Босс скучает (СИ) - Тэя Татьяна. Страница 12

— Без проблем, — отзывается Островский.

Больше тут добавить нечего.

— До завтра.

— Гера, кто это? — раздаётся за секунду до того, как связь обрывается.

И звук этого высокого женского голоса где-то там, в отдалении заставляет меня скрипнуть зубами.

В шесть тридцать, когда я только варю себе кофе на кухне окнами во двор, приходит сообщение от Германа. Оказывается, у нас сегодня с ним деловая встреча где-то в городе.

— Мистер Спонтанность, — фыркаю я.

Он вполне себе оправдывает это прозвище, потому что за несколько дней, что я работаю с ним бок о бок, замечаю, что Герман чертовски прилично отклоняется от своего рабочего расписания.

Чей бы голос я не слышала вчера на заднем фоне, это никоим образом не повлияло на его распорядок дня. Ещё нет и семи, а он уже раздаёт указания.

Отправляю короткое «принято» и готовлю завтрак. Приоткрываю окно, чтобы впустить свежий воздух. В кухню врывается звук капель дождя, барабанящих по карнизам и скатам унылого двора-колодца. Очень надеюсь, что это привычная утренняя морось октября, и дождь не зарядит на весь день.

Я не хочу думать про женщин в жизни Островского, но любопытство и какая-то досада раздирают меня изнутри. Кто она? У них всё серьёзно? Давно ли? Это точно не должно меня волновать. Но вместе с воспоминаниями о прошлом вернулось и неприятное чувство, что история повторяется.

Ты ведь тоже монашкой не была, — подключается внутренний голос.

Ну, да, не была… не была… да, мы взрослые люди, что же мне оставалось — сохнуть по Герману до конца дней своих после нашего расставания? Почему-то сейчас после более чем пяти лет врозь мне кажется, что я рубанула с плеча, да и он был неправ. Приходит осознание нелепости произошедшего. Но дел мы оба наворотили, чего уж там скрывать.

Ладно, с кем там спит Островский, с кем проводит своё внерабочее время, меня уж точно не касается. Тогда почему мне неприятно даже просто об этом думать?

Следом отписываюсь Алёне с просьбой связаться сегодня, но чуть позже. Уверена, она мне не откажет, а, может, даже будет рада помочь. Даю в общем чате указаниям сотрудникам: моя команда инновационного офиса раскидана по разным филиалам, и у нас достаточно слаженная работа. Обычно мы встречаемся раз в неделю, но из-за загруженности у Островского, сообщаю, что конференцию перекинем на утро пятницы, то есть на завтра.

Ровно в восемь я выхожу из дома, и дождь перестал. Прекрасно. Но прогуляться не получится. На мне туфли на высоких шпильках, и я вызываю такси. Тащиться сейчас на машине в сторону работы совсем не хочется. Я одела темно-бордовый брючный костюм и серое пальто в тон моему настроению.

Герман уже на месте, и я с усмешкой кидаю ему «может, чашечку кофе», но он лишь с рассеянной улыбкой качает головой. Прекрасно, я знаю, когда надо отъехать. Он весь в делах и мыслях, и ему явно не до шуток. О моей вчерашней выходке с официантами тоже никто из нас не вспоминает.

Чуть позже просит меня накидать аналитику по нескольким последним проектам фирмы. Я с огромным удовольствием этим занимаюсь. Всё-таки цифры — это моё. Прогнозирование, планирование, анализ — тут я как рыба в воде. Да и, в общем, ориентируюсь в минувших проектах фирмы лучше Германа. Он то, считай, новичок.

— Может, поедем уже? — вырастает Островский перед моим столом, и я поднимаю голову от таблицы.

— А не рано? — посматриваю на часы на мониторе.

— Если раньше приедем, зайдём куда-нибудь, кофе попьём.

Предложение звучит и заманчиво, и пугающе. Однако я широко усмехаюсь и отодвигаюсь от стола, нашаривая ступнями туфли, которые успела скинуть.

— Вау, ну наконец-то, кто-то приготовит его для меня. Этот расчудесный кофе. Хотя бы бариста, — тяну с сожалением.

Герман улыбается в ответ, и в его глазах зажигается знакомый огонёк. Небось, уже приставил, как готовит кофе для меня в постель? Как когда-то…

Чёрт, Мельникова, отбрось ты эти фантазии. Это моя внутренняя ехидна играет словами и образами.

