Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович. Страница 9

— На пять лет… Вроде бы всего год оставался. Да вот только уж совсем невмоготу стало. Мало того, что работа тяжелая, так ведь еще и измываются. А заработка даже на еду не хватает. Посмотрел бы кто, как и где мы живем! Ну а в каком тряпье ходим — сам видишь…

Не дослушав говорившего, Юлай спросил:

— Ты сам-то откуда родом будешь, кустым [23]?

— Из Тамъянского рода, агай. Из Куткура [24]. Зовут меня Хайрулла, а отца моего — Шаяхмет.

— Остальные тоже тамъянцы?

— Да нет. Из тамъянцев я тут один, — сказал Хайрулла и представил старшине своих товарищей: — Зайнулла — из Китайского рода, Хупитдин — из Кубалякского, а вон те — из аулов, что под началом старшины Кулуй Балтаса [25].

— И ни одного из Шайтан-Кудейской волости?

— Ни одного.

— Тогда зачем ко мне пожаловали? Нет чтобы к своим старшинам обратиться.

— Да какой от них прок, агай! А про Кулуй Балтаса болтают, будто он такой лютый, что похлеще хозяев завода будет. Сам же перед урысами лебезит, под их дудку пляшет.

— Х-м, ну а я к вам какое отношение имею?

— Не имеешь, конечно. Да только, кого ни спроси, все в один голос твердят, будто справедливее и добрее тебя никого нет. Потому мы и…

— Погоди, погоди, кустым, — перебил Юлай Хайруллу во второй раз. — Нечего меня так возносить! Я ведь тоже не святой.

— Пускай не святой, зато мы знаем, что кроме тебя нам никто не поможет, — возразил тот.

— И что же я должен, по-вашему, сделать? — спросил Юлай.

— Дай нам письменное разрешение на жительство в другом месте. Или хотя бы похлопочи за нас перед заводчиками, заступись.

— Нет у меня права такие бумаги чужим выдавать, кто из другой волости. И в заводские дела я вмешиваться не могу.

— И все ж попробуй, потолкуй с хозяином, агай. Не выйдет — так не выйдет, придется нам тогда в лес бежать и жить там.

Старшина Азналин знал, что столковаться с заводчиком Твердышевым невозможно, однако почувствовал, что уже готов поддаться на уговоры молодых рабочих.

— Ну, хорошо. Допустим, поеду я в Биларит. А дальше что? — с сомнением произнес он. — Вы ведь и сами знаете, какой у Твердышева крутой нрав. Он ни с кем не считается. Уж как ни бился я, чтоб строительство завода на Симе остановить, да все зря. Последнее слово все равно за хозяином завода осталось, за зверюгой этим. — Сказав так, Юлай велел накормить каскынов [26].

Их судьба не оставила его равнодушным. Наутро он поднялся чуть свет и стал будить Салавата.

— Улым, поедешь со мной в Идельбаши [27]?

— Конечно, атай, поеду, — не раздумывая, согласился тот, вскакивая с постели.

Подкрепившись завтраком, отец и сын собрались на скорую руку и, не мешкая, отправились вместе с беглыми рабочими по дороге, ведущей в Белорецк.

Когда до завода оставалось всего несколько верст, путники разделились. Оставив беглецов возле горной речки в у реме, Юлай с Салаватом поехали дальше.

За два года окрестности Белорецка сильно изменились. Сосновые леса между горами Марак и Тилмэй [28] заметно поредели, а на Агидели возвели для нужд завода запруду, растянувшуюся на несколько верст. Справа от нее, на пологом берегу, расположились заводские здания и доменная печь. Издалека виднелись четыре каменных постройки. На их фоне выделялись еще четыре выстроенные из красного кирпича корпуса. Из расположенных в них кузниц вылетали огненные искры. Было слышно, как работают приводимые в движение водяными мельницами тяжелые молоты.

Заметив, насколько поражен всем этим сын, Юлай объяснил:

— Двадцать пудов веса у этих молотов. Они сплющивают чугун, который выходит из доменной печи.

— А зачем вокруг завода и вокруг домов такие высокие заборы поставили?

— Должно быть, есть кого бояться…

Поездка в Белорецк оказалась неудачной. Как сообщил управляющий, Твердышев уехал в Уфу, где у него был особняк. А вопросы, касавшиеся беглых рабочих, он посоветовал решать с самим хозяином.

И тогда Юлай с Салаватом отправились в Уфу. Узнав, по какому делу явился к нему старшина Шайтан-Кудейской волости, Твердышев отказался вначале его принять. Но Юлай упорно стоял на своем, и владельцу завода пришлось-таки с ним встретиться.

