Негромкий выстрел - Иванов Егор. Страница 63

Майор слегка кривил душой: лаборатория в Эвиденцбюро была ничем не хуже берлинской, однако в присутствии военного агента фон Войрша и германского курьера от самого Николаи он совсем не хотел признаваться в том, что и германские документы могут быть легко подделаны в Вене.

— Тогда отдайте все это срочно перефотографировать для будущего судебного процесса против анонимного шпиона, подготовьте сопроводительный документ, и мы с тем же любезным господином… — полковник замялся, забыв фамилию германского курьера.

— Лейтенант Митцл, господин полковник, — подсказал ему гость из Берлина.

— …отправим конверт обратно в Берлин.

— Хотелось бы осведомиться, господин полковник, что вы намерены предпринять далее? — обратился генерал к австрийскому контрразведчику. — Не нужна ли будет какая-либо дополнительная помощь из Берлина?

— Благодарю, господин генерал! Сотрудничество с отделом «Три Б» и майором Вальтером Николаи для нас бесценно, но предателя мы найдем сами! Полагаю, что как только мы получим из Берлина этот конверт, разумеется, в более чистом виде, — снова подчеркнул он промах германских коллег, — то в комнате на почтамте назначим беспрерывное дежурство двух агентов. Из помещения, где выдается корреспонденция, в эту дежурку будет проведен электрический звонок. Как только к почтовому чиновнику обратится адресат письма — некий господин Никон Ницетас — впрочем, я полагаю, что это псевдоним, поскольку по просьбе из Берлина мы уже искали в Вене господина с таким именем и не нашли никого похожего, — мышеловка захлопнется — чиновник нажмет кнопку звонка. Пока будут выдавать конверт и делать обязательную запись в книгу, агенты примчатся в зал, последуют за адресатом и установят его личность… Остальное, господин генерал, дело прокурора и судейских…

— Надо надеяться, что мерзавца будет судить военно-полевой суд! — рявкнул генерал.

— Эксцеленц, этот вопрос будет решать его величество император Франц-Иосиф… — склонил почтительно голову начальник Эвиденцбюро.

— О, я восхищен трудолюбием вашего императора, который начинает свой рабочий день в четыре часа утра! И это в столь преклонном возрасте! — дипломатично начал восторгаться германский военный агент монархом-союзником.

Полковник Урбанский погладил свой правый ус, изобразил довольную улыбку, но то, что он услышал вслед за комплиментом Францу-Иосифу, мгновенно стерло улыбку.

— А не полагаете ли вы, господин фон Остромиец, что может быть более чем один предатель? — брякнул вдруг генерал.

— Эксцеленц, трудно заранее судить о деле, когда к нему только приступаешь, — осторожно ответил контрразведчик. — По данным вашего отдела «Три Б» и нашего Эвиденцбюро, Петербург располагает важной информацией как об императорской и королевской армиях, так и о доблестных вооруженных силах Германии. Мы не собираемся свертывать нашу контрразведку после поимки одного предателя, но продолжим ее и далее… Полковники Батюшин в Варшаве, полковник Галкин в Киеве, генерал Монкевиц в Петербурге, а также военные агенты в Берлине и Вене, вероятно, будут и дальше напрягать свои усилия. Вы видите, — полковник приподнял пачку денег над столом, — с какой щедростью русская разведка расплачивается со своими людьми, а мы…

— О, полковник! — перебил его военный агент. — В Петербурге тоже, наверное, считают, что наши разведорганы щедро расплачиваются за услуги, а у них самих нищенский режим и мало ассигнований!.. В негласной работе так всегда было и будет… Нам же этот случай нужен еще и затем, чтобы доказать кое-кому, что противник щедр, а посему и нам следует добавить на секретную агентуру…

— Вы правы, генерал, — улыбнулся Урбанский, — я уже раздумывал над тем, как использовать столь высокий гонорар русскому агенту, дабы доказать необходимость новых дотаций нашему бюро.

