Ликвидация последствий - Иванов Борис Федорович. Страница 8
Мудры мои наниматели, чтоб им лопнуть, – подумал он. – Все это можно было сто раз сообщить нам заранее. Тогда половины всей приключившейся петрушки можно было бы избежать. Оградили агента Либра от излишнего риска, называется... И вообще... Он снова потянулся к микрофону. Переключил волну.
– Войцех, ты свободен?
– У меня был разговор с Марком. Довольно тяжелый. Если...
– У Жан-Поля – десятка.
– Вот как? Ты... получил письмо?
– Да. От Джонни Милкуэя.
Пауза.
– Фиксатор?
– Нет. Я не применял фиксатора.
– Мне подойти?
– Пока нет срочности.
– ОК. Я поставлю Марка в известность о Джей-Пи. Через двадцать минут.
– Думаю, уже знает. Подойди попозже.
– ОК.
Он щелкнул тумблером, проверил карабин и, сдернув простыню, стал внимательно осматривать окоченевшую ведьму. Там, в боксе дезактивации, ему показалось... Теперь, в ярком свете люминесцентных ламп, он увидел ясно: еле заметные десять насечек пониже локтевого сгиба... И еще ему показалось...
Нет, не показалось! Резким рывком голова ведьмы повернулась к нему, почти напрочь вывихивая шею. Глаза открылись, и желтовато-белые бельма волчьим взглядом уперлись в него.
Стараясь не отрывать от них взгляда, он снял карабин с предохранителя.
– О, господи! – Теперь все повторилось в обратном порядке.
Или ему просто привиделось это потустороннее безумие оборотня – сейчас на него смотрели обычные, только очень большие, наполненные слезами глаза. И почти тут же, толчком, на бинтах выступили пятна крови. Живой, красной. Теперь тестовая насечка ясно обозначилось на истонченной руке. Десятка.
Измученная, умирающая девушка, лет двадцати с небольшим медленно приходила в сознание на стальной госпитальной койке. Наверное, в последний раз, и ненадолго.
– Господи, – сказал Майкл, – прости...
И повторял это, доставая из клапанов потайного пояса ампулы и шприц. Отыскивая вену на невероятно худой, истаявшей руке и впрыскивая препарат.
И потом – включая магнитофон на запись.
Все кончилось только часа через четыре. Когда уже подошли Марк и Войцех. Втроем они закатили тележку с убитой в холодильную камеру, поколдовали с внутренним запором, навесили дополнительный замок на двери рефрижератора.
– Вы все еще боитесь, что ЭТО начнется снова? – спросил Майкл.
– По-моему, уже все, – он помолчал.
– Поляновски, вам не жутко, что вы вот так, за здорово живешь, ухлопали человека, не слишком разбираясь...
– Я стрелял не в человека, – сухо ответил тот, кого он привык называть Войцехом.
– Но умерла-то обычная девушка. Может, безнадежно чокнутая, но... А то, во что... ты стрелял – сдается мне – пули не возьмут...
Он поймал на себе пристальный, тяжелый взгляд Марка и зло стал массировать свое одеревеневшее лицо. Желтые бельма оборотня снова померещились ему на мгновение.
– Ложитесь спать, Миша, – успокаивающим голосом сказал Поляновски. – С утра поможешь разобраться с записью.
– Если ясновельможный пан не соизволит снова гулять на тринадцатый этаж... – Майкл повернулся и пошел по коридору, стараясь не думать ни о чем.
– Здесь у нас стало просторней, – бросил он Фрэнку, оглядевшись в приспособленном под спальню боксе, прилегающем к бару.
– Пако будет дежурить в двадцать первой комнате – с Джей-Пи, – отозвался Фрэнк и, словно шахматную фигуру, двинул ему по полу бутыль виски.
– Хлебни...
– А что Джей-Пи? Хреново? – осведомился Майкл и сделал большой глоток. – Проклятый самогонище...
– Он в отключке. Мне кажется, они ему вкололи чего-то... Пако и Войцех...
Фиксатор-6, – прикинул в уме Майкл.
– Ладно, – сказал он вслух, – я тоже отключусь.
– Ты знаешь, – сказал Фрэнк после недолгой паузы, – мне не нравится Пако...
Майкл полуутвердительно приподнял бровь.
