Война теней (СИ) - Поляков Владимир Соломонович. Страница 19
Вот потому сегодня я и находился в министерстве промышленности, в гостях у Фрэнсиса Пикенса, бывшего опытного дипломата, который в итоге, неожиданно даже для себя, стал министром не чего то, а той самой промышленности, о которой имел довольно общие представления. Зато имел достаточно разума, чтобы переложить специфику на заместителей, оставляя за собой лишь общие вопросы, для которых технические знания не требовались. И то… За прошедшее с момента назначения время ему уже небо с овчинку показалось, и старина Фрэнсис очень хотел перейти на другой пост. Более того, получил обещание, что через год, максимум полтора это и произойдёт.
Куда переместится? Председатель Конгресса либо Сената, тут пока ещё не было до конца понятно. Нынешние не сказать что не соответствовали, но были далеко не идеальным вариантом. Так, времянка и не более того. Зато Пикенс — это совсем другое дело. Его опыт дипломата в подобной должности, в Конгрессе или Сенате, окажется востребованным. Монархия то у нас не просто, а конституционная. Но в то же самое время многое ещё предстоит выправлять, чтобы привести систему одновременно к устойчивому и способному развиваться в нужном направлении состоянию. Тому самому. для которого не подходит ни чистый абсолютизм, ни тем паче всеобщее избирательное право, будь оно неладно. Голос потомственного подсобного рабочего в принципе не может иметь одинаковый вес с голосом профессора, офицера или обычного учителя в стандартной школе. И вообще, дураков априори больше, нежели умных людей, а это значит, что в условиях демократии они умных тупо переголосуют, задавят количеством. Ну а к власти придут либо откровенные ублюдки, либо демагоги, умеющие засирать скромного качества мозги широких электоральных масс. Видели, знаем.
Ладно, сейчас несколько не о том речь. Сегодня требовалось устроить небольшую демонстрацию всего трём важным зрителям и ещё одному милому дополнению. Под важными имелись в виду собственно Фрэнсис Пикенс, канцлер Борегар и, разумеется, император Владимир I собственной персоной. Ну а милое дополнение — это, понятное дело, Вайнона Килмер, которой я ещё в Альбукерке намекнул об очень интересном сюрпризе, который её ожидает, когда мы вернёмся в Ричмонд.
И вот все мы, не считая нескольких министерских чиновников, находимся не просто в одном из помещений, а в том, которое пригодно для практических демонстраций новых научных достижений. Признаться честно, таковых было несколько, причём разной площади и уровня защищённости. Однако для конкретного расклада вполне подходило и это — по сути парадное, лишённое особенной защиты. Технологии то, которые вот-вот должны были начать демонстрироваться, не являлись опасными и уж тем более не требовали отдельных полигонов.
— Чем решил нас удивить, Виктор? — не скрывая интереса, произнёс Владимир, по юности лет и повышенной энергичности рассекающий по довольно обширному помещению взад-вперёд, но не будучи на нервах, а просто так, от той самой кипучей энергии. — Оружие, что-то ещё из транспорта, нечто совсем новое и необычное?
— Новое — это вряд ли, — слегка улыбаюсь, видя энтузиазм императора. Равно как неслабый интерес что Пикенса, что Борегара. — Скорее уж то, что придумано достаточно давно, но толком не используется. Ведь то, что сейчас или некоторое время назад стало последним криком прогресса, в большей части случаев было создано десятилетия назад. В том числе и оружие.
Борегар, тут же заметно оживившись, поднялся из мягких объятий кресла, в котором пребывал, после чего подошёл поближе ко мне и императору. Мда… Надо бы канцлеру того, двигаться побольше, а то за последние пару лет стало заметно, что вес заметно прибавился. И тут не банальная лень, ибо Пьер Густав Тутан де Борегар действительно пребывал в трудах и хлопотах, не желая являться лишь номинальным канцлером. Хотя и не лез в дела, в коих не понимал вообще или понимал едва-едва. Просто малоподвижный образ жизни и обилие той самой бумажной работы. Исправлять надо. Теперь уже точно надо, раз уж изменения в глаза стали бросаться.
— Какое оружие, Виктор?