Лейтенант слушал разговор с безразличным видом и оживился только тогда, когда майор Ронге вернулся в кабинет начальника с переснятыми документами в руках. Обращение коллегам в Берлин с просьбой подделать конверт было также готово, полковник Урбанский подписал его. Адъютант полковника принес сургуч и печать, зажгли свечу и стали опечатывать конверт. Процедура заняла несколько минут. В воздухе появился запах смолы. Конверт исчез в объемистом портфеле берлинского курьера, и германские офицеры откланялись.

36. Вена, март — май 1913 года

…Ровно через три дня лейтенант Митцль вновь входил в кабинет полковника Урбанского, на этот раз без военного агента. Из пакета, доставленного в том же объемистом портфеле, было извлечено письмо: «Господину Никону Ницетас, Вена, Главный почтамт, до востребования», — на сей раз в чистом конверте, с двумя почтовыми марками, наклеенными точно так же, как и на оригинале: одна выступала за край конверта.

Полковник оглядел конверт со всех сторон вложил его в картонную папку и вручил Ронге.

— Приступайте, как мы договорились!..

Когда Ронге собирался выйти из кабинета, Урбанскому пришла вдруг в голову мысль.

— Минуту, Максимилиан! — остановил он майора. Полковник любил в отсутствие чужих немного пофамильярничать с подчиненными, демонстрируя им свое расположение. — Кто из полицейских чиновников будет назначать сыщиков на почтамт?

— Доктор Новак, господин полковник! — ответил недоуменно Ронге.

— Не забудьте порекомендовать соответствующему ведомству перевести этого господина сразу после начала операции в какое-нибудь другое министерство! Разумеется, с повышением. Новые впечатления отвлекут его от размышлений, зачем понадобились агенты у окошка выдачи корреспонденции «до востребования». Он тогда не сможет проболтаться. Не исключено, что русские агенты есть и в полиции!

В первые дни после того, как конверт был положен в соответствующее окошечко, полковник Урбанский, майор Ронге и агенты, дежурившие на почтамте, находились в постоянном напряжении. Но за письмом из Восточной Пруссии никто не приходил. Тянулись дни, недели.

По приказу Урбанского контрразведка установила осторожное наблюдение над другим концом следа — в Женеве. Бригада лучших сыщиков была направлена в Швейцарию с заданием изучить связи и саму личность монсеньера Ларгье. Результат оказался весьма значительным, как и следовало ожидать.

Эвиденцбюро установило, что монсеньер Ларгье — лицо не мифическое, как можно было бы предположить, а реально существующий капитан французской разведки, вышедший в отставку и удалившийся на покой в курортную Женеву. Дабы скрасить себе остаток дней участием в любимой работе, заодно получать солидную прибавку к пенсии, он подрядился служить «почтовым ящиком» для французской и русской разведок.

Несколько дней Урбанский и Ронге сидели, запершись в кабинете полковника, разрабатывая планы компрометации Ларгье перед швейцарскими властями и его высылки из страны. Дело усугублялось тем, что вместе с Ларгье работала большая группа швейцарцев, немцев, французов и итальянцев. Агентам Ронге удалось узнать, что у отставного капитана были два главных помощника — Розетти и Росселет.

По предложению Урбанского детально спланировали операцию, в которой следовало добыть компрометирующие материалы об исполнителях в группе Ларгье — унтер-офицере армии Швейцарской конфедерации Петрилла и цюрихском купце Трокки, а затем подбросить эти сведения швейцарской контрразведке.

Эвиденцбюро только-только начало развертывать работу по делу Ларгье, как в Вене разразился скандал. Он имел свою историю.

…В январе 1910 года служащий артиллерийского депо Кречмар был арестован у себя на венской квартире. Кроме обыска у Кречмара, был произведен также налет на квартиру его зятя-фейерверкера [17]. На двух пролетках в Эвиденцбюро сыщики доставили материалы, которыми тут же занялась специально составленная военная комиссия. Разобрав найденные документы, комиссия установила, что Кречмар начиная с 1899 года оказывал услуги русской разведке через военного агента в Вене, с 1902 года — помогал французам, а с 1906 года — продавал копии похищенных бумаг итальянскому Генеральному штабу, зарабатывая в год тысяч по пятьдесят крон.