Четвертое сокровище - Симода Тодд. Страница 48

Новая неделя пришла и прошла очень быстро. В первый день, проведенный ими вместе, Ихара рассказал брату все, что знал о семейном чайном бизнесе.

— Понятно, — ответил Синдзю, показывая на бухгалтерскую книгу. — Мы можем использовать сеть наших торговых агентов себе на пользу. Если мы сблизимся с одним, другие потянутся следом.

Ихаре пришлось признать, что план его брата разумен.

— Хорошо, младший брат, я вижу, куда ты клонишь. Ты будешь сам заниматься этими сделками?

— Конечно. Я сделаю все, чтобы вернуть нашей семье доброе имя.

— Я буду счастлив, если это удастся.

Ихара почти не видел брата в ту неделю. Первые несколько дней у него было чувство, будто гора свалилась с его плеч. К концу недели он стал немного волноваться — особенно замечая, как хозяин гостиницы каждый раз хмурится, когда он проходит мимо него в комнату.

Но он решил доверять брату. Когда Ихара не работал и не занимался каллиграфией, он бесцельно бродил по городу. Однажды вечером недалеко от центра, куда он забрел, отдыхая от занятий, он наткнулся на объявление, где говорилось о каллиграфическом состязании, которое должно было начаться через несколько дней в одном из монастырей. Ихара запомнил все подробности, включая размер вознаграждения победителю, и пошел обратно в чайную.

— Как вы думаете, стоит ли мне участвовать в состязании? — спросил он старуху Курокава.

— Вы бы выиграли.

— Мне нужно больше заниматься.

— А почему вам не бросить работу? Если хотите, можете проводить здесь весь день. Я бы вас кормила, мыла вам кисти, готовила тушь и подавала бумагу.

Ихара поклонился ей.

— Спасибо вам.

Теперь Ихара проводил все дни и почти все ночи в чайной, занимаясь на пределе возможного. Последние несколько монет он отдал Курокава на новые кисти. Он редко виделся с братом и Ногути, поскольку ел в чайной. Когда подошло время состязаний, Ихара, с одной стороны, чувствовал, что готов, но, с другой, ему было тревожно. Его каллиграфия сильно изменилась с тех времен, когда он занимался в школе Дайдзэн, и еще больше — после того, как он приехал в Эдо. Но к лучшему ли эти перемены?

В день состязаний Ихара упаковал кисти, тушь, бумагу и тушечницу. Когда он уходил, старуха Курокава поклонилась ему, не сказав ни слова. Ихара в спешке пересек Эдо и подошел к храму рано. Сначала он записался — регистратора впечатлила его принадлежность к известной школе, — и занял отведенное ему место. Пытаясь расслабиться, прошелся по территории храма, пока подъезжали и устраивались зрители и другие участники. Создавалось впечатление, что большинство других участников знакомы между собой — они дружески болтали друг с другом. Ихара же мог только наблюдать.

Наконец объявили о начале состязаний. Зрителям представили организаторов и судей, а также разъяснили правила: будут прочитаны пять стихотворений, участники по своему желанию должны выбрать три и до захода солнца представить их каллиграфическое исполнение. Объявлявший дал сигнал.

Ихара записал все прочитанные стихотворения на клочке бумаги. Взяли их из антологии древней японской поэзии «Манъёсю»^[61] — по большей части то была любовная лирика. Ихара выбрал три и попробовал представить, как они должны выглядеть на бумаге и какие иероглифические черты подходит лучше всего. Его сердце заколотилось, когда он понял, чтó будет делать. Ихара произнес про себя молитву почившему сэнсэю Дайдзэн и приступил.

С закатом состязание закончилось. Ихара отложил кисть и почувствовал, что его рука и спина ноют от целого дня работы. Он выбрал лучшие варианты каждого стиха и положил их сверху.

Участники отошли к галерее и толпе зрителей, а судьи пошли вдоль разложенных каллиграфических свитков. Никто не обмолвился с Ихарой ни словом, хотя он и заметил на себе косые взгляды некоторых соперников.

