшую кожу, больно впились в пальцы и ладонь. Сжав зубы, и щурясь от летящих в глаза брызг, он осторожно стал пригибать упругую лозу.

Порыв ветра покачнул куст. Шипы рванули кожу, впились в плоть, гонимые ветром струи дождя, дробью ударили в лицо. Несмотря на зелье, Иван в полной мере ощутил пронзившую ладонь, рвущую боль, зажмурился, играя желваками, стер с лица воду и продолжил сгибать ветвь.

То, что он увидел, заставило позабыть о боли.

Впереди был перекресток, посреди которого был устроен с трудом узнаваемый алтарь. Такие алтари он уже не единожды встречал. Это был алтарь Богини Тары, покровительницы всего живого: лесов, и обитающих в них зверей и духов. Поселения и небольшие города в лесных районах обязательно устанавливали алтари и жертвенники Таре, исправно преподнося Богине требы: фрукты, ягоды, мед, цветы. Но Полынь была права, этот алтарь был действительно осквернен. По общим верованиям, Богиня заступница живого, была против кровавых жертв, убийств, и такая жертва оскорбляла ее.

Ростовая статуя Богини, которая представляла собой красивую девушку в легком платье, что держала в руках ягоды и букет цветов, была изуродована и испоганена. Левая рука отбита, торс покрылся сколами и трещинами, вся статуя была забрызгана кровью, а со сгиба уцелевшей руки свесился разлагающийся человеческий труп.

Но не это насторожило мастера. Алтарь окружала группа бешенных, и те самые монстры, которых не смогла описать Полынь.

Так же, как и когда он повстречал их впервые, бешенные сидели под проливным дождем, источая клубы пара. Свесив головы и погрузившись в дремотное состояние, они ждали. Ждали их. А за их спинами, был довольно странный, почетный караул. Огромные, человекоподобные существа, размером в полтора человеческого роста, неподвижно стояли по обе стороны от алтаря.

Иван не знал всех видов, перерожденных Матерью Землей, да и никто не знал, но он мог поклясться, что она здесь ни при чем. Это были порождения иного рода.

Переразвитая мускулатура, разросшиеся кости, горбатые и изуродованные гипертрофией, со свирепым выражением изуродованных лиц. Они бессмысленно смотрели ассиметрично расположенными глазами прямо перед собой, испуская облака пара, будто паровые котлы. В увитых тугими мышцами руках чудищ, покоились огромные дубины, оканчивавшиеся сонмищем корней.

Не обращая внимания на боль и струящуюся по руке кровь, мастер еще сильней сжал шипованный прут. За толпой заживо разлагающихся уродцев, за спинами чудищ, за оскверненным алтарем, простирающаяся вверх улица упиралась в каменное здание с причудливо загнутыми к верху углами крыши.

Вот она ратуша. До цели всего — навсего рукой подать.

Один из бешенных поднял голову, и стал хрюкать подгнившим носом. Его пример подхватили еще несколько зараженных. Они зашевелились, подскочили и будто зверье стали жадно втягивать носами сырой холодный воздух.

Иван осторожно отпускал измазанную кровью ветку, когда раздался выстрел и вопли из-за угла. Послышалась возня.

Мастер замер. Стоя за кустом, крепко сжимая пистолет он слышал, как зашевелились, заворочались и захрипели бешенные.

— Полынь…

— Они остаются на месте, — шепотом отозвалась она. — Все также ждут.

— Отступаем.

— От кого, но от тебя Ростислав, я такого не ожидал. Где твои глаза были, а? — нахмурился куратор глядя, как медик быстро расстегивает вспоротый черный мундир на капитане. — Как вы умудрились проворонить, то, что у них руки развязаны? — сурово спросил он у виновато опустивших головы гвардейцев. — Разболтались! Расслабились! Я вам мать вашу, устрою. Я вас до усрачки теперь загоняю на учениях, конвоиры гребаные. Вам эта девчонка каждую ночь потом в кошмарах будет сниться.

— Я на секунду лишь отвлекся, — сквозь сжатые от боли зубы процедил Ростислав.

— В рапорте все изложишь, если кровью тут не истечешь.

— Не истечет, — заверил медик, копаясь в походном мед — наборе. — По касательной пришлось. Печень не задета. Сейчас я его скоренько заштопаю.

— Что тут за скандал? — негромко окликнул Иван сгрудившихся бойцов, но как только расслышал женский плач, то екнуло в груди так, что отдалось в чешуйке.

Мастер грубо растолкал гвардейцев. Первым бросилось в глаза то, как Юра в стороне, успокаивает плачущую Настю. После забрызганный кровью Гром, который казалось, с осуждением смотрит на хмурых бойцов, и, в конце концов, четыре трупа: гвардеец, двое пленных и Вера.

— Вера, — простонал бессильно Иван, опускаясь на колени перед трупом девушки. — Ну как же так? Что же ты, девочка… — он погладил дрожащей рукой ее голову, провел пальцами по утопающим в смешавшейся с кровью грязи волосам. — Ведь рукой подать… Что же я сестре твоей скажу? — мастер закрыл глаза, зло, по-звериному зарычал и ударил израненным кулаком в кровавую лужу.