Ночь Пса - Иванов Борис Федорович. Страница 60

– Комски уже скачал мне на терминал материал по Гопнику, – бодро доложил приземистый Йозеф. – Комски его пометил и через час – не позже – мы его вычислим...

– Эта бестия, наверное, уже сменила шкуру... – безнадежно махнул рукой Саррот, направляясь к выходу, – тем более, что деньгами на всякий пожарный случай Альфред его ссудил...

– Альфред скормил ему резонансные зонды – чуть ли не целый грамм, – возразил Йозеф. – С кофе и булочкой. Эти штуки не так легко вывести из организма... Тем более, что объект ничего не заметил. Недели полторы он у нас будет сидеть на крючке...

– Гм, – усмехнулся мсье Клод, – похоже, что и Комски тоже приходили-таки своевременные мысли. Действуйте как можно быстрее.

Роше принюхался к запаху, исходящему от напяленной на электросушилку известной всей Прерии шляпы, и пришел к выводу, что пора переместить ее на обычную вешалку. Он долго, с суровым сомнением рассматривал ее фактуру, силясь усмотреть какой-то новый урон, нанесенный неумолимым временем его верной подруге.

– Журналисточка эта, конечно, нас обошла... – констатировал он. – В другие времена непременно сподобилась бы вызова на Козырную, а то и прямо на ковер к господину секретарю...

Но – при демократии живем. Который год уж. Так что вам повезло...

– он понимающе подмигнул Киму. – Вы – теперь защитник нашей свободной прессы. Герой дня. Победителей, слава Богу, не судят... Однако – к делу. Вы от меня поддержки хотите – это, пожалуйста.

Пока время позволяет – некого арестовывать, некуда мчаться сломя голову... Можно тихо бродить по улицам и собирать, скажем, собачью шерсть...

– Вот о ней, в некотором смысле, и речь... – улыбнулся Ким. – Старая перечница безусловно прибедняется, – подумал он, – какой-то план в голове да имеет. Но молчит.

Ладно, молчи, молчи – недолго осталось: утром – беседа в том самом кабинете господина секретаря. Приятнейшая...

– Я сейчас отправляюсь работать с моим подопечным, а вас, Жан, попросил бы все же попробовать раскрутить Крюге. Человек солидный кусок жизни провел на Чуре. И на разведку поработал основательно. Должен быть к нему какой-то подход... Может, стоит побеспокоть людей из его окружения... Кстати, тут у вас на руках козырь: Крюге на кафедре практической истории консультант на пенсии, а ваш новый друг Покровский – кафедрой той заведует...

– А сами – так легко от него отступаетесь? – продолжая разглядывать свой головной убор, укоризненно спросил Роше, начиная набивать на панели блока связи номер вызова.

– Я думаю, это – дохлый номер, – вздохнул Ким. – Но у вас, Жан, есть подход к людям. А мои методы рассчитаны на среднего гражданина Федерации. А у вас тут таких немного. Тот же Крюге – с виду, типичный немец: педант и законник. А взял да и послал органы следствия, в моем лице, весьма и весьма далеко...

Он поднялся и стал заботливо укладывать в кейс распечатки из накопившейся на столе груды ответов на самые разные запросы.

Роше, тем временем, наконец дозвонился до секретариата факультета Истории и прогнозирования и, поворковав немного с роботом-секретарем, со вздохом положил трубку.

– Что ж. Повторим попытку. Господин Крюге задержится, чтобы поговорить со мной. Через полчаса он ждет меня в музее факультета...

– Нам просто необходимо, чтобы на нашей стороне был кто-то, кто помог бы установить связь с Толле или найти его Пса... – чуть виновато пояснил Ким. – Других выходов на решение по-прежнему нет... Если вам и не удастся раскрутить Крюге, то вы сможете найти какие-то зацепки, увидеть что-то такое, что для полицейского с Прерии очевидно, и чего я – человек со стороны – в упор не вижу.

– А на вашего Густавссона вы, я вижу, не слишком-то полагаетесь? – ворчливо заметил Роше.

– Это – всего-навсего один человек. – Ким закрыл кейс и пожал плечами. – Семь лет в заключении. И темные пятна в деле...

