Босс скучает (СИ) - Тэя Татьяна. Страница 47

На мне длинное тёмное платье с запАхом. Оно и скромное, и фривольное одновременно. Платье с секретом, как говорится. При ходьбе приоткрывается разрез чуть ли не до середины правого бедра. Я знаю, что мне оно идёт, и мягкий шёлк ткани струится по фигуре, а разрез подчёркивает бесконечность ног в туфельках на высоких каблуках. Конечно, от внимания Германа не могло ускользнуть, во что я одета. Также как сверху ему приоткрывается прекрасный обзор треугольного выреза: намного глубже, чем я обычно себе позволяю.

Островский присаживается на соседний стул, а вот «Насти» поблизости не вижу, хотя с неё бы сталось подменить карточки рассадки так, как ей выгодно. Впрочем, это всё мелочи, ведь итак знаю, что как только официальная часть вечера перетечёт в неофициальную — все разбредутся и разобьются по интересам.

— Ты очень хороша сегодня, — долетает до моих ушей, и я чуть шокировано вскидываю голову, поворачиваюсь и в упор смотрю на Германа.

— С-спасибо, — слегка заикаюсь под его потемневшим взглядом.

Он смотрит мне в лицо, но такое ощущение, будто в самую душу, словно может прочитать любую мою мысль и догадаться о самых потаённых желаниях. Впрочем, они, наверное, и не такие уж потаённые.

Его взгляд — отражение моего собственного. Чёрные зрачки становятся шире — отбирая у радужки всё больше места.

Кажется, он хочет сказать что-то ещё, но внезапно гаснет потолочный свет и зал погружается в приятный полумрак. Начинается небольшое представление, под которое совсем неудобно разговаривать. Смотрю на импровизированную сцену и не понимаю, что там происходит, потому что мысли полностью заняты Германом.

«Ты очень хороша сегодня», — опять как далёкое эхо из прошлого.

Не могу вспомнить, говорил ли он хоть раз мне комплименты с тех пор, как мы снова встретились. Или привычно раздавал приказы и раздражал своими просьбами принести кофе? «Ты очень хороша» — это не «спасибо за хорошую работу» и не «ты нужна мне, как незаменимый специалист». Это что-то более личное. Более интимное.

Вскоре передо мной оказывается наполненный до краёв бокал. Беру и слегка пригубляю белое сухое. Посматривая украдкой на Германа.

В нём будто идёт какая-то внутренняя борьба, причины которой я не понимаю. Вроде, всё просто. Ему надо только сказать… Что сказать? Найти правильные слова.

А хочет ли он их искать? Это другой вопрос.

Официанты разносят блюда, и я пытаюсь пропихнуть в себя хоть кусочек чудесной изысканной еды. У Варганова — этого любителя-ресторатора — всегда всё по высшему разряду. И кухня отменная.

Только я будто потеряла вкус к жизни. Так случается, когда планы и мечты внезапно разбиваются о реальность.

После развлекательной части нас уносит водоворот делового — да-да, делового — общения.

Время налаживать новые связи и укреплять уже имеющиеся. Я представляю Германа нескольким людям, подошедшим к нашему столу. Деловая беседа сегодня мне кажется особенно скучной. Мне совсем не хочется говорить о работе, перспективах, возможностях, даже слушать мысли Германа насчёт того, как всё устроено в Швейцарии, тоже не тянет. Хотя в любой другой день я бы внимала каждому его слову.

— Твой новый босс — тёмная лошадка для многих, — Возов снова нарисовывается рядом со мной, когда я возвращаюсь из дамской комнаты и притормаживаю у отдельного стола с закусками.

Он словно чёрт из табакерки: только я расслаблюсь — тут как тут.

— Завидуешь? Ты же, Сергей, уже для всех, как раскрытая книга, — не сдерживаюсь я.

Возов морщится.

Нас обтекает снующий туда-сюда народ. В зале стало как-то слишком оживлённо и многолюдно, а ещё душно. Запахи еды и дорогого разношёрстного парфюма — перемешиваются в неприятные для меня ароматы. Чувствую, как не хватает кислорода.

— Варь, любой, кто давно в этом бизнесе — как раскрытая книга.

— Но почему же, посмотри на Варганова — он давно в этом бизнесе, но тоже та ещё тёмная лошадка, — жму я плечом и собираюсь уйти, но Сергей перегораживает мне дорогу.

— Твой Островский сейчас переговорит с доброй дюжиной потенциальных покупателей бизнеса. Выиграет пару крупных тендеров. Один, как я слышал, у него уже практически в кармане, да и выставит фирму на торги. Так всё и будет, Варь. А ты плавно перескочишь в статус безработной. Хотя, если судить по его первоначальному интересу к тебе, может, Островский тебя и с собой заберёт. Например, на вольные хлеба в Швейцарию.

Сжимаю губы в прямую линию, замечая в дальнем конце зала «Настю», направляющуюся в сторону Германа. Она, как ищейка, взявшая след. Или как французский бульдог, вцепившийся в сахарную косточку мёртвой хваткой.

— Он не мой, — отрезаю я, будто это единственное, что я уловила из речи Возова.

Сергей смеётся, а я фыркаю, как девчонка, и ухожу к стеклянным дверям на террасу. Надо проветриться.

На улице штиль: влажно и внезапно тепло. Дождь прекратился, а температура поднялась. Даже привычный бриз с залива не дует. Я отступаю от дверей, обхватываю себя за предплечья и иду в сторону тёплого открытого бассейна, от которого поднимается лёгкий пар. Голубая подсветка делает воду матовой, как будто бы молочной в этом тумане. Думаю, что неплохо бы завтра сходить с утра поплавать. Давно я не тренировалась. Гости, наверняка, будут отсыпаться после обильных возлияний, и всё СПА клуба будет в моём распоряжении.

Боже, как тут хорошо. Делаю вдох, другой, в голове чуть-чуть проясняется.

Одна мысль не даёт мне покоя. Сергей что-то такое обронил, что меня задело. Только я не могу понять, что именно. Его короткий монолог крутится в моей голове. Снова и снова. Я ищу те самые слова, за которые зацепилось сознание.

Ищу и нахожу.

— Варь! — голос Германа звучит резко и внезапно.

Оборачиваюсь и вижу его у выхода из зала.

— Ты куда пропала? — хмурится он.

В прекрасно сшитом тёмно-синем костюме он выглядит будто сошедшим с обложки журнала «Форбс». Островскому, конечно, пока далеко до тех, о ком там печатают, но он мужчина целеустремлённый, дайте ему несколько лет, и он сколотит приличное состояние: с его-то светлой головой, чёткими мозгами и умением завязывать отношения.

Сейчас я не вижу в нём ни капли от загорелого нагловатого парня в футболке и шортах, устраивающего мне пикник на пляже в Рио или уговаривающего сигануть с рампы на дельтоплане.

Интересно, я тоже так изменилась?

Исподволь я всегда помнила о нём. А он обо мне? Помнил?

— Так ты не просто так купил фирму Сергея? Знал, что я здесь работаю? — вместо ответа я задаю вопрос, когда Герман подходит ближе.

Он хмурит брови и закладывает руки в карманы брюк. Не нравится, что я снова об этом заговорила. Пытается скрыть настоящие эмоции. Конечно, он повторяет то, что я уже слышала.

— Я не следил за твоей жизнью.

Голос у него грубый — как гравий на пыльной дороге.

Делаю шаг ему навстречу, одариваю мягкой ироничной улыбкой и медленно произношу:

— Ложь.

Одно слово провисает между нами. Оно почти физически осязаемо. И мне очень хочется, чтобы Герман перестал отрицать то, что очевидно.

Возов сказал: «если судить по его первоначальному интересу к тебе». Теперь я точно знаю, что интерес был, а это значит…

— Ой, а тут так мило!

Высокий голос «Насти» рушит магию момента. Мы с Германом синхронно вздрагиваем. Блондинка энергично цокает острыми шпильками по плиткам двора.

— Давай сфотографируемся на память. Смотри, — она машет рукой сверху вниз, указывая на фасад здания в праздничной иллюминации, — какая красота! Её надо запечатлеть. А ещё лучше нас на её фоне, — широкая улыбка этой блондинки становится какой-то хищной, и, кажется, с «Насти» слетает этот её образ «той ещё милашки».

«Нас» — это, безусловно, ко мне не относится.

— Сфотографируемся? — скептически тянет Герман. — Я не большой любитель фотографироваться. Тем более, на память.

— Ну да, — соглашается Настя, — звучит так, будто мы ещё долго не увидимся. Мне это тоже совсем не нравится.