Клёст - птица горная (СИ) - Ключников Анатолий. Страница 31

— Шмель.

— Вроде ты не толстый? Или жужжал много?

— Мёд любил. Мы с братом на лугу шмелиные гнёзда разоряли, чтобы их мёд покушать. Голодали сильно, а так бы оно того и не стоило…

В его серых глазах отразилась боль, и я решил эту тему не трогать.

— Ты этого знаешь? — я кивнул на второго новичка.

— Знаю его десятника. Погиб он вчера.

— Присмотри за этим сегодня.

— Слушаюсь, — отозвался тот, лишь слегкавытянувшись и даже не глядя в мою сторону.

Тряслись повозки, шуршали солдатские сандалии по каменистой дороге. Исполинские горы оставались за спиной, воздух наполнился сладким запахом луговых трав, позабытым нами за последние дни.

— Вы, десятник, производите впечатление умного человека, — между тем разглагольствовал главный из охраняемых нами химиков. — Между тем меня удивляют ваши способы отрешиться от мерзости нашего мира.

Я лежал вверх лицом, подложив под затылок две ладони, закрыв глаза и лишь изредка хмыкал, изображая участие в разговоре. Ласковый ветерок освежал лицо, слабеющее к осени солнце не обжигало кожу. Было хорошо.

— Простое быдло испокон веков использует слабое дешёвое пойло, а дворяне — дорогое. По сути, этим сравнением запросто можно описать всю глубину сословной пропасти между ними, в то время как философы разных времён и разных народов извели на это несметное количество бумаги и папирусов, погрязая в бессмысленных диспутах. Правда, в последнее время появилось так называемое «пшеничное вино», — спиритус вини, говоря по-научному, которым не брезгуют ни те, ни другие, что наносит определённые коррективы в мою стройную концепцию.

Однако, хотя оно затуманивает мозг гораздо быстрее пива или вина виноградного, но зато во столько же раз делает человека агрессивнее и неадекватнее, что чрезвычайно вредно для здоровья как выпившего индивида, так и окружающих его людей. Более того: зачастую протрезвевший человек решительно не помнит, что происходило с ним в период распития, и поэтому положительный фактор снятия нервного стресса может нивелироваться реально произошедшими негативными событиями, о которых он не имеет понятия из-за провала в памяти. Вот как в Вашем случае, например.

— Ты мне золотой должен, кстати, философ, — вставил я реплику, не открывая глаз.

— Между тем нужно признать: гораздо лучше представляется такая ситуация, когда индивид, решивший сбросить негатив окружающего мира, не забывает всё то, что происходило с ним во время процесса отрешения. Конечно, «пшеничное вино» тоже может дать эффект открытия иных пространственно-временных измерений, но не часто. При этом те, кому подобного эффекта удалось достичь, зачастую оказываются настолько потеряны для мира настоящего, что их приходится помещать в клиники строгого надзора, — рядом с людьми, потерявшими разум или не имевшими его от рождения.

— В дурдом, проще говоря.

— Какая огромная, страшная плата! И за что? За мизерные крупицы знаний, что есть иные измерения? Это смешно: великие учёные и философы прошлого и так не сомневались, что таковые измерения существуют, просто они не доступны обычному зрению. Пострадавшие в один голос уверяют, что жители иного мира малы ростом, — с мизинец, и с зелёным цветом кожи; при этом они нас хорошо видят, но совершенно, дьвольски неуловимы: могут бегать хоть по столу, хоть по стенам, и пока не известен ни один случай, чтобы удалось поймать хоть одного. Жрецы, в свою очередь, уверены, что это и не человечки вовсе, а самые настоящие бесы, и вносят свою религиозную муть в чистую науку.

— За такие слова раньше на кострах сжигали, — я по прежнему не размыкал глаз.

— Но было бы странно, если бы мы, по отношению к зелёным человечкам — сами жители другого измерения, могли бы их поймать! Это, с точки зрения науки, абсолютно невозможно. Мы не можем ловить их, а они — виснуть на нашем теле, на одежде. Статус кво для разных измерений, да-с, сударь. Не будь его — нормальная жизнь ни в одном из них не была бы возможна: одни постоянно мешали бы жить другим.

— Мы и в своём-то мире друг другу мешаем постоянно, даже без чёртиков.