– Ну что ж, не будем медлить... – Роше напялил шляпу вместо вешалки на собственную голову, одним глотком допил остывший кофе и поднялся с места. – Как говорится – удачи нам!

После ломки, вызванной введением ключа, на Пера навалилась тяжелая, тупая усталость. Он добрался до гостиницы – одной из огромных и безликих громад в центре города и, запершись в номере, проспал восемь часов. Слава богу, вычислить его по кредитной карточке, предъявленной автомату оплаты, а запоминать приметы очередного клиента в этом громадном, автоматизированном жилом комплексе было просто некому. Улей он и есть улей.

С раннего утра – такого же темного, как и ночь, на смену которой оно пришло, только чуть менее мокрого – он начал работать, придерживаясь, может не столько какой-то системы, сколько интуиции. Ниточек, за которые можно было бы ухватиться, в деле было пока до отвращения мало.

Ответы на запросы, сделанные Пером еще вчера, спокойно дожидались своего часа в памяти его блока связи. И наконец – дождались. Как и предвидел расконвоированный заключенный П-1414, назвавшийся псевдонимом абонент телефонного номера, записанного в листке из Атласа четырех миров, был на самом деле одним из его старых знакомых. Но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к похищению Гостя.

Хотя – как сказать, как сказать... Ниточки от Дела Шести Портов тянулись далеко... По крайней мере, от старого знакомого можно было получить справку о теперешнем положении дел... В этом смысле даже хорошо, если к Гостю этот старый знакомый не имеет никакого отношения. Но это – подождет, а сейчас...

А сейчас – собаки.

Науки бывают естественные, неестественные и противоестественные, – вспомнил Роше старую студенческую шутку.

Факультет Истории и Прогнозирования, занимавший огромный, причудливо построеннный корпус чуть поодаль от более скромных зданий кампуса, воплощал, по его мнению, единение всех трех ипостасей науки.

Начинающийся прямо в просторном холле музей поражал воображение огромными голографическими окнами – панорамами, в которых воспроизведены были сцены из жизни Прерии разных эпох ее освоения. Любой забредший на факультет посетитель воленс-ноленс – хоть краем глаза – должен был обозреть их.

Те залы музея, что посвящены были самым первым шагам человека по неприветливой планете, изобиловали образцами вооружения и оборудования кораблей Первопроходцев. Части кораблей, осуществивших Первые Высадки, были использованы в архитектуре музея, один из залов целиком воспроизводил одну из секций первой орбитальной станции, выведенной на орбиту вокруг планеты, а другой – устроители музея попытались оформить под интерьер малого жилого купола Первопоселенцев.

Основательно представлена была тема борьбы с природой дикой планеты и побед над неуправляемой стихией.

Победами этими не всегда приходилось особенно гордиться. Как и в большинстве Обитаемых Миров, интенсивное вторжение землян периода Второй волны космической экспансии Человечества привело к экологической катастрофе.

Защищенные мощными иммунопротекторами люди и животные не слишком пострадали от здешней микрофлоры.

Судьба Уэллсовских марсиан Первопроходцам не угрожала. Но зато аборигены Прерии – тысячи и тысячи видов живых организмов – животных, растений и вконец экзотических форм, никакой из земных классификаций не поддающихся – не выдержали атаки завезенных-таки с Земли, да и из других, открытых к тому времени Миров, микроорганизмов, спор, насекомых. А со временем в атаку пошли подработанные генетиками под местные условия злаки, за ними – мясные стада – и вот теперь только в витрине музея можно было лицезреть легендарное Дождь-Дерево, только в немногочисленных, отснятых, как назло, неспециалистами можно было увидеть заросли осьминожьих кустов, о которых со времен Первопроходцев ходили по всей Федерации и вовсе уж похожие на сказки истории. Победа земных видов в борьбе за биосферу Прерии была пирровой. С огромной скоростью началось превращение в болота озер и рек, массивы лесов стали угрюмыми чащобами мертвого леса. Стремительно пошло разрушение почвы, которую подняли в небо закружившие по планете пыльные бури.