— Самое разное. Что, паровая машина на кораблях была придумана недавно? Вовсе нет, ещё в наполеоновские времена были публично продемонстрированы прототипы. А какое шло сопротивление подобному нововведению. Нарезные орудия опять же, от огульной критики которых некоторые страны с очень даже развитыми армией и флотом только сейчас начали отходить. Револьверы и многозарядные винтовки известны очень давно, ещё до создания привычного там патрона. И что, широко ли они использовались? И таких примеров масса. Косность, нежелание смотреть вперёд, какая-то воистину пещерная ненависть к прогрессу на уровне многих власть имущих персон.
— Но потому мы и стараемся всё изменить, — невозмутимо заявил дымящий сигарой Пикенс, которого и впрямь сложно было вывести из состояния душевного равновесия. — Передовое оружие в армии, новейшие броненосцы на флоте. По дорогам уже стали нестись безбожно дымящие паромобили. И другое, не такое заметное.
Правильные слова подобрал Фрэнсис. Разряжающие обстановку и одновременно позволяющие собравшимся реально гордиться уже сделанным. Однако почивать на лаврах — это несколько не моё. Вайнона опять же едва ли не лапками перебирает от того самого кошачьего любопытства, в той или иной степени любой женщине присущего.
— Вот от незаметного я и постарался оттолкнуться, джентльмены, — произнеся это, я потянулся к стоящему на столике колокольчику и позвонил в него, тем самым вызывая стоящего за дверью и ожидающего сигнала чиновника. — Филипп, будьте любезны пригласить мистера Меуччи. Если необходимо, то с ассистентом.
Фамилия Меуччи, понятное дело, была абсолютно не на слуху. Присутствующие здесь люди также ни разу не представляли, кто этот человек и чем привлёк внимание. За исключением Пикенса, конечно, но и тот покамест был осведомлён лишь в общих чертах. Остальным же… Сюрприз, однако, хотя и в самом лучшем понимании этого слова.
Антонио Меуччи был сложным человеком. Итальянец, уроженец Флоренции, закончивший Флорентийскую Академию Изящных Искусств, но по сути с этим самым искусствам прямого отношения не имеющий. Причина? Увлечение с юного возраста тем, что так или иначе связано с электричеством. Сперва специализирующийся на театральных декорациях и спецэффектах, он уже сумел немалого добиться. Сперва контракты с театрами на итальянских землях, затем переезд за океан, на Кубу, где более пяти лет Меуччи работал в Гаванском театре. И вот там то он перестал быть просто специалистом по декорациям и спецэффектам, занявшись, по поручению впечатленного его способностями губернатора, гальванизацией оружия и металлических частей амуниции для гаванского гарнизона. Мелочь? Э, нет, совсем не так. Дело всё в том, что до этого, за неимением специалистов достаточно высокого уровня, всё это приходилось отправлять по ту сторону океана. Дорого, долго, хлопотно. А специалист по театральным спецэффектам и декорациям всё это изменил. Солидная такая рекомендация.
Однако в Гаване Меуччи так и не остался, предпочтя откочевать вместе с театром в Нью-Йорк. Что ж, вольному воля, но, как по мне, это не было лучшим в его жизни решением. В его жизни, поскольку мне от подобного сделанного итальянским мастером по электричеству шага в итоге вышла сплошная польза. Каким образом? Да просто на протяжении десятилетия. с пятидесятого по шестидесятый год, пребывающий вместе со своей женой в Нью-Йорке Меуччи, имея достаточную степень финансовой независимости, вплотную засел за опытами над различными приборами. Большая часть из оных не представляла из себя ничего особенного, да и заработок итальянца шёл по большей части с открытого им небольшого свечного завода, но вот одно из устройств…
Телетрофон — именно так Антонио Меуччи назвал устройство, позволяющее передавать посредством электрических импульсов звук по проводам на достаточно большое расстояние. Несколько тяжеловесно звучит, но для меня, как человека, прекрасно понимающего суть при первом же намёке, этого хватило. Белл, говорите? Ан нет, как оказалось, за полтора десятка лет до Белла именно Меуччи в 1860 году в одной из италоязычных газет Нью-Йорка опубликовал статью про свой телетрофон… оставшуюся, по большей части, совершенно незамеченной читающей публикой. Слишком уж всё это выглядело фантастично, да и мало кто искал в газетке не первого ряда что-то серьёзное.