– Он... – Фрэнк некоторое время подбирал слова. – У него своя игра здесь. Он что-то ищет...
– Я тоже ищу.
– Я знаю.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Майкл вырубил свет, проглотил еще виски и грохнулся на подушку. С него было достаточно в этот день. Всего. Почти мгновенно он забылся каким-то легким, стремительным сном.
Сон этот покинул его так же легко и мгновенно, как и пришел. С полминуты, наверное, он пытался поймать то, что промелькнуло на грани сознания и вытолкнуло его из забытья.
Поймал.
Спецотряд Гамма-4.
Надо было спешить. Он бесшумно поднялся, присел на корточки, взвесил в руке карабин, осторожно положил на место... Набросил на шею кобуру с револьвером, подцепил за шнуровку обувь, прихватил свитер, джинсы и выскользнул в коридор. Отступив в давно примеченную для такого случая нишу, натянул одежду, привел в порядок оружие, обулся. Фонарь был на месте – там, где он замаскировал его еще вчера – у входа в аварийную шахту.
Чья же сейчас вахта? – подумал он. – Не могли же они после всего этого цирка забыть выставить кого-нибудь на охрану... Пусто и тихо... И который сейчас час? Часы оставил в боксе, дурень... Когда я их снять-то успел?
Справившись с маховиком запора, прежде чем сдвинуть стальную дверь, он на минуту замер, прислушиваясь. Где-то в глубине корпусов кто-то тяжело колотил в металл. Это продолжалось минуты две-три. И смолкло.
Господи, неужели это в рефрижераторе пятого сектора? – холодея подумал он. – Как в дурном сне... И стал осторожно отодвигать герметизированную дверь шахты.
Разумеется, можно было попробовать заставить лифт снова доехать до тринадцатого. Но что-то внутри подсказывало ему, что нельзя сейчас в лифт. А он привык доверять этому что-то. Еще в той жизни. Ну, а кроме того, было бы глупо полагать, что кто-нибудь после всего происшедшего не поставил уже в кабинах или на подходах к лифтам хитрых жучков с сигнализацией.
Поляновски. Или Марк. Или Пако. Что до шахты, то здесь уж Майкл сам расставлял контрольки.
Спускаясь по скобам, он услышал далеко внизу звук льющейся воды, но только миновав десятый уровень, понял, откуда это. Из-за железных дверей, на которых фонарь высветил огромные белые, со ржавыми потеками цифры одиннадцать и двенадцать, обильными ручьями вытекала ржавая жижа. Этажи были затоплены. У двери тринадцатого уровня он еще раз проверил оружие. Потом принялся за маховик.
Точно так же, как и там, наверху, на тринадцатом было пусто и тихо. Почти во всех отсеках коридора свет был погашен. Но в некоторых горел. Да и из некоторых блоков пробивались тонкие лучики. И еле заметно пахло раскаленным металлом.
Он тихим, кошачьим шагом пошел вглубь полутемного лабиринта.
Тех комнат, в которых ему чудился свет, он избегал. Несколько дверей, за которыми ощущалась тишина, подергал на пробу. Некоторые из них были не заперты: луч фонаря выхватывал из пыльной темноты то умеренный канцелярский беспорядок, то нечто сугубо лабораторное – из стекла и проводов. А за некоторыми из дверей его ждал зловонный сырой мрак, в котором луч света просто тонул, а если на что и натыкался, то лишь на что-нибудь, вызывающее приступ тошноты.
А потом он услышал кузнеца. Ему уже порядком осточертело осторожничать в этом скучноватом лабиринте. Точнее, чувство осторожности он утратил вместе с ощущением времени. И просто пошел на звук металлического инструмента где-то неподалеку.
Дверь была приоткрыта и из-за нее как раз и тянуло раскаленным металлом. А внутри комнаты Майкла поразила обстановка, совсем непохожая на ту дикую помесь химкомбината, лаборатории, оффиса и того света, в которой он уже привык за пару суток пребывания на Грамэри. Это была, в общем-то, просто заброшенная слесарная мастерская. Где-нибудь в Бийске или в Сыктывкаре.
Только стены были от Грамэри. С бору по сосенке собранные наковальни, тиски, не до конца доломанные станки. Пыль и сумрак. В углу пылал горн.
Кузнец временами вскидывал голову и поглядывал на него.