Обещания и Гранаты (ЛП) - Миллер Сав Р.. Страница 61

Отпустив одну из моих рук, она впивается ногтями в перед моих штанов; я шиплю, когда она проводит ими по моему члену, который напрягается от ее прикосновения.

— Осторожнее, малышка. Я начинаю понимать это неправильно.

Она поднимает лицо, прежний жар все еще светится в этих золотых глазах, ярость и похоть смешиваются и борются за господство. Не говоря больше ни слова, она обхватывает меня через штаны, сильно сжимая, и моя свободная рука естественным образом взлетает вверх, сжимая ее волосы на затылке.

Откидывая ее голову назад, я выгибаюсь так, чтобы нависнуть над ней, ожидая, когда улыбка украсит ее красивые черты.

Этого не происходит, и через мгновение я вижу, что происходит.

Она не заинтересована в разговоре; боль и гнев все еще слишком свежи, они повторяются в ее сознании, как вышедший из-под контроля фейерверк, взрывающийся до тех пор, пока не останется ничего, кроме обугленных останков.

Тем не менее, ее тело, похоже, не на той же волне, что и ее мозг, тянется ко мне, как будто просто не может ничего с собой поделать.

И если это то, как я должен заставить ее вернуться ко мне, так тому и быть, черт возьми.

Отступая назад, пока ее ноги не соприкоснутся с держателем для напитков на одном из театральных кресел, я так крепко сжимаю корни ее волос, что с ее губ срывается испуганный вздох. Ее рука поднимается, вцепляясь в мое предплечье, как будто она собирается попытаться оторвать меня, но вместо этого сжимается, цепляясь за меня через костюм.

— Мы закончили разговор? — хрипит она, протягивая другую руку назад, чтобы удержаться на сиденье.

— Это зависит от того, собираешься ли ты сказать что-нибудь, чего я еще не знаю? — Ее ноздри раздуваются, и я мрачно усмехаюсь, наклоняясь, чтобы провести своим носом по ее носу. — Когда я сказал, что хочу поговорить, я не имел в виду, что хотел, чтобы ты спровоцировала меня на реакцию. Но если ты не готова к большему, я дам. Что бы тебе ни понадобилось от меня прямо сейчас, малышка, я дам это тебе.

Ее глаза остаются на моих, но ее дыхание прерывается, заставляя мой член пульсировать у ее живота. Медленно скользя другой рукой вверх по ее боку, запоминая нежный изгиб ее бедра, выпуклость груди, я останавливаюсь на ее шее, обхватывая пальцами.

— Хочешь, чтобы я трахал тебя до тех пор, пока ты не забудешь, как дерьмово я заставил тебя чувствовать себя? Хочешь, чтобы я засунул в тебя свой член, заставил кончать снова и снова, пока ты не начнешь умолять меня остановиться? — Я бросаю взгляд на все еще переполненный зал, слышу тихую болтовню из ложи ее семьи, задаваясь вопросом, как много из этого они могут услышать.

Злая ухмылка расползается по моему лицу, злоба в ней осязаема, и я наклоняюсь, задевая губами ее ухо.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь, прямо сейчас? Где любой в городе мог бы услышать или даже увидеть, как ты распадаешься на куски ради меня?

Горло сжимается под моей хваткой, она облизывает губы, золото в ее глазах светится, как у сучки в течке.

Затем следует единственный кивок, едва заметный, когда я удерживаю ее за шею на месте, но все равно его улавливаю. Мое сердце пробивает грудную клетку, устремляясь в пищевод, перекрывая подачу воздуха, когда представляю, что собираюсь с ней сделать.

Скользнув взглядом по ее телу, я сглатываю, мой член истекает преякулятом только при мысли о том, что люди станут свидетелями возвращения моей жены.

Отпустив ее волосы, я опускаю руку вниз по передней части ее платья, одним резким рывком поднимая юбку до бедер; она ахает, когда прохладный воздух касается ее обнаженной киски, заставляя ее дрожать.

Проводя костяшками пальцев по ее центру, я вглядываюсь в ее лицо, внимательно следя за малейшими изменениями в поведении.

Ее губы приоткрываются, когда мой большой палец поднимается вверх, проводя по ее клитору, стон, срывающийся с ее губ, — самый сладкий гребаный грех, который я когда-либо испытывал.