Иван Твердышев вышел к нему сам.

— Вот ведь неугомонные какие! Столько лет со мной из-за Симского завода судились. Вам этого мало показалось. Теперь, ко всему прочему, в мою работу встреваете. Учтите, я вас еще самого к ответу привлеку за то, что вы беглых наемных работных людей выгораживаете, — пригрозил он и, резко повернувшись к ходокам спиной, быстро вошел в дом.

Так и не удалось Юлаю Азналину найти справедливость на своей собственной земле. Вернувшись восвояси, он сгоряча, несмотря на усталость, уселся писать письмо своему приятелю Рычкову.

VI

Ознакомившись с посланием старшины Шайтан-Кудейской волости Юлая Азналина, Петр Иванович Рычков немедленно отправился к оренбургскому губернатору.

— Ваше превосходительство! Убедительно прошу вас помочь уладить один вопрос.

Узнав, о чем идет речь, губернатор Рейнсдорп изменился в лице.

— Сперва этот Азналин сам меня всякими прошениями донимал, теперь через вас решил действовать. Сколько времени ушло на тяжбы из-за постройки завода, и вдруг на тебе, он уже и за беглых заступается!.. Весьма недостойное поведение для человека в звании старшины! А вы, уважаемый Петр Иванович, прошу меня извинить, тоже всяким преступникам потакаете…

— Позвольте, Ваше превосходительство! Насколько мне известно, старшина Азналин никаких преступлений не совершал, — возразил ему Рычков. — Это весьма достойная и влиятельная личность. Он пользуется в России достаточно большим авторитетом, хотя бы как доблестный участник наших военных походов. В башкирских восстаниях участия не принимал. Он исправно служил и не раз доказывал свою верность царю. Об этом мы с вами не должны забывать.

— Знаю, знаю, Петр Иванович, можете не утруждать себя. Все это мне доподлинно известно! — нехотя согласился губернатор. — Азналин действительно имеет репутацию человека благонадежного. До некоторых пор на него вполне можно было положиться. И мы, со своей стороны, видя в нем опору, неплохо к нему относились. Но нельзя же злоупотреблять нашим доверием. Что-то стал он чудить в последнее время. Далеко за примером ходить не станем, посудите сами, разве это входит в круг его полномочий — за беглых работных людей ходатайствовать? Нет у него никаких прав вмешиваться в дела Твердышева!

— Ваше превосходительство! Как говаривал, напутствуя меня сюда, мой батюшка, важно с тутошним народом задружить и на новых землях кулаками не размахивать. Нам тоже не след терять доверие таких лояльных людей из числа башкирцев, как Азналин. Ежели мы их от себя оттолкнем…

— Ну и что?! Чем нам это грозит? — запальчиво произнес Рейнсдорп, перебив Рычкова, и добавил: — Запомните, любезнейший Петр Иванович, пока я исполняю обязанности губернатора, они нам ничего не сделают. Я вот токмо одно не могу взять в толк: вам-то это зачем — башкирцев защищать? Вам — участнику экспедиции под предводительством главы Сената Ивана Кирилловича Кирилова и помогавшему князю Урусову в подавлении бунта Карасакала?! Как вы сами объясните столь странную перемену?

Слова губернатора задели Рычкова за живое.

— Попрошу вас, Ваше превосходительство, впредь со мной в подобном тоне не разговаривать. Это во-первых. Во-вторых, я должен вам заметить, что в пору моего участия в оренбургской экспедиции Ивана Кирилловича мне было всего-навсего двадцать лет с небольшим, а во время подавления бунта Карасакала — едва двадцать восемь исполнилось. И я, по молодости, многого еще недопонимая и не задумываясь над тем, что хорошо, а что плохо, лишь слепо исполнял чужую волю и подчинялся приказам моего начальства. Наконец, в-третьих… Тогда я еще не был ученым. Сейчас же мне, слава Богу, далеко за пятьдесят. И у меня вполне достаточно как жизненного опыта, так и научных знаний. Поэтому на башкирцев я смотрю уже совершенно иными глазами. За тридцать с лишним лет общения я хорошо изучил их быт, обычаи, нравы, привычки, национальный характер и с полным на то основанием смею утверждать, что башкирцы — это дети природы. Большинство из них по-детски простодушны и неиспорченны. У них чистая душа. Они не способны на подлость, а на добро всегда готовы ответить добром. В целом, это бескорыстный и бесхитростный народ.