— Самое же ужасное то, что «пшеничное вино» модифицирует наше зрение лишь в узком диапазоне, открывая только один иной мир, населённый, условно говоря, мелкими гуманоидами с зелёным пигментом кожи. Если он, конечно, действительно зелёный, а не то, что нам доступно к обозрению. А мы, учёные, уже создали такие химические препараты, что позволяют проникать сознанию в неисчислимое множество разных измерений! И даже более того: за границы нашей планеты и даже за границу системы нашей звезды, что обыватели называют «солнцем»! — а это такие ужасающие расстояния, что мозг человека необразованного принять не в состоянии!!!

«Эка тебя штырит… Кстати, прав бы Штырь: шмаль у них действительно знатная.»- подумал я лениво, а вслух добавил:

— Лучше бы вы изобрели такую дурь, чтобы солдаты могли воевать не хуже «чёрных» — хотя бы с полчаса! От этого всем стало бы только лучше. Глядишь, и не убили бы у нас никого… или хотя бы поменьше.

— Вот-вот! Люди, в безбрежном своём эгоизме, желают создавать только то, что наносит вред их ближним. То, что больше убивает. То, что даёт больше сил убивать. А я мечтаю создавать то, что расширит их разум до границ Вселенной…

Второй химик в разговоре участия не принимал, просто молча трясся на подстилке по ходу движения. Судя по задумчивому взгляду, его расширенный разум уже витал как раз где-то на этих границах, очерченным главным из их четвёрки. След от пинка, оставленный злобным центурионом, оставался на его заднице не отряхнутым.

— У меня в десятке, представь себе, тоже собрались отъявленные пацифисты, — за исключением, наверное, только Шмеля да Бима с Бомом: этим двум клоунам что спать, что убивать — всё едино: лишь бы не думать. Сначала всей гурьбой в армию припёрлись за деньгами, а тут, оказывается, убивать кого-то нужно.

Мой кашевар тоже часами умеет трепаться, но только о жратве. Рассказывает рецепты изысканных блюд так, что диву даёшься: это сколько же надо потратить сил и времени, чтобы сварганить паршивый салат или котлету! А их, один чёрт, схарчат точно так же, как бобовую похлёбку или свинину с вертела. Одним людям делать нечего — так они изощряются в создании закусок, а других тянет погружаться в иные миры… А всех нас, вообще-то, гонят на убой, словно скотину, — стадом. И не разбираются, кто из нас кашевар, а кто — философ.

Кстати, а что бы ты сказал про такой вот факт? Есть у тебя такая цигарка, чтобы курнуть её — и сразу тебе открылось: кто победит в войне и каким образом?

— В будущее заглянуть невозможно, — авторитетно ответил мне Философ. — Люди, узнав будущее, станут прикладывать все силы, чтобы его изменить, а из-за этого оно станет другим.

— А, быть может, для душ наших умерших тоже есть свой мир? Жрецы ведь уверяют, что душа бессмертна — если так, то где-то ей нужно обретаться. Есть у тебя такая шмаль, чтобы поговорить с покойником?

— Такой состав никто и никогда не изобретёт. У души нет языка и горла, и поэтому она никак говорить ни с кем не сможет. Чтобы пообщаться с душой умершего, нужно сделать так, чтобы твой разум вошёл в мир ушедших душ, а твоя собственная душа стала открытой для прямого общения с ними на ментальном уровне. Но, если ты вошёл в такое состояние, значит, ты — УМЕР. Твоей душе уже не нужно тело: она может находиться как внутри твоей бренной оболочки, так и за тысячи лиг от неё. А оно тебе надо?

— А вот некоторые делают спиритические сеансы, когда душу умершего, наоборот, вызывают в наш мир и заставляют что-то говорить с помощью вызвавшего. Обман это, стало быть?

— Фуфло полное. Ни чёртики зелёные в наш мир перейти не могут, ни души покойников.

— Спасибо. Прямо-таки полегчало…

— Если захочешь увидеть что-то глубже, — ты только скажи. Тебе первые две цигарки вообще бесплатно дам. Больше, брат, не могу: сырьё подотчётное, много не раскидаешь…

— Не нужно мне ваше зелье. И сразу скажу: если вы будете давать его моим людям, то я вам головы точно оторву. За вредительство. И пусть наука будет отброшена на 10 лет назад, как моя жена выражается, но оторву.