А дальше меня ждет настоящее испытание — я, Герман и напряжение между нами в замкнутом пространстве автомобиля.

— Я хоть в каком качестве с тобой еду? В качестве стенографистки?

Островский бросает на меня короткий взгляд.

— Ага, машинистки. Сейчас как раз по дороге заедем в какую-нибудь антикварную лавку, купим доисторический аппарат для работы.

— Супер, мечты сбываются, — я приподнимаю брови, демонстрируя весь свой неподдельный восторг. — А там никого не смутит, что я буду сидеть в уголке и стучать по клавишам этого «динозавтра»?

— И со звоном передвигать каретку? — вливается он в поток моей иронии.

— О да, обязательно со звоном.

Герман пропускает меня вперёд, когда мы выходим из здания, и более ровным тоном поясняет:

— Ты едешь по своим прямым должностным обязанностям, как руководитель отдела. Прости, что сразу не предупредил. Встреча организовалось слишком внезапно. Вчера уже поздно было созваниваться. Я как раз по дороге собирался всё тебе пояснить. В общем, тебе сейчас главное поприсутствовать и понять, чего от нас требуется. Говорить в основном буду я.

— Если думаешь, что меня обрадует такой расклад, глубоко ошибаешься. Я не из молчаливых.

Мои руки сами собой складываются на груди в защитную позу.

— Варвара, я лишь хотел тебя подстраховать, прекрасно понимаю, что о таких мероприятиях предупреждают заранее.

— Хорошо, давай, вводи меня в курс дела, — чуть остываю, не обнаружив никаких подтекстов в его словах. — Я готова слушать.

Мы забираемся — в прямом смысле слова забираемся — в «танк» Германа.

— Нравится смотреть на всех свысока? — усмехаюсь я, пристёгивая ремень безопасности.

— В смысле? — он реально не понял или делает вид, что не понял.

Машина быстро заводится и Герман без промедления трогается с места.

— А, не обращай внимания. Давай лучше к делу.

Ехать нам недалеко, но мы медленно ползём в пробке, поэтому у Островского достаточно времени, чтобы более-менее подробно мне всё рассказать. Я задаю вопросы, прошу рассказать подробнее, спрашиваю его мнение, делюсь своим. Удивительно, но это выходит так органично, что я на какое-то время забываю, что передо мной Герман. Забываю о своей болезненной реакции на него. Забываю о подозрительности.

Забываюсь настолько, что когда мы паркуемся на Большой Конюшенной, я выхожу из машины как-то неудачно. Ступаю на крышку люка, и тонкий каблук шпилек встаёт аккурат в небольшое круглое отверстие, уезжая вниз наполовину.

— Ой! — восклицаю, взмахивая руками.

Я бы упала, если бы не подоспевший Герман. Он ловит меня на полпути к земле.

— Ай, блин!

Слезы мигом брызжут из глаз, потому что острая боль в лодыжке на секунду затмевает разум.

— Варь? Ты как? — раздаётся над ухом.

Утыкаюсь носом Герману в плечо, а пальцами впиваюсь в ткань пальто.

— Я… Я… — глотаю воздух, не в силах продолжать от острой боли, но вздох за вздохом становится легче. — Моя нога. Мои туфли.

— Сейчас.

Герман впихивает меня обратно в машину, усаживая на пассажирское сиденье. Правая нога сама собой выскальзывает из застрявшей туфельки.

— Сейчас пройдёт, — обещает он.

Герман массирует мою ступню очень нежно и деликатно. Обхватывает подъем горячей ладонью, растирает кожу и пытается слегка покрутить стопой, проверяя, больно мне ещё или нет. Если бы не знала, что он финансист, заподозрила бы в нём склонность к спортивной медицине.

— Так нормально? Или болит? — в его голосе беспокойство и участие.

Смотрю на его склонённую голову, тёмные волосы легли волной от влажной мороси, висящей в октябрьском воздухе.

— Н-нормально, — заикаюсь я уже даже не от боли. Потому что она под волшебными манипуляциями Германа отступает.

Близость и прикосновения Островского туманят разум. Впервые мы так близко. Он присел, осматривая меня, и я смотрю на него сверху вниз. Эти прикосновение не похожи на касания руки или плеча, более интимные, более интенсивные.