Судьи удалились в дальний угол монастыря и принялись совещаться. Каждый высказывался по очереди. После голосования началась оживленная дискуссия. Затем проголосовали еще раз, что повлекло еще более бурное обсуждение. Толпа зашепталась. За еще одним раундом прений последовало новое голосование. И только тогда результаты передали для оглашения.

Объявили вторую и третью премии. В толпе раздались возгласы одобрения. Когда же провозгласили имя победителя, толпа разразилась громкими удивленными криками. Ихара наконец понял, что произнесли его имя. Он не мог сдвинуться с места, пока объявлявший не сделал ему знак подойти и получить премию.

Он долго стоял у своих работ, пока участники, зрители и судьи поздравляли его, интересуясь его техникой и связью со школой Дайдзэн. Потом они вместе отправились поесть и выпить; торжества продолжались до поздней ночи. С торжества его не отпускали, пока он не пообещал давать уроки.

Когда он вернулся в гостиницу — в голове пусто и она кружилась, — хозяин крикнул ему что-то, но он не разобрал. Хозяин заорал на него снова. До Ихары наконец дошло: он хотел денег.

— Твои брат и сестра исчезли. Нет денег — нет и отношений. Я хочу то, что мне причитается, причем — немедленно, иначе я обращусь к властям.

Дрожащими руками — дрожали они как от выпитого, так и от угроз — Ихара пересчитал призовые деньги: их не хватало, чтобы оплатить счет. Он открыл мешок с каллиграфическими принадлежностями, предлагая кисти. Хозяин поморщился, но кисти взял. После чего показал на кучу вещей Ихары, которые валялись на полу.

Ихара спал до утра у чайного домика, пока Курокава не открыла ставни навстречу утреннему солнцу.

Он смиренно поклонился, когда старуха предложила ему спать в мастерской своего деда. О своем брате и Ногути он больше ничего не слышал, но выяснил, что все активы чайной компании Ихары были проданы.

Ихара написал длинное письмо матери, объясняя произошедшее, но брата стараясь ни в чем не обвинять. Он сообщал, что будет и дальше посылать ей деньги и попытается восстановить доброе имя семьи как можно скорее.

Потом связался с теми, кто хотел получать уроки каллиграфии, и договорился со старухой Курокава, чтобы она позволила проводить их в чайной. Он давал одно-два занятия в день. Дел в чайной тоже прибавилось: ученики приходили перед занятиями и просили чай с закусками, а часто беседовали с такими же энтузиастами каллиграфии и оставались распить бутылочку-другую сакэ.

Ихара получил от матери ответ: та благодарила его за посланные деньги и сожалела, что их семейное дело не принесло ему ничего. Она продала их дом и переехала в соседний город к врачу, лечившему травами. Она надеялась, что сын найдет свою судьбу в Эдо.

— Я хотел бы дать название своей школе, — сказал однажды вечером Ихара старухе Курокава после того, как ученики разошлись.

— Давно пора. Школа Ихара звучит, по-моему, чудесно.

— Школа Курокава звучит куда лучше, если вы дадите разрешение. Я стану наставником в Школе каллиграфии Курокава.

— Почту за честь, — ответила она и добавила: — Сэнсэй Курокава.

Школа Курокава стала известна под именем Чайной или Новой школы. Через два года она уже брала верх во всех калл и графических состязаниях в Эдо. Чайная была пере' полнена посетителями и вскоре стаза одним из центров сёдо. Те деньги, которые зарабатывала школа, позволили им расшириться и купить здание рядом с чайной. Старухе хотелось отремонтировать старую чайную, но сэнсэй не разрешил.

— Чайная прекрасна такой, какая есть, — сказал он. — Она в духе школы. На самом деле, я хотел бы немного разрушить новые классы, чтоб больше походили на чайную.

Старуха Курокава рассмеялась.

Однажды зимой после легкого снегопада старуха прервала занятия сэнсэя.

— Тут кто-то спрашивает сэнсэя Новой школы.

— Еще один ученик?

— Не похоже. Я попросила его зайти попозже, если он хочет заниматься, но он сказал, что по личному делу.