Я ловлю его своими, накрывая ее губы в ту же секунду, когда усиливаю давление на клитор, согласовывая каждое движение моего языка с длинными, томными движениями моего большого пальца. Она пульсирует подо мной, ее тело оживает, как инструмент, который настраивает его хозяин, и я стону в нее, желая ничего больше, чем заползти под ее кожу и никогда не выходить.

Погружаясь глубже в поцелуй, пока все, что я могу, черт возьми, попробовать, — это этот единственный момент времени, я отпускаю ее горло, используя эту руку, чтобы стянуть лиф ее платья вниз по груди. Одна бретелька отрывается, заставляя ее шипеть в меня, но я игнорирую это, зажимая сосок между пальцами, затем перекатывая его под большим пальцем.

Ее бедра вращаются тем быстрее, чем быстрее я двигаюсь в ней, отчаянно нуждаясь в частичке эйфории, которую могу дать ей только я. Скользнув руками вверх по моей груди, она вцепляется в мою шею, крошечные уколы боли заставляют меня в восторге дернуться вперед, когда я чуть не падаю в театральное кресло.

— Черт, — ругаюсь я, отрывая свой рот от ее.

Делая шаг назад, я опускаюсь на колени, состояние грязного пола даже не беспокоит, когда я оказываюсь на одном уровне с ее блестящей киской. Я ныряю вперед, нуждаясь хотя бы раз попробовать ее на вкус, прежде чем что-то пойдет дальше, втягиваю одну губу в рот, прежде чем отстраниться.

— Думаешь, ты сможешь удержаться на сидении? — спрашиваю я. Мой голос такой хриплый, такой чертовски нуждающийся, что его почти не узнать. Она сдвигается, кладет локти за спину и кладет задницу на подлокотник, откидываясь назад, чтобы дать мне лучший обзор. — Раздвинь ноги, малышка. Я хочу увидеть, насколько ты чертовски зла.

Она молча повинуется, приподнимая бедра и раздвигая ноги. У меня перехватывает дыхание, запах ее возбуждения проникает в мой мозг, и я никогда не хочу забывать об этом, пока жив. Я наклоняюсь, поднимаю нос вверх по внутренней стороне ее бедра, вдыхаю, пытаясь запечатлеть всю сцену в своей памяти.

— Как думаешь, кто — нибудь может видеть? — тихо спрашивает она, и я поднимаю взгляд, когда мой язык находит ее шрам — мой шрам — и скользит по искалеченной коже.

Впиваясь зубами в ее плоть, я наслаждаюсь тем, как она бьется в конвульсиях, желая, чтобы я мог разлить ее манеры и звуки по бутылкам и выпить их. Сделай их частью меня.

— Хочешь, чтобы они увидели? — спрашиваю я, мое дыхание касается ее киски, рот всего в миллиметрах от нее.

Она смотрит на меня сверху вниз, скручивая и разжимая губы, прежде чем слегка кивнуть. Мурашки расцветают на ее коже, как крошечные цветы, весенний цветок только для меня, посылающий всю мою кровь на юг.

— Конечно, ты хочешь. — Я придвигаюсь ближе, проводя кончиком языка по ее шелковистой плоти, наслаждаясь вкусом. — Моя жена хочет показать всем, какая она маленькая шлюха, не так ли?

— Я хочу, чтобы она знала, — говорит она тихим голосом, запуская пальцы в мои волосы. — Я хочу, чтобы она знала, что это совсем не похоже на то, что было у тебя с ней. Что она не может заставить тебя кончить так, как я.

— Черт, — стону я, ее ревность — провод под напряжением к моему члену, заставляющий мое зрение затуманиваться. Поднимая большие пальцы, чтобы раздвинуть ее, я облизываю ее вверх и вниз по всей длине, посасывая и покусывая, избегая ее любимого места до самой последней секунды. — Похотливая маленькая сучка. Ты хочешь заставить маму ревновать?

— Пожалуйста, — хнычет она, покачивая бедрами, прося большего.

Скользнув руками под ее бедра, я слегка приподнимаю ее, впиваясь пальцами в плоть ее задницы, прежде чем погрузиться в свой пир.

Ее голова немедленно откидывается назад, пальцы царапают кожу моей головы, когда они крутят и тянут, пытаясь прижать меня еще ближе. Мой язык чередуется между легкими кругами и четкими восьмерками, щелкая, облизывая и массируя, пока ее бедра не затрясутся.

Они сжимаются, закрывая мои уши, так что все, что я могу слышать, — это собственная кровь, бегущая между ними, мое сердце колотится в горле, и я удваиваю свои усилия, прижимаясь ртом к ее губам и сильно посасывая.