Контракт на невинность (СИ) - Шварц Анна. Страница 32

— Поднимайся, — приказывает Камиль и я встаю. Хазар щупает пульс, приложив к тонкой шее эльфа два пальца. Потом пожимает плечами и переворачивает голову Мирослава набок, позволив дышать не салатом, а воздухом.

От нервов мои ноги заплетаются. Я спотыкаюсь, пытаясь выйти из-за стола, пытаюсь вернуть равновесие, роняю на столе бокал, и он лопается под моей ладонью. Осколки вонзаются в старую рану, и я пищу от боли.

— Неуклюжая курица, — комментирует Камиль. Он берет меня за руку и переворачивает ладонью вверх. Кровь смешивается с алкоголем и стекает ручейками на пол, а меня начинает мутить от ее вида.

— Я случайно.

Камиль, взглянув на меня, как на идиотку, зажимает рану своей ладонью, взяв меня за руку. И ведет к выходу из бара.

Перед тем, как развернуться, я успеваю заметить, как смотрит Хазар на наши сцепленные руки. В его взгляде в этот момент больше эмоций, чем когда он душил эльфа. И мне эти эмоции не совсем нравятся. Будто бы я случайно подсмотрела что-то глубоко личное.

Эпизод 29

Меня начинает подташнивать от запаха крови в салоне машины, пока перекись, которую вылил мне на рану Камиль, пенится и шипит. Я изо всех сил стараюсь снова не запищать от боли.

— Руку дай.

Я протягиваю руку. Потом кошусь на то, как Камиль берет мою ладонь, и, раскрыв ее, смотрит внимательно на рану. А я, пытаясь отвлечься и пользуясь случаем, рассматриваю его поближе.

Черт, он намного старше меня, но выглядит крайне хорошо. Я отлично помню друзей отца, которым было примерно столько же, когда я училась в начальной школе. Они выглядели очень, очень взрослыми и старыми. Успели нажить вторые, третьи подбородки, животы, землистый цвет лица и расширенные поры, да и пахли так себе. Бензином, дешевым одеколоном и домашним супом.

Видимо, деньги творят чудеса. Хотя, даже плохое прошлое на внешности Камиля особо не оставило отпечаток. Он выглядит просто взрослым и уверенным в себе мужчиной.

В этот момент убийца поднимает на меня взгляд, и я вздрагиваю. Ладно, я ошиблась. Отпечаток остался. Где-то в глубине его темной души. Каждый раз чувствую мурашки по спине.

— Тебе придется это зашить, — произносит он, а я моргаю.

— Что?

— Аллергия на обезболивающие есть? — продолжает Камиль, и протягивает через меня руку обратно к бардачку, перебирая открытую аптечку. Когда он зажимает между пальцев шприц в упаковке, продолжая что-то искать, до меня, наконец, доходит.

— Нет. Нет, ты что, — я пытаюсь выдрать руку, но она вспыхивает болью и я айкаю, испуганно подпрыгнув. Страх ледяными лапищами хватает меня за сердце, а когда я представляю иглу, вонзающуюся в мою ладонь — мне кажется, что снежинки от этих ледяных лап танцуют по всему телу, — нет, не надо! Не смей меня ничем колоть.

— Тогда я тебя отвезу в травматологию. В любом случае тебя зашьют, — спокойно произносит Камиль, а я мотаю протестующе головой.

— Нет. Само заживет. Я боюсь.

— Не пори херню, цыпа. Ты задела сухожилия. Оно само не заживет.

У меня начинает кружиться голова, а пальцы, которыми сжимает убийца мою руку, становятся будто бы совсем горячими. Я откидываюсь на спинку, пытаясь унять головокружение.

— И плевать, — выдыхаю я, — ничего, переживу. Одной рукой больше, одной меньше… Я ненавижу больницы. А ты… нет. И тебе я не доверяю. Откуда у тебя… все это с собой? Ты что, врач? Хирург?

Ляпнув это, я понимаю, насколько сглупила, особенно когда на губах Камиля появляется намек на усмешку.

Ну я и дура. Интересно, его только за глаза называют Хирургом? Он может ненавидеть это прозвище. Меня вот в школе прозвали доской… не сказала бы, что я с теплом вспоминаю эту дурацкую и оскорбительную кличку.

— Мне это часто приходится делать. Расслабься, — произносит Камиль, глядя на мое наверняка стремительно бледнеющее лицо, — зашью так, что у тебя останется незаметный шрам. Можешь отвернуться, цыпа. Ничего не почувствуешь.

Я скептически смотрю на свою окровавленную руку. Даже не знаю. Мне кажется, что у меня останется мерзкая, уродливая полоса в любом случае. Наверное, хренова Валя, увлекающаяся хиромантией, сейчас бы умно рассказала бы, чем мне грозит новая линия на ладони. Даже у меня уже появляются подозрения, что я ее получила не просто так.

— И… ты будешь это делать здесь? — мой голос вздрагивает. Не то, чтобы я готова была довериться убийце…

— Нет. Дома, — Камиль стягивает сильно мою ладонь бинтом, отчего я ойкаю, и фиксирует повязку, — так что потерпи.

— Я все еще не уверена в том, что это необходимо, — в доме Камиля, на кухне, я сажусь на стол, пока меня колотит дрожь от шока. Или нервов. Или страха. Не пойму — от чего. Но я не могу найти себе места, поэтому не просидев и пары секунд, сползаю со стола, подумав, что это как-то совсем некрасиво, и краешком попы плюхаюсь на стул.

Кажется, его ножки начинают постукивать от моей дрожащей тушки.

— Я видела твой шрам на животе, — продолжаю я, наблюдая за тем, как неумолимо убийца ищет все необходимое, — он не выглядит незаметным. Ты меня обманываешь.

— Потому что это ножевое ранение, которое мне зашивали в больнице, — спокойно отвечает мне мужчина.

— А другие шрамы я и не помню…

Камиль поворачивается ко мне, держа в руках ампулу, а в другой — шприц. У него это получается как-то совсем естественно и непринужденно.

— Хочешь посмотреть? Я разденусь для тебя, цыпа. Мне не сложно.

— Не утруждайся, — я сглатываю ставшую вязкой слюну, а Камиль подходит ко мне, положив на стол весь набор предметов. Я даже не хочу на них смотреть: ощущаю себя, как подопытный кролик.

Дьявол. Что он делает? Я напрягаюсь, когда убийца расстегивает темную рубашку и снимает ее, бросив на спинку стула. От этого простого движения у него напрягаются четко мышцы под кожей и я едва не закатываю глаза, чтобы отключиться. Одно дело — видеть его в полутьме. Другое дело, когда свет безжалостно бьет с потолка, позволяя рассмотреть абсолютно каждый сантиметр рельефного тела, покрытого шрамами и татуировками. Так близко! Я бы испугалась перспективы остаться наедине с полуобнаженным мужчиной, если бы мне не грозило кое-что пострашнее.

— Ты замерзнешь, — роняю я ослабевшим голосом. Камиль берет мою руку, похоже, пользуясь тем, что я в глубоком шоке, и безжалостно разматывает повязку.

— Не замерзну, цыпа. Зато ты отвлечешься.

Я уже отвлеклась. Теперь меня трясет не только от страха, но и вообще. Еще меня прошибает холодный пот, а лицо начинает гореть, когда я понимаю, что не могу никуда деть свой взгляд, кроме как на тело Камиля. Я ошалело смотрю на птицу на его ребрах, забыв, как правильно дышать.

Эпизод 30

Меня отрезвляет укол в руку — короткий, болезненный, и я зажмуриваюсь. Главное — не смотреть. Распорола ладонь я себе сильно, Камиль, скорее всего прав насчет повреждений, потому что ладонь плохо мне подчинялась.

Когда я открываю глаза, резкие очертания тату на ребрах расплываются. Я, не сдержавшись, вздыхаю, но получается это со всхлипом.

— Хватит плакать. Я даже еще не начал.

— А я тоже не начинала еще плакать, — огрызаюсь я. Мог бы и пожалеть. Это он привык получать ножом под ребра, а не я, — тот эльф по имени Мирослав рассказал про тебя много жутких вещей. Это правда?

— Что именно? — я слышу ироничную усмешку.

— Он сказал, что ты убил целую семью. Вместе с детьми. Это правда? — в этот момент я поворачиваю немного голову, чтобы увидеть выражение лица Камиля. А он поднимает на меня взгляд, прекратив что-то делать с рукой. Смотрит так, будто бы я зря это спросила.

— Я просто хочу… знать, — добавляю менее уверенно я.

Пожалуйста, пусть он скажет, что это ложь. Я не смогу быть рядом с человеком, который способен на такое страшное преступление.

— Ты… хочешь жениться на мне, — продолжаю я свой монолог, пока Камиль почти буквально препарирует меня взглядом, — играть в мужа и жену. У нас рано или поздно появятся дети. Я должна знать о тебе